Михаил Фишер - Вечно чёрные растения

– Дети взрослеют, и часто так бывает, что в определенном возрасте случайные знакомые или друзья для них становятся важней и дороже, чем самые близкие люди.

– Как же это ужасно. И не понятно, что хуже, то, что я не была ни разу у нее на могиле, то ли то, что я столько лет про нее даже не вспоминала.

– К вам возвращается память, готовьтесь, сейчас вы будете вспоминать все больше и больше, особенно то, за что стыдно, что хотелось бы совсем забыть,– Он замолчал, и она молчала тоже. Каждый погрузился в свои мысли, в свои тяжелые воспоминания.

– Да, я вспомнила свое детство,– сказала она тихим, еле слышным голосом,– как же мне сейчас грустно. Я помню, что когда была маленькой, то мне казалось, что взрослые всегда и во всем мне перечат, постоянно что-то запрещают. Это нельзя! Сюда не ходи! Такой фильм тебе смотреть рано! Гулять не пойдешь, уже поздно! Заставляли кушать, когда совсем не хотелось, да еще и пока не доешь, из-за стола не выйдешь. Бабушка постоянно говорила мне, чтобы с этой девочкой я не дружила, а то она плохому меня научит. С мальчишками не бегала, а то упаду и расшибусь. Терпеть я не могла всему этому следовать. Часто характер показывала. Бабушка притащит меня за шкирку с улицы и усаживает кушать, а я даже ложку в руки не беру, в знак протеста. Она и так ко мне и эдак. Сначала по-хорошему, уговаривает, потом заругается, скажет, что все доложит матери и уйдет в свою комнату. А мне есть-то хочется. Я повыпендриваюсь, по дуюсь и все съем. Но бабушке говорю, что выкинула и даже к еде не притронулась, а она-то понимала, что я вру, чтобы не признаваться. Ой. Как же мне стало сейчас приятно от этих воспоминаний. Вот я не знаю, как прошла моя жизнь, а детство вспомнила и поняла, что так была тогда счастлива. Только грустно на душе от того, что я ни разу не сказала бабушке, что люблю ее. Хотя, может, это я сейчас понимаю, что очень ее любила, а в детстве мы, скорее всего, живем чувствами и еще не умеем выражать их словами. Теперь вот жалею. А вы жалеете о чем-нибудь?

– Да, я жалею. Я столько тут сижу, что вспомнил уже всю свою жизнь.

– За многое было стыдно?

– Да.

– А почему же Бог вас не забирает, раз вы тут уже долго?

– Я думаю, еще не время. Я еще не все себе простил.

– Ничего не понимаю,– сказала она на выдохе, уставшим, тихим голосом.

Не замечая того, ее сознание снова вернулось в детство. Сами собой появлялись в голове картинки очень далекого прошлого, вдруг она опять оказалась в доме бабушки, в котором они жили с родителями. Стены побелены известью, старые маленькие окна, с проложенной между рамами ватой защищали зимой от сильных морозов. Она стояла в большой комнате, слева от двери высился книжный шкаф, в котором была маленькая шкатулка с мамиными украшениями. Дальше, вдоль стены, у окна, стоял стол, в углу– цветной телевизор. В комнате было очень тепло, она сразу поняла, что топится печка, по характерному потрескиванию, которое раздавалось из топки, и приятному запаху горящих дров. Она подошла к печке, села на корточки и стала смотреть в щелочку, между стеной и дверцей печи за огнем. Из поддувала шел жар. Комнату освещала одна лампочка, помещенная в терракотового цвета абажур с желтой бахромой. Внезапно открылась дверь и вошла ее мама. На ней был красный ситцевый халат и белый фартук с изображенными на нем овощами. Длинные черные волосы собраны в хвост. Она смотрела на совсем молодую маму, стараясь разглядеть ее черты, походку, фигуру. Высокая, красивая девушка подошла к печке и, открыв дверцу, закинула в топку два совка с углем. Разобравшись с огнем, она повернулась к маленькой дочери, которая пристально за всем наблюдала и, сказав, что скоро придет папа и они будут кушать, вышла из комнаты. Эта девушка, конечно же, не понимала, что сейчас на нее с таким интересом смотрела душа ее дочери, вернувшаяся в свое детство.

Из кухни стал доноситься запах жареной курицы и мамин голос, что-то громко напевающий. Продолжая осмотр дома, маленькая девочка прошла в длинную и очень узкую комнату без двери– это была спальня. У печки стояла ее деревянная, решетчатая кроватка, рядом разложенный диван, на котором спали родители. Оставшееся пространство было заполнено шкафом. Освещение отсутствовало, но она знала каждый сантиметр в этой комнате. Запах маминых духов манил ее и, запрыгнув на кровать, она стала тянуться к полочке с косметикой. Тишину и спокойствие внезапно нарушил мамин голос, зовущий ее встречать папу с работы: «Дочура, доченька, папа идет, беги скорей его встречать. Доча». Как только она двинулась в сторону кухни, все вокруг стало погружаться в туман, сквозь который эхом слышался голос мамы. Пространство становилось непроглядным, и она с криком побежала к кухне. Туман окутывал ее тело, застлал глаза не давая возможности вырваться. Она бежала, что есть сил крича маме, но неизвестность, вызвавшая в ней животный страх, поглощала ее все больше. Вдруг стал появляться свет, она посмотрела по сторонам. Снова полумрак, туман и люди, сидящие в железных креслах. Ее сосед слева как завороженный смотрел вперед не моргая.

– Опять вы,– сказала она, посмотрев на соседа,– а я провалилась в сон.

– Что вы видели?

– Я была в доме, в котором прошло мое детство.

– Да….вы теперь будете возвращаться в те места, которые были вам дороги и в те моменты вашей жизни, в которых вы могли бы поступить иначе.

– Зачем?

– Возможно, для того, чтобы оценить свои поступки, слова, эмоции, поведение, мысли. Чтобы увидеть себя со стороны.

– Больше всего я не хотела бы все вспоминать…

– От этого никуда не деться, все здесь вспоминали, без этого вы не увидите дверь. Надо все пережить заново.

– Чтобы простить других?

– Чтобы простить себя,– сказал он и посмотрел на нее. Она тоже смотрела ему в глаза.

– А я на себя и не сержусь, что мне себя прощать. Я уверена, что нормально прожила жизнь, никому не мешала, если и обидела кого, то не со зла, а, скорей, защищая свои интересы, а это значит, что по—другому я поступить не могла. А вообще, мне пока сложно рассуждать о своей жизни, так как я ничегошеньки не помню. Расскажите лучше Вы о себе.

– Про себя я потом Вам расскажу, пока не хочется.– Он закрыл глаза и не произнес больше ни слова. Она тоже молчала, смотрела вперед и все еще не могла поверить, что это не сон. Они оба погрузились в собственные мысли, люди впереди сидели неподвижно в своих креслах, тишина не меняла тональности, свет все также был ниоткуда. Каждый ждал своего времени, своего расчетного часа. Обдумывая прошлое, проживая свою жизнь снова и снова, каждый из сидящих здесь мечтал избавиться от мыслей, от чувства вины или просто понять, что он сделал не так. Лишь изредка можно было наблюдать, как кто-то из сидящих вдруг вставал и свет становился ярче. Шагая босыми ногами, душа, сохранившая прежнее свое облачение, двигалась вперед, к видимой только ей одной цели – двери, за которой ее ждут для последнего разговора.