Юрий Рогоза - Музыка для богатых

Никита хотел сказать что-нибудь интеллигентно-язвительное, но пока придумывал, что именно, лифт, мягко затормозив, остановился, и его двери беззвучно раздвинулись.

– Добро пожаловать, – тепло произнес Марик.

– Спаси…бо, – пробормотал Никита, выходя из кабины и потрясенно оглядываясь по сторонам.

За дверями лифта оказалась не лестничная площадка, как можно было ожидать, а совершенно невообразимое помещение. Мягко освещенный широкий коридор с красивыми дубовыми дверями изгибался и явно шел по круглому периметру всего небоскреба. А в центре возвышалось нечто похожее одновременно на реактор звездолета и на циклопических размеров высокую таблетку. Но главное – в помещении не было привычного потолка, лишь где-то там, высоко над головой, мерцали и пульсировали в полумраке неестественно огромные звезды.

– Ничего, привыкнешь, – сказал Марик. – Мне поначалу самому не очень уютно было.

– А вы… вы что, здесь живете? – недоверчиво спросил Никита.

– Ну да. Ночую, во всяком случае. Одним словом, это все – мое, так что чувствуй себя, как дома…

Для одного дня впечатлений было слишком много, и Никита почувствовал, как ноги становятся ватными, а происходящее утрачивает последние черты реальности. Вдобавок начала сильно кружиться голова, и он, попятившись, забормотал:

– Марк Ароно… Марик, вы меня извините, я не хочу показаться неблагодарным… Честное слово… Но знаете, я, наверное, не смогу…

– Слушай, только не начинай опять, ладно, очень тебя прошу… – измученно поморщился Циммершлюз. – Я же обещал – силой тебя никто держать не станет, а пожить пару дней, прийти в себя… Это что, так трудно, я не понимаю?

– Но вам-то это зачем нужно? – с искренним недоумением воскликнул Никита и вдруг резко отпрянул к стене, чувствуя, как лоб его за долю секунды покрылся росой ужаса – горячими и липкими бусинами пота. – Там кто-то есть… – сглотнув слюну, хрипло прошептал он.

Откуда-то сверху, словно прямо со звездного неба, стали доноситься громкие голоса.

Марик сокрушенно вздохнул.

– Знаешь, Никита, ты бы все-таки поменьше нюхал. Серьезно, не твое это… Тебе сейчас полстакана виски не помешает. Под икорочку. Заодно и с соседями познакомишься… Только сначала давай с комнатой определимся, ладно?

– С какой комнатой? – не понял вконец оторопевший Никита.

– С твоей, с какой же еще… – терпеливо ответил Марик. – Понимаешь, их у меня восемь, а заняты только четыре, так что есть возможность выбрать. Правда, если честно, большой разницы нет, они все одинаковые… Но зато окна в разные стороны выходят! Ты – парень творческий, ночной, закатом любоваться хочешь?..

* * *

Комната на самом деле была не комнатой, а роскошной четырехкомнатной квартирой с огромной гостиной, немного напоминавшей президентский люкс, который певец Баклан занимал в лондонском «Сент Джеймсе». Только не было батарей пустых бутылок по углам, беспорядочно разбросанного повсюду женского белья, забитых окурками пепельниц и наспех замытого рвотного пятна на шторе. Наоборот – чистота была неестественной. Абсолютной.

Сбрасывая куртку, Никита нащупал в кармане подаренный пакетик, но вдруг на удивление ясно понял, что хочется ему не кокаина, а именно стакан виски. И еще больше – икры. Вполне возможно, загадочный Циммершлюз, как многие жулики и маньяки, был, кроме всего прочего, немного гипнотизером.

Уже готовясь выйти в коридор, Никита щелкнул выключателем у двери и вдруг замер. Затем, все еще не веря своим глазам, медленно подошел к огромному, во всю стену гостиной, окну.

Это было потрясающе. Это было чудом. Высота рождала ощущение, которое наступает в заходящем на посадку самолете, и Москва внизу, сверкающая, бесконечная, фантастическая, была красивее всего на свете. На нее можно было смотреть бесконечно, как на огонь костра, только она была еще живей и величественней.

«Как же хорошо, что я здесь, – вдруг подумал Никита, четко осознавая, что это чувство – не глюк и не фантом кокаинового отходняка, а что-то совсем иное, огромное, настоящее и пронзительное, как музыка. – Нет, в самом деле… Даже если это все ловушка (а так оно наверняка и есть), даже если это моя последняя ночь на земле, то как же хорошо, что я здесь… Я же мог так и умереть, ненавидя этот свирепый пыльный город. Я знал, что он – самый дорогой, самый безжалостный, самый крутой, самый всякий… Но только сейчас понял, что он – самый прекрасный… И оказывается, это неправда, что в нем не видно звезд. Еще как видно! Просто – не всем…

Лестницу, по кругу взбирающуюся на сооружение в центре пентхауса, Никита нашел легко. Она была покатой, удобной и совсем не космической, даже наоборот – сделанной из темного лакированного дерева, под старину. Чем выше он поднимался, тем яснее и четче были слышны разговоры тех, кого Марик назвал «соседями». Разговаривали двое. Третий голос не то бурчал, не то тихо напевал что-то. Марика там явно не было, и это заставило Никиту малодушно притормозить, прижавшись к стене и прислушиваясь к странным текстам, доносящимся сверху.

– А я тебе говорю – он уже заметил меня! – громко и хрипловато настаивала женщина с очень заметным акцентом. – Он уже совсем близко! Я… я даже дыхание его чувствую, если хочешь знать!..

– Дурой не будь, да? – раздалось в ответ. – Дыхание она чувствует… Вроде – нормальная баба, чистоплотная, хозяйственная, кончаешь полноценно, а с этим своим Копейкиным прямо мозгами поехала!

У мужчины голос был молодым, уверенным и чуть нагловатым, как у пехотного лейтенанта.

– Вот так всегда, йоб твою мать! – искренне возмутилась невидимая женщина. – Как только мечта, цель всей жизни, становится достижимой, обязательно находится куча мудаков, которые хотят превратить ее в говно, растоптать, унизить…

– Да я о тебе пекусь, дура-лошадь. – Голос ее собеседника стал мягче, но не утратил напора. – Ты же мне практически как сестра… Ну, не то чтобы… В общем, сама понимаешь… И потом, я же не просто так говорю! Мы как раз на последнем собрании в этот вопрос ясность вносили!

– И какую это, интересно знать, ясность вы вносили на своем долбаном собрании?!.

– А такую, что жиды-капиталисты за столетия изобрели и внедрили в сознание народных масс сотни разных мифов, чтобы романтизировать и даже демонизировать свои грязные денежные шашни! Цинично используя генетически неистребимую веру русского человека в чудо. Не сами, конечно, – на них весь Голливуд работает. А теперь еще и «Мосфильм»! Но с этими-то мы скоро разберемся, слава Богу, далеко ходить не надо…

– Ты просто хочешь отобрать у меня мечту! – не сдавалась женщина с акцентом. – Сука такая!.. Почему? Почему все имеют право на мечту, а я нет?! Харалдай, скажи ему!