Юрий Рогоза - Музыка для богатых

Никита мучительно покраснел, но решил, что в полумраке салона его ночной спутник этого не заметит.

– Во-вторых, меня зовут Марк Аронович Циммершлюз. И я хочу тебе помочь. Искренне и практически безвозмездно, хотя по фамилии не скажешь, я понимаю…

По законам вежливости следовало, конечно, представиться в ответ, но сообщать человеку по фамилии Циммершлюз, что тебя зовут Никита Иванович Бугров, было неловко и даже жестоко.

– А что значит «практически»? – осторожно спросил Никита. – Ну, вы сказали: «практически безвозмездно»…

– А, это я автоматически, – пожал плечами Марик Циммершлюз. – И кроме того, мало ли как все сложится. Может, я на тебе еще кучу денег заработаю…

В мозгу Никиты пронеслась палитра возможных вариантов – от вовлечения в наркобизнес и порноиндустрию до продажи органов его молодого тела в закрытые швейцарские клиники, где их мучительно ждут старые пердуны-миллиардеры в запотевших от страданий кислородных масках, но кокаин, хоть и был генеральским, все же имел побочные эффекты – мозг автоматически отфильтровывал все реальное, пуская в душу только глупый радужный позитив. Кроме того, хотелось говорить правду. Причем так сильно, что Никита не выдержал.

– Марк Аронович, – проникновенно начал он. – Я не хочу вас обманывать… На мне вы ни рубля не заработаете. Я – ничтожество. Провинциальный лабух, неудачник, сирота и вообще… Продюсер Шакальский меня не трахнул, вы, как я понял, в курсе, зато сама жизнь отымела по полной. Мне 23 года, а кажется – пора умирать. И главное – никому, ни одной живой душе, нет до меня дела… Я не шучу. Даже если вы меня убьете – никто не хватится, вот увидите! Мне самому непонятно, зачем я родился, наверное – по ошибке… Я ничего не могу дать этому миру…

– Да пошел он на хуй, этот мир!.. – неожиданно жестко произнес Марик.

– В каком смысле? – опешил Никита.

– В аллегорическом, естественно, – уже спокойнее ответил Марик и элегантно закурил тонкую коричневую сигарету. – Он же весь – из кровавого говна, этот твой мир, правят им подонки и звери, а ты ему еще что-то давать собрался? Философ…

Озадаченный Никита надолго замолчал. Возразить по существу было нечего, загадочный Марк Циммершлюз словно читал вслух его собственные мысли, но что-то в глубине отогревшейся Никитиной души робко восставало против такой полной безысходности.

– Мир… – иронично оскалился Циммершлюз, выдохнув облачко ароматного дыма. – Да вон он, совсем рядом! Ты посмотри в окно, посмотри… Правда, ты только что нюхал, так что быть объективным не сможешь, но все равно, если увидишь спокойного счастливого человека – скажи. Я остановлюсь, автограф у него возьму…

– Но… – Никита вдруг понял, откуда в нем нашлась робкая капля протеста, – …ведь этот мир – лучший из возможных миров, разве нет?.. Это же не кто-нибудь сказал, а сам Бог…

– Так это когда было!.. – совершенно не смутившись, пожал плечами Циммершлюз. – Знаешь, в 41-м, когда немцы под Москвой стояли, Сталин на Совете Обороны сказал – это даже в документах есть! – «Ленин оставил нам государство трудящихся, а мы его просрали». Вот и с миром та же картина. Только срали гораздо дольше и безнаказанней…

– И что же делать? – совсем как ребенок спросил Никита.

– Во-первых, заходить с другого конца…

– Это как? – Сама фраза «заходить с другого конца» вызвала в Никите короткую остаточную судорогу.

– Думать не о том, что ты можешь дать этому, как ты выразился, миру, а что он может тебе дать. В смысле – чем он может сделать тебя хоть немного счастливее? Из того, что у него есть, конечно…

Никита подсознательно бросил взгляд на закрытый бардачок.

– Я не об этом, – покачал головой Марик. – Это – вспомогательная ценность, а я говорю о базовых…

– Базовых мир мне точно не даст, – уверенно покачал головой Никита. – Ему меня размазать проще. И намного дешевле…

– Верно, – спокойно согласился Марик. – С формальной логикой у тебя хорошо. Но все-таки – ты сам-то знаешь, что тебе нужно, чтобы жить счастливо? Можешь хоть примерно сформулировать?

Никита задумался, глядя в лобовое стекло. Проспект впереди чуть изгибался, уходя вверх, и огни ползущих машин на горизонте красиво сливались в две широкие яркие ленты – рубиновую и встречную – золотую. Картина была завораживающей, и сама мысль о том, что нужно напрягаться и что-то формулировать, показалась Никите невыносимой.

– Ладно, понимаю, ты сейчас на нерве и все такое… – вздохнул Циммершлюз. – Давай так. Поживешь несколько дней в здоровой обстановке, поешь икры, рябчиков, попьешь дорогого коньяку, а потом поговорим… Еще раз повторяю – тебя это ни к чему не обязывает, ясно?

– Так не бывает, Марк Аронович, – вяло возразил Никита, чувствуя веселое безразличие к собственной судьбе и сам удивляясь тому, как покорно он едет с каким-то очень подозрительным евреем в московскую ночь, не испытывая ни страха, ни дурных предчувствий.

– Как видишь – бывает… – задумчиво возразил загадочный Марик. – И хватит называть меня Марком Ароновичем, я тебе в отцы не гожусь. Хотя и начал сексуальную жизнь в одиннадцать лет… – Он вдруг вздохнул со сладкой грустью, и его небритое лицо просветлело. – С лучшей в мире девочкой по имени Манана…

Когда они вошли в чистый и просторный лифт, на серебристых стенках которого не было нацарапано ни одного матерного слова, Никита совсем не удивился. Потому что до этого уже были въезд в огромный двор, защищенный механическим шлагбаумом и хмурым, похожим на фашиста, автоматчиком, расчерченная асфальтированная парковка (ничего дешевле «вольво» последней модели Никита на ней не разглядел, как ни старался) и огромный, как школьный спортзал, вестибюль, где их встретила консьержка – не заспанная лимитчица в мятом ватнике, а неестественно бодрая и приветливая женщина в строгом деловом костюме с бейджиком, похожая на начальника отдела крупной фирмы.

Дело происходило в одном из трех круглых небоскребов, которые загадочными золотистыми башнями уходили в небо совсем недалеко от центра. Никите всегда было интересно узнать, кто живет в таких домах.

«Теперь ясно, Марики Циммершлюзы, – с усталой обидой подумал он. – И еще, возможно, их папы Ароны…»

– Нам на какой? – спросил он, отметив, что всего этажей было двадцать пять.

– Нам – на самый правильный. – Марик мягко отстранил его от сверкающей панели, выудил из кармана крохотный ключик, вставил его в почти незаметную замочную скважину и нажал на самую верхнюю кнопку, около которой вообще не было номера. – Пентхаус – слышал такое слово?

– Слышал. Кажется, есть такой журнал для богатых…

– Журналы для богатых – это «Форбс» и «Вэнити Фэйр», – поправил его Циммершлюз. – А «Пентхаус», наоборот, читают те, кто богатых ненавидит и одновременно им завидует. Не путай, а то еще опозоришься…