Антонина Медведская - Тихие омуты

Персонажи повести прибегают к фольклорному словарю еще и потому, что живут в атмосфере умалчивания. Страх и непонимание не позволяют называть вещи своими именами. Фольклорное мировосприятие определяет поэтику произведения. В повести звучат частушки и песни, пословицы и поговорки, передаются семейные предания и «слухи». Обращение к языческим и библейским персонажам отражает характерное для восточных славян двоеверие.

Описывая массовый голод и репрессии, писательница не объясняет, почему это произошло. Она изображает случившееся в свете народных эсхатологических представлений.

В народной словесности на будущую беду указывают предзнаменования или предчувствия. В повести эту функцию выполняют частушки тетки Алены. Несмотря на страстное желание учиться, Тоня едет в Кузьмино с тяжелым сердцем. В тарахтении колес ей послышался голос Алены:

«Наваждение», – так определила свое состояние девочка. Но через несколько лет стал ясен пророческий смысл частушки.

Случившееся предельно точно укладывается в формулу: «Грянула…лютая беда» (29). Все определения эпохи взяты персонажами повести из фольклорного словаря: «убийца-голод», «погибель людская», «страшная беда», «лихо», «черное кровавое буйство», «злодейство».

В это «лихое голодное время» (35) страной правят «гады» и «гадины». Как и фольклорные антагонисты, они внешне отвратительны: «носатые», «руки волосатые» (40), глаза, «будто оловянные шарики» (40) или «слюдяные» (47), «…С жиру лопаются…рыла наростили» (47).

Они завладели главным земным сокровищем– хлебом. Оппозиция «пир/голод» является центральной в прозе Медведской. Это соответствует духу народной традиции. Ибо «еда в древнейшей системе образов была неразрывно связана с трудом. Она завершала труд и борьбу, была и венцом и победой. Труд торжествовал в еде». (Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1965. С.305)

Как ни скромно жили в поселке, но тем не менее дети устраивали летом пиры. Варили уху, приносили из дому хлеб, «испеченный… матерями в русских печах, ароматный и вкусный, пышный и румяный»…(29). Последний пир на берегу Ухли был в конце августа 1930 года. А через год Тониных друзей разогнал голод.

С беды, как известно, начинается действие в сказке. (Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.,1986. С.46) Чтобы преодолеть ее, герою необходимо пройти через испытания. В их число входит испытание хлебом. То необходимо испечь для свекра каравай, то выполнить задание посложнее: за ночь поле вспахать и засеять, хлеб вырастить и убрать, муку смолоть и просфоры испечь.

В реалистическом произведении задания проще: надо отнести брату обед на торфоразработки и купить хлеб в городе. Но выполнить их труднее, поскольку нет рядом чудесных помощников.

Однажды незнакомец отнял у Тони узелок с едой. «С виду – леший. Будто он только-только выполз из грязных болот и стал столбом на моей дороге. Лицо, обросшее щетиной, глаза горят, как у нечистой силы, и вот-вот выкатятся из-под бровей» (36). Чтобы заполучить обед, он применил силу, будто «дурной сон» (37) напустил на девочку, еще и пригрозил; «…если кому вякнешь, не жить тебе. Задавлю и в Ухлю закину…» (37).

Но, невзирая на его угрозы, Тоня рассказала обо всем матери и вновь отправилась в путь с обедом для брата. Она не одолела врага, но победила в себе страх.

В город Тоня пошла с соседкой Варварой, чтобы поменять в «Торгсине» злато-серебро на хлеб. У Тониного отца и Варвары хранились семейные реликвии, с которыми они не хотели, да и, следуя логике народных поверий, не должны были расставаться.

У каждого заветного предмета была своя история. В юности Тонин отец пытался найти счастье в Америке. Но, промаявшись полгода без работы, отчаялся и решил броситься с моста. Именно в эту минуту судьба послала ему встречу с крестным отцом, разбогатевшим на чужбине.

Крестный спас парнишке жизнь, одел его с головы до ног, подарил «на сченстье!» серебряные часы «Павел Буре» и отправил хлопца на родину к больной матери.

Варвара, узнав об обращении правительства к народу помочь собрать деньги на станки, уже безвозмездно сдала одну памятную вещь – серебряный браслет, подаренный знатным барином ее прабабке за красоту.

Но увидев волосатую руку приемщика, засомневалась. Не пойдет ли добро на пропой? Не наденет ли «гад какой» браслет «на белу ручку распоследней шлюхе»? (40). Затем измученная нуждой женщина решается на отчаянный поступок. «Понесу я завтра в этот проклятый «Торгсин» маменькин золотой крестик, пускай она мне простит тяжкий грех, ради девочек моих, ради ихнего отца Степана Матвеича» (41). Золотой крестик с распятием Христа мать, умирая, надела на шею дочери. Выпрашивая у Варвары крестик, мачеха и била ее, и морила голодом, и улещала, но девочка выстояла: сберегла материнский дар.

По народным поверьям предмет, подаренный умирающим, служит его наследнику защитой. Огромной силой обладает завещанный родителем крест. Благодаря ему Варвару охраняли силы небесные, а изображенные на браслете русалки символизировали покровительство низших мифологических существ.

Часы были подарены в Америке, крестик, считай, был подарком из могилы. В сказочной системе произведения эти дары выполняют функцию волшебных предметов из иного мира, из тридесятого государства. Именно они гарантируют своим обладателям вечное изобилие. (Пропп В.Я. Указ. соч. С. 196–197).

Безысходность ситуации подчеркивается приемом психологического параллелизма. Приняла Варвара трагическое решение, и в доме «повисла томительная тишина, нарушаемая единственным звуком – сердитым гудением осы, что глупо и настырно билась об оконное стекло. Тяжело поднялся с лавки отец и, поймав осу, выпустил ее в открытую дверь в сени – лети! Но оса через какой-то миг опять оказалась на кухне, и опять бьется о то же стекло.

– Вот так и человек! – сказал отец… посмотрел на часы в последний раз, подержал их в ладонях» (41–43) и расстался с ними навсегда.

Свое добро Тоня и Варвара даже на хлеб не выменяли. Обманули их продавщицы из «Торгсина». Не случайно, увидев их, Тоня вспомнила персонажей из пушкинской сказки: ткачиху с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой…» Эти гадины проклятущие высеяли отруби до единой мучной пылинки… Себе забрали мучицу, а за добро, от сердца с кровью оторванное, дали пустые скорлупки» (48).

«За что?» – вновь звучит вопрос в повести. Обращение Варвары к Господу является кульминацией произведения и напоминает сцену из Апокалипсиса.

«Варвара упала на колени и, не мигая, глядела на далекий горизонт. Губы ее посинели, глаза – будто стеклянные, в них пылал отблеск закатного солнца, и вся она стала похожа на каменную статую с руками, протянутыми в сторону огненного диска, застывшего над кромкой земли. Тяжелый хрип, как у раненой волчицы, вырвался из ее груди, и она отчаянно закричала на пустынной опушке леса: