Михаил Фишер - Вечно чёрные растения

– Если я умерла, то получается, что вы тоже мертвый!?

– Нет, здесь нет мертвых, здесь души, облаченные в очертание той оболочки, в которой они пребывали на земле, а умерло ваше прежнее тело. Душа не умирает. Ну а раз вы здесь, значит, сделали что-то плохое, так как чистые сразу проходят, без очереди.

– Мне холодно и страшно,– сказала она тихо и обреченно. Страх бил ее ознобом, а неизвестность пугала. Смерть, смерть, смерть, так не умирают, она не могла умереть.

– Это хорошо, что вы еще можете чувствовать, скоро тело совсем перестанет чтобы то ни было ощущать. Пропадут всякие ощущения. Я вот уже практически не помню холода,– его руки лежали на коленях, как у первоклассника, спина была прямая, и только глаза вдруг стали смотреть вниз, как будто с сожалением,– даже странно, что я его не помню, ведь мерз все время, кутался в какие-то кофты, шапку надевал уже в начале октября, так как уши начинали мерзнуть по утрам, и кальсоны носил с ноября по май, да и они не помогали. А вот перчаток у меня никогда не было, руки как-то совсем не мерзли, все ещё удивлялись, как такое может быть, весь с ног до головы укутан и всё равно мёрзнет, а руки на холоде и теплые всегда. Я и сам не знаю, но так и было. И дома я тоже все время кутался во что-то. Осенью заклею окна, разложу вату между рамами, вроде становилось теплей, а потом морозы ударят – и все, снова достаю теплые одеяла, пледы, вязаные носки. Странно, правда…

– Как вас зовут?– тихо спросила она, опустив голову вниз и закрыв глаза.

– Этого я вам не могу сказать, да и никто здесь не скажет, ведь имен своих прошлых мы не помним. Вот вы можете мне сказать свое имя?– подняв глаза, он посмотрел на нее.

– Конечно, могу! – она повернулась в его сторону и удивлено посмотрела,– как можно не помнить своего имени?!

– Ну и как же?

– Сейчас скажу. Вы заморочили мне голову, так что я имя собственное забыла. Как можно не помнить своего имени.

– Ну! Скажите же мне его, наконец.

Девушка задумалась, у нее не было сомнений в том, что она сейчас же ответит ему, но почему– то память молчала. Мысли бегали, сменяли одна другую, уже вот он ответ, но нет, бесполезно. Почему-то она стала вспоминать, как в детстве звала ее мама – бесполезно.

– Я не могу вспомнить,– растерянно произнесла она.

– Я тоже не могу. И никто здесь не может.

– А чего же все они ждут?

– Божьего суда. Мы не можем перейти в свое новое воплощение, пока Бог не поговорит с нами.

– Черт знает что,– она произнесла, и в ее душе еще были сомнения в реальности происходящего. Она думала, что если это сон, то обязательно к чему-то. Сразу же надо будет рассказать его своему психологу, хотя толку от него нет, так как этот специалист всегда говорил ей только то, что она хочет услышать,– да и как я могла умереть! Я же все помню, как я приехала домой, был вечер, дальше как-то смутно, но если постараться, то можно будет вспомнить и это.

– Вы скоро вспомните, не старайтесь пока.

– Странно все это. А давно вы тут?

– Не знаю, здесь же нет времени. Я просто сижу, смотрю на дверь, хотя вы пока ее еще не видите, и жду, когда она откроется для меня, и я уйду отсюда.

– А как вы узнаете, что она открылась именно для вас?

– Я не могу сказать точно, но когда она открывается, то это видит только один человек, тот, кому пора туда. Другие не видят этого.

– Очень странно. Почему же я вообще пока не вижу никакой двери?

– Вам рано еще, надо ждать, потом увидите. У каждого тут своя дверь и свое время, когда в нее входить.

