Сергей Ильичев - Генеральный директор

Вот и поворот с шоссе направо, дальше километра четыре через вековой сосновый лес и вот он – глухой зеленый забор. Санек мигнул фарами, ворота открылись, и он въехал на территорию базы.

На фоне вечернего неба с розоватыми облаками за лесом, что на другом берегу озера, садилось солнце. Озеро лежало спокойное, как огромный экран. Редкие лиственные деревья, растущие среди сосен, были покрыты необычайно сказочным разноцветьем осенних листьев. Вечер был теплый. Запоздалое бабье лето решило преподнести напоследок этот чудный подарок. Казалось, что сама природа перед зимним сном решила вдохнуть этот свежий, приятно пахнущий осенними листьями воздух и этим от души насладиться.

Из кухонного домика исходил аромат запеченной свежепойманной озерной сиговой рыбы. Санек деловито открыл багажник и занес в апартаменты Николая Григорьевича два свертка. Намыв машину как следует и поставив ее в бокс, Санек удалился в свою келейку. Условия для него здесь были такие, что лучше и не придумать: цветной телевизор, музыкальный центр, кормежка «от пуза», роскошная постель, а если не мешаешь гостям, то можно и в сауне посидеть и в бассейне поплавать. С началом сумерек, Санек брал лодку и, отплыв подальше от берега, удил рыбу. В отличие от других посетителей базы, у Санька был сухой закон, хотя он и так-то не любил ни водки, ни вина.

Приезжая, Николай Григорьевич обычно любил пройтись вдоль по берегу озера, остановиться у того места, где впадает в озеро ручей, посмотреть на заходящее солнце и подумать о чем-то своем. Так было и на этот раз. В ручье неторопливо плавали какие-то мелкие рыбки. Вытянувшись по течению, на поверхности колыхались редкие водоросли. Вот с отмели метнулась на глубину рыбешка, оставив бороздку на водной глади, а далеко, в зарослях рогоза суетились, негромко кряхтя, водоплавающие птицы перед отлетом на юг.

Любуясь озером, Николай Григорьевич услышал за спиной приближающиеся шаги. Почему-то вдруг бешено заколотилось сердце, и какая-то сладкая истома пробежала по всему телу, дойдя до самых кончиков пальцев. Николай Григорьевич оглянулся. Это была Вера Сергеевна. «Здравствуйте, Николай Григорьевич! – сказала она смущенно, и сводящий с ума румянец загорелся на ее щеках. – У нас сегодня приготовлена славная рыба, у Василь Михалыча сегодня были знатные трофеи!»

Уж что за собой генеральный никогда не наблюдал, но тут… язык перестал его слушаться и, вместо того, чтобы сказать «Добрый вечер, Вера Сергеевна, о рыбке я уж догадывался, как только еще с шоссе к вам свернул, ох уж аромат!», он сбивчиво пробормотал что-то невнятное. Поздороваться в ответ у него получилось лишь со второй попытки. Взяв себя в руки, он сказал: «Извините, я немного задумался, здесь так красиво и здорово». Потом, чуть поколебавшись, все же взял себя в руки и волнующимся голосом добавил: «Вера Сергеевна, минут через пятнадцать после ужина зайдите, пожалуйста, ко мне».

В апартаментах генерального были прихожая, рабочий кабинет и комната отдыха. В прихожей был небольшой гардероб, где аккуратно висела простая домашняя одежда, спортивные костюмы, комплект для сауны, одежда для охоты и рыбалки, пара деловых костюмов, несколько белых рубашек и галстуков. В общем, на все случаи жизни.

Супруга Николая Григорьевича, Нина Георгиевна, с внуками уехала отдыхать в Египет, да если бы и была дома, то она уже давно привыкла к его ненормированному рабочему дню, деловым встречам и мероприятиям. Она считала совершенно неэтичным вникать в его дела и никогда не бывала ни на базе, ни в управлении.

Николай Григорьевич не был падок до спиртного. Не любил вино и водку, если когда и пил пиво, то только чешское, при этом он любил подолгу смаковать его вкус и выпивал его совершенно мало под изысканную закуску. Очень обожал хорошие коньяки, но выпивал всегда в разумных пределах. Пьяным его никто никогда не видел. На глазах у Николая Григорьевича столько людей потеряли свои должности из-за неумения пить. Но тут уж кому и как дано.

Перебрав гардероб, Николай Григорьевич решил одеться в деловой темно-серый костюм с белоснежной рубашкой и роскошным, подобранным со вкусом еще сразу после пошива костюма галстуком. Плохо слушающимися от волнения руками, он поставил на стол магнитолу в подарочной упаковке. Развернул бумажную упаковку букета роз и едва успел выкинуть в корзину оберточную бумагу, как раздался робкий стук в дверь рабочего кабинета. Он открыл. На пороге стояла смущенная Вера Сергеевна. Пригласив в кабинет, Николай Григорьевич обратился к ней: «Дорогая Вера Серге…, нет, дорогая Вера, Верочка! Поздравляю Вас с днем рождения! Желаю всего, всего, всего… Спасибо Вам, Верочка, за все… – Он протянул ей роскошный букет и поцеловал ее в пылающую щеку. Потом протянул магнитофон. – А это тоже Вам». Вера Сергеевна смутилась еще больше. Дрожащими губами она прошептала: «Спасибо Вам, Николай Григорьевич… Спасибо Вам за все, за все. Мне никто в жизни не дарил таких цветов!» – Неуклюже потянулась к Николаю Григорьевичу, чтобы поцеловать и вдруг расплакалась.

«Вера Сергеевна, сегодня такой чудесный вечер, – сказал взявший себя в руки первым Николай Григорьевич. – Пойдемте немножко прогуляемся по берегу озера». Вера Сергеевна, совсем растерявшись было вначале, согласилась.

Это поздравление, эта прогулка по берегу озера теплым осенним вечером опьянила их обоих. Что-то произошло в сознании Веры Сергеевны, и она вдруг почувствовала, что стала совсем неравнодушна к Николаю Григорьевичу. Она раньше все никак не могла понять себя, почему она, когда видела его, всегда так смущалась, но сейчас, в одно мгновение вдруг все поняла.

Генеральный стал часто приезжать на базу. Уж чего он недолюбливал, так это зимнюю рыбалку, а тут вдруг так пристрастился к ней.

Через неделю после восьмого марта Николай Григорьевич снова ехал на базу. Был повод, хоть и с опозданием, но сделать подарок Вере Сергеевне. Но главное, был повод снова поцеловать ее, ту, о которой он стал так много думать. Вот и вечер. Минуты томительного ожидания, знакомый стук в дверь. Пришла она вся взволнованная и смущенная. Подарок и такая долгожданная возможность снова поцеловать ее, Веру. Как когда-то в юности, при первом поцелуе, по всему телу пятидесятишестилетнего Николая Григорьевича пробежали тысячи искринок и достали до самых кончиков пальцев приятным покалыванием. Его руки нежно обвили Веру, он стал гладить ее волосы и поцеловал в губы. Вера не отпрянула, она положила руки на его плечи и слегка притянулась к нему. Затем Николай Григорьевич снова попытался поцеловать Веру в губы… и она, совершенно неожиданно для себя, ответила ему своим поцелуем. Николая Григорьевича словно током пробило. «Вера, Верочка, ты знаешь, сколько я думал о тебе…»