Виктор Брусницин - Игра взаперти

Мир движет идея – воплощена в мужчине. Идея питается плотью – женщина. Особи где-то противоположны – резон, ибо конфронтация будирует потенциал. Разнородные потенциалы требуют унификации – стоимость в единицах. Женщина, проставляя себе цену, активизирует мужчину.

Послушай-ка. А ведь инстинкт продажи есть творчество. Сделка подразумевает некое достижение, так как имеет в виду неспособность потребителя.

Мне, кстати, мысль пришла, что алкание русичем мужской дружбы есть выходки архетипа, ибо для витающего в небе существа любезно не только бескорыстие, но и свобода (друг тот, с кем можно молчать – помнишь?). Женщина же сугубо корыстна и насилующа.

Предвижу. А где же любовь, спросишь ты – чегой-то не усек словца…

Да… вот… любовь, – с этой сволочью мне разобраться, похоже, не по силам. А я тебе так скажу: что-то меня в сомнение сверзило – могут ли фрау любить по-настоящему? Смотри, серьезные определения любви (надеюсь, ты не забыл, дабы не сползать в кюветы, мы утвердились оперировать понятиями из словарей) непременно включают самопожертвование.

Иес, любовь построена на самопожертвовании. Женщина же на оное ради мужчины в большинстве случаев не способна. Укладом жертвуют редко, практически из семьи не уходят, – детей, во всяком случае, бросаем мы. Движение их идет к укладу более выгодному… В общем, цитирую Джеймса Вудса (кинозвезда ты, американская): женщина – это румяное яблоко, в котором живет червяк, вот-вот готовый объявиться. Не берусь оспаривать звезду американскую (между прочим, c почти предельным IQ).

–

Отчего бабы не хвастают связью с мужиками? Воображение для них не есть замена жизни, связь не воспринимается как победа?.. Ха, вспомнил. Приятельствовал с одной легкомысленной особой (как говориться, не было услуги, которую она не могла оказать), она уверяла: «Чего жалеть, у нас за сто лет на миллиметр снашивается (сношивается?)»

Я много ловил себя с такой мыслью: нельзя делать все, что Маша хочет, ибо несгибаемо полагал, что случится обоюдное разрушение чувства. (Порой, между тем, всем сердцем хотелось крикнуть: все исполню, чего желаешь, и истинно хотел этого.) Борьба, достижение, а то и соперничество, представлялось мне – залог нашего партнерства. Одновременно негодовал: что это за близость, когда урезаешь себя часто в самом сокровенном, – разве это не разрушение? Чувство договора, расчет того, как выбрать вариант менее разрушительный, всегда глодали меня.

***

Первая смычка с Машей состоялась лет пять назад – о Венгрии не помышляли. Всякое случалось. Уход из семьи дался тяжело, но Огарков был уже бессилен. Самое сложное состояло в отношениях с сыном. Он пришел к Кешке месяца через полтора после разрыва. Мальчик посмотрел на отца испуганно – борода у того висела, с Машей стиляжничать ударил – насупился. Разговаривал вяло, заморожено. Олег стал забирать его два раза в неделю из садика и доводить до дома. Кеша так и не оживал. Папаша носил сладости, сын деловито употреблял, но волеизъявления к беседам не проявлял. Через две недели Лидия (первая жена) попросила: не надо часто с Кешей видеться. Олег мгновенно разъярился: что за козни! Лидия махнула рукой, исчезла. Спустя какое-то время пришла мать ее. Просила:

– Олег, мальчик нервничает после ваших встреч. Я понимаю, тебе необходимо его видеть, но попробуй делать это пока реже. Со временем психика настроится, он привыкнет.

Олег не поверил, расписания не менял.

Однажды, обычно он доводил Кешку до двери и уходил, зашел с пареньком в квартиру – купил громоздкую игру, нужно было занести. По обыкновению нагнулся, чмокнул малыша в щеку, что-то сказал, пошел к выходу. Вдруг сзади раздался крик:

– Папа, не уходи, останься!

Олег ошалело развернулся, малыш вжался лицом в стену, глухо, обморочно причитал:

– Папа, останься.

Выскочила Лидия, обняла сына. Олегу без вражды бросила:

– Ты иди, он быстрей успокоится.

Олег резко вышел, быстро, испуганно зашагал к трамваю. В горле клокотал огромный ледяной ком.

Когда проехал пару остановок, вдруг в вагоне исчез воздух. На остановке выскочил, в беспамятстве добежал до какого-то скверика, обрушился на скамейку. Сердце корежилось где-то в желудке. Это был припадок. Мелькнул и быстро растворился в буйстве невроза страх за жизнь.

Очнулся внезапно. Тело косо лежало на спинке. Последняя конвульсия дергала оторванную, лежащую на бедре руку. Безмерная усталость вжимала в скамью.

– Вот это да, – непослушными губами прошептал Олег.

Стал ездить к сыну реже, говорил скупо, сбрил бороду. Один раз, расставшись, бредя уныло по пасмурной улице, всплакнул.

***

Ну вот, осмотрел только что намаранное, и улыбка сарказма мнет лицо. Какие, к лешему, потенциалы! С ужасом вспоминаю, как упражнялась надо мной Маша, и осознание ничтожности корежит сердце. Я во многое тебя не посвящал (вот тебе дружба, вот свобода). Был подавлен, и простой стыд, наконец.

Нет смысла и возможности воспроизвести эпопею, но сказать стоит, что история наша есть живая иллюстрация садомазохизма. Ты в курсе, сколь много было: мучительный разрыв с Лидией, странное замужество Маши в расцвете нашего романа на неком монстре, Разуваеве (и фамилия – получите), уголовном типе, который с ней, своевольной и аристократичной, вытворял что угодно (примерчик: он без предисловий приносил домой, уж прости, гонорею). Имело место возвращение ко мне, подлинная и кипящая страсть. Существовало множество совместных, но неизменно инициируемых Машей подвигов. Наконец, окончательное охлаждение и коварный, чрезвычайно жестокий уход. И присутствовала громадная усталость.

***

В начале декабря – после бракосочетания Маши и Виталия (Олег все ходил, примеривал в туалете, куда привязать веревку) прошел месяц – квартиру Огарковых (наш герой жил у родителей) обокрали. Унесли одежду, телевизор, пенсию, кое-какие побрякушки. Сохранившиеся у Олега деньги пустили на новый ящик: страдал без него отец, да и сам парень с ним сдружился. Огарков тогда не работал, ушел из науки. Надо отметить, дурным поступком это он как раз не считал.

Жить стало интересней. Олег квалифицировался в завхозы, учинял доскональное обследование магазинов, дабы достигнуть неприхотливых цен. Мясо из рациона почти исключили, перешли на концентрированные супы. Очень полюбили чай.

Занимательно, что зажили тесно. Самопроизвольно устраивались совещания на кухне, обсуждались рецептуры блюд, предстоящее меню, телевизионные происшествия; согласованно выносились резолюции относительно политических событий, клеймили отдельных деятелей. Огарков все отчетливей начал различать разновидность помешательства.

Тридцать первого декабря никакие праздничные настроения не разумелись. Олег принципиально не стал бриться, сосредоточенно размышлял о необходимости идти за хлебом. Большего ресурс не дозволял: пенсию родителям несли в начале месяца, у кого можно было, уже заняли, да и неохотно давали – Новый год, страшная инфляция.