Геннадий Старостенко - На Черной реке

Уже падая на заднее сиденье «мерса», поляк им кинул через дверцу:

– Мы часто ищем дружбу в бизнесе или невольно рассчитываем на дружеские отношения. Но друзья в бизнесе – такая же редкость, как преданная жена-красавица. Мне не один раз попался такой Сальери, всегда готовый прибежать ко мне с паленкой. Так, кажется, плохая водка по-русски?

– Я-я, это по-русски. – Махал ему ладошкой Шварц, зачем-то пародируя немецкий акцент.

Все это было только что – пять минут назад. А сейчас Нил Тихарев по прозвищу Откат, грузный человек с отечным лицом и кожей серого гранита, тянется за второй кряду сигаретой… его рука дрожит, а левое нижнее веко трепещет. Кто не знает языка намеков, тот не добьется в жизни многого. Нил Тихарев и сам любил иносказания, но оброненное только что полячеком потрясло его до самого фундамента души, рассчитанного на семибальные встряски.

Вацлаву Дубу уже кто-то «слил» информацию о том, что случилось вчера за две с лишним тысячи верст отсюда – у заиндевевшего полярного черта на куличках, в северной кладовой углеводородов…

Но этого мало. Никто бы так запросто и не попытался выболтать Дубу свежие новости из ДЕЛЬТАНЕФТИ, если бы не было какого-то замысла или умысла, если бы за этим не было какой-то незримой стратегии или схемы.

Такое могут «слить» только в целях информирования о готовящихся кардинальных сдвигах.

И Вацлав Дуб предложил проницательности гендиректора ДЕЛЬТАНЕФТИ довольно прозрачный намек на то, что тому стоило насторожиться и проявить обеспокоенность. Он мог бы и промолчать, но все же намекнул. Интересно – из ехидства или из личной симпатии? Личной симпатии между ними не было, это ясно как день. Как ясно, впрочем, и то, что Вацлав Дуб – не пересмешник. Тихарев терялся в догадках.

Три недели назад ему уже просигналили о недовольстве некоторых акционеров компании его работой. Акционеры – дело святое, он и сам был акционером ДЕЛЬТАНЕФТИ, правда сверх-миноритарным.

Об этом ему прошелестел за столом ресторана в Москве Сашка Баринов, чин из Роснедр (Федерального агентства по недропользованию), номенклатурный толстый слизень, которого Нил знал еще с семидесятых, по учебе в «губкинском» – тогда худющим, как штакетина, и таким же несгибаемым комсомольским вожаком.

– Откуда ты знаешь? Откуда тебе в твоей конторе известно? – Надавил Тихарев. – Ведь я бы первый узнал. У меня на сероводород нюх острый. У меня везде детекторы газа расставлены.

– Хреново расставлены значит. – Слизень нечленораздельно глодал сладкую цыплячью ножку. – Значит, хреново расставлены, если уже и до меня дошло, а ты не знаешь.

– Узнать бы, откуда ветер дует…

Но в ядерный век никто не назовется твоим неприятелем и не бросит открыто перчатку. Рыцарские или хотя бы шпанские обычаи (чтимые Нилом со времен заключения) в том мире, где принимаются решения и где бурлят денежные потоки, не в чести. Никто к тебе не выйдет с открытым забралом.

Если бы у Нила Тихарева была говорящая фамилия, то от родительской она была бы так же далека, как и от благоприобретенного прозвища. У него, с одной стороны, человека неробкого и нетихого, склонность к вымогательству (Откат) вовсе не была определяющей. Не находи он странного в том, чтобы самого себя переименовать или самому себе присвоить новую фамилию, то назвался бы Прихватовым…

Нет, вовсе не от буровой оно велось бы лексики (где прихватом называют прилипание колонны или инструмента к стенкам скважины). Оно бы вбуривалось в самую глубину его детства – откуда и не разглядишь за давностью… Прихватом его звали челябинские мальчишки – за то, что в драке или борьбе любил «прихватить» – сдавить до хруста или вывиха шею противника. Придавит под локоть, ровно тисками, и держит, пока сопернику уже терпеть невмоготу.

Так неужели же теперь кому-то другому прихватить Нила Тихарева искомо?

Тихарев, конечно же, нутром чуял тектонические сдвиги, пошедшие в структуре акционеров компании. С тех пор как три года назад почти всю свою долю продал Клим Ксенофонтов, самый крупный «единоличник», в ней стали происходить потрясения и реверберации.

Тогда – три года тому назад – по долям она разделилась натрое. Треть принадлежала независимым и миноритариям, треть – КУЛОЙЛу и последняя треть – англо-голландской группе SORTAG. Последние называли себя инвестиционным синдикатом или энергетической корпорацией.

Спустя еще полгода влиятельные лица («козлы из правительства», как сцеживал с губы Тихарев – зло, но, впрочем, политкорректно), перекупили часть у миноритариев, выторговали небольшую часть у КУЛОЙЛа в обмен на другой сытный проект – и отдали это SORTAG'y. Теперь у группы SORTAG оказалась почти половина акций ДЕЛЬТАНЕФТИ.

В этом была и политсверхзадача – энергетические концессии Европе в обмен на политические.

Нила Тихарева в лихорадочной сумятице, связанной с «бегством капитала» в лице Клима Ксенофонтова, поставили директором ДЕЛЬТАНЕФТИ три с половиной года тому назад. Потом, когда все разделилось на две почти равные доли – свою и заграничную, – Нил ждал, что его сместят. Однако этого не произошло, и тогда он уверовал, что нужен делу и всецело предался радению за интересы акционеров, и прежде всего за собственные.

В то время у КУЛОЙЛа не было больших амбиций в ДЕЛЬТАНЕФТИ, и российская часть дел была как бы вверена самому Нилу Тихареву. В SORTAG'e же считали, что матерый и природно-русский Тихарев им покуда полезнее, чем кто-либо. Чем, скажем, вышколенный долговязый европеец-менеджер…

Так они полагали тогда в SORTAG'e – правда с той оговоркой, что полномочия гендиректора в подборе людей на вторые роли должны быть ограничены. Одним из неприятных следствий этой оговорки был директор по маркетингу Семен Шварц. Были и другие.

Два года назад Тихарев через своих агентов «вычислил» Клима Ксенофонтова и встретился с ним на Майорке, где у того была офшорная резиденция. Ксенофонтов помнил его по нескольким давним встречам, но принял скорее из любопытства («а как оно там у вас теперь, ребята.»), так показалось Тихареву. Иначе и не объяснишь его мотивов, ведь принял он Тихарева чуть не в исподнем – в шортах и какой-то цветастой рубашонке.

Бросил рукой на счастливый берег моря за панорамным окном:

– Здесь хорошо.

Налил виски на мизинец.

Тихарев решил тогда спросить в открытую:

– Почему они взяли меня, Клим? Ведь могли бы и другого.

– А решили, что ты – тот русский, который им и нужен. А нужен им законченный подлец и жулик… как, скажем, ты и я… Такая уж эпоха на дворе – пэ-эн-ка…

Клим Ксенофонтов скользил отсутствующим взглядом по скальной крутизне вниз – к прибрежным бурунам. Кинозвезда, блин, в коротких штанах. Сам ведь первый, гад, российский каравай драконил.