– Мне страшно… Никуда не хочется входить. Бред какой-то,– она согнула ноги в коленях и поставила их на кресло, на котором сидела. Обхватив их руками и уткнувшись в колени подбородком, она продолжила,– Почему же я не помню, как умерла? Скорей бы вернулась память. Вроде все так было хорошо и помню, как приехала домой. Хоть и смутные, но какие-то очертания моей жизни у меня есть, только вот сложить их логично я пока не могу. Может, у меня случился инфаркт? Вряд ли. Не помню, чтобы я мучилась сердцем,– она немного задумалась, лицо погрустнело. Все, как с чистого листа, вдруг голову посетили спасительные мысли о том, что, возможно, она просто потеряла память и сидит сейчас в больнице, а рядом умалишенный молодой человек, пациент. Да, точно и эта белая сорочка, прям как в больницах.

– Скажите, пожалуйста,– решила она начать спокойно и вежливо, чтобы он ничего не заподозрил,– а врач скоро придет?

– Какой врач?– не понимая вопроса, молодой человек повернулся в ее сторону и пристально посмотрел,– вы какого врача тут ожидаете?

– Ну, не знаю, какие тут врачи обычно ходят, может, терапевт?

– Врач вам уже не нужен,– не отворачивая головы сказал он и продолжал пристально на нее смотреть.– вы просто мне не верите, да? Хорошо. Тогда что вы скажите на то, что не можете детально разглядеть черты моего лица? А? И кто все эти люди вокруг, тоже больные, по—вашему?– Он решил не спрашивать ее больше ни о чем, было видно, что она сильно огорчена и до конца не понимает, что с ней происходит. Повисла тишина. Люди сидели молча, как манекены. Казалось, что только они вдвоем живые среди этих кресел, спин и голов. Абсолютно ничего не происходило.

– Не переживайте, теперь главное для вас, это как можно быстрей отсюда уйти. Прошлое уже не важно, его не изменить, за него теперь придется отвечать. Радуйтесь, что пока к вам не вернулась память, когда вы все вспомните, что и как произошло, наступит самый страшный момент. Вы начнете понимать, почему здесь оказались,– сказав это, он вдруг резко схватил ее за руку и, указывая вперед, отрывисто сказал,– Смотрите! Видите? Человек встал!

– Да!

– Его дверь открылась!

– Двери я не вижу.

– Естественно, ее никто, кроме него, не видит, я же вам говорил! Его время настало!– человек вдалеке от них встал и двинулся вперед, передвигая босыми ногами по полу. Он шел медленно, растворяясь в неоно—белом тумане. Казалось даже, что свет вокруг стал чуть ярче, как будто освещал дорогу уходящему.

– Интересно, а как называется это место? Вы не знаете?

– Я не знаю точно. Может, чистилище. Но это у католиков, в православии нет чистилища. А вы не помните случайно, крестили вас или нет?

– Как ни странно, это я помню! Меня крестили в семь лет. Хотя в церковь я практически не ходила. Помню, как в глубоком детстве бабушка водила меня в маленькую церквушку недалеко от ее дома. Она вообще была очень набожная. Всегда молилась перед обедом. В углу комнаты у нее висела небольшая старая икона, под ней лампадка. Бабушка жила очень обособленно, в маленьком доме на окраине города. Ее муж, отец моей матери, умер рано, был контужен на войне и страдал все время от этой травмы. Много пил, гонял ее, но все это мне мама рассказывала, бабушка-то об этом никогда не вспоминала, говорила только, что деда Валя был хорошим, медали его показывала, фотографии. Даже были фотографии с его похорон, представляете, тогда это тоже фотографировали зачем-то. Вообще, она странная была, друзей и подруг у нее практически не было, захаживала иногда соседка из дома напротив, баба Катя. Хорошая старушка, маленькая такая, сухонькая, я любила в детстве бегать к ней в гости, она летом пастилу готовила и раскладывала во дворе. Я прибегу, хожу вокруг этой пастилы, она увидит и угостит меня. Я, довольная, съем ее и назад к бабуле… Как же давно это было, будто и не со мной,– она замолчала на мгновение, погрузившись в воспоминания, но потом продолжила.– Я много лет не вспоминала детство. Вот помню, что, когда бабушка умерла, я училась в другом городе и не приехала к ней на похороны. Да я сейчас вдруг отчетливо вспомнила, как мама сказала мне, что бабушка умерла и что когда я приеду, то мы обязательно сходим к ней на кладбище. Но вот бабушкиной могилы я не помню, скорей всего, я никогда и не была на ней. Да, я так к ней и не съездила,– она опустила глаза вниз, и казалось, что сейчас заплачет.