Маргарита Берг - Все дело в попугае

Тем не менее, родители решились вывезти Ритку «в свет», и взяли с собой в Прибалтику, где жил с семейством риткин двоюродный дядя Герка. Четырнадцатилетняя Ритка с родителями отправилась в Ригу, на большой родственный сбор в честь геркиной серебряной свадьбы. Семейство рассредоточилось по полутемному пиршественному залу: папа в качестве тамады восседал возле юбиляров, мама в середине стола трепалась с геркиным сыном Юркой, а Ритка, потерянная на этой взрослой пьянке, лупила глаза в танцующую ресторанную темноту, притулившись в самом конце стола.

Неожиданно к ней подошел молодой человек среднего роста.

Он был, на риткин тогдашний взгляд, «никакой» – в светло-коричневом костюме, на носу очечки в тонкой золотой оправе, чаплиновские усики. Молодой человек был галантен, ровен и совершенно трезв. Он пригласил Ритку на танец, и танцевал, как и подобает танцевать медленный фокстрот: без увлечения, но усердно, старомодно, и бережно по отношению к партнерше. Он представился – назвался Геной, – сказал, что он тут с мамой, спросил, как зовут Риту, и кем она приходится тете Белле. Краем глаза Ритка успела ухватить изумленное лицо Елены Семеновны, обращенное в их сторону. Потом Гена присел около Ритки, и они еще, несколько скованно, поговорили «за жизнь» минут сорок, чем он очень девочку поддержал и воодушевил.

Собственно, на этом эпизод закончился, и Ритке не пришлось о нем вспоминать несколько месяцев.

А в начале осени ритиным родителям пришло письмо. Писали Гена и его мама. Эти люди восторженно вспоминали о единственной встрече в Риге, и совершенно серьезно просили у ритиных родителей ритиной руки. Да, писали Гена и его мама, мы знаем, вашей девочке всего шестнадцать (!), но и Гене всего двадцать три, и он готов ждать до девочкиного совершеннолетия.

Потрясенные родители ворвались к Ритке в комнату и отвлекли восьмиклассницу от уроков.

– Рита! – сказала Елена Семеновна, еле сдерживая фырканье. – Ты помнишь Гену Бергера?

– Кааааа-вооооо??? – изумилась Ритка.

– Ну, этого парня в очках из Риги, который пригласил тебя танцевать? Он спрашивает, хочешь ли ты выйти за него замуж.

Этот поразительный текст лишил Ритку дара речи. Она вытаращила глаза и выразительно повертела пальцем у виска.

– Ясно! – торжествующе сказал Лев Петрович, – Я же тебе говорил! А ты все: давай спросим, спросим… Чего тут спрашивать-то???

Елена Семеновна махнула рукой:

– Пошли. А ты, – обернулась она ко дочери, – забудь. Я напишу им, что тебе всего четырнадцать.

Ритка ничего не знала про Гену Бергера лет, приблизительно, пятнадцать. Пока однажды к ней на прием не привели очаровательную шестилетнюю девицу, которая категорически отказывалась выговаривать «Ш» по-русски (по-английски она делала это без проблем). Прочтя фамилию девицы, Рита с некоторым трудом опознала и ее папу, но о себе решила не напоминать.

– И хорошо, а то могла бы выяснить, что пятнадцать лет назад письмо ее родителей по ошибке попало в другой почтовый ящик, в другом корпусе с тем же номером дома. Что женщина средних лет, извлекшая его из ящика, не поленилась пройти сто метров и зачем-то лично занести письмо мадам Бергер. Что две женщины познакомились и подружились. И что старшая, тогда двадцатилетняя, дочь этой неленивой соседки, в то время уже московская студентка, стала впоследствии матерью двух девиц, младшая из которых решительно отказалась выговаривать по-русски звук «Ш».

Но вернемся к той свадьбе, воинство. Ключевой эпизод мы уже отметили…

…О чем трепалась риткина мама с двадцатипятилетним двоюродным племянником?

Юбиляр Герка был – даже по современным меркам – высокий мужик. А вот с сыном его Юркой случилось что-то странное. Говорили, что у него «не сработал гормон роста» – грешили на чрезмерные спортивные нагрузки в детстве. Абсолютно все остальное в юркином организме функционировало нормально. И только росточка он остался крохотного, детского почти.

Юрка всегда был симпатичный на морду, остроумный, характерологически легкий и дружелюбный мужик, душа компании, весельчак, родственный и теплый. Он неплохо соображал, имел образование, руки у него были приставлены как нужно. Девушки у него были, но… Тогда, весной семьдесят девятого, выпив на торжестве, он жаловался риткиной маме на это самое «но» – на неудачи в личной жизни. Очередная девица не захотела связать с Юркой свою судьбу. Его как раз призывали на офицерскую службу на полтора года. Как же ему не хотелось ехать одному к черту на рога!

Обо всем этом Ритка и Лев Петрович узнали по дороге назад, в Питер. Ритка отсыпалась на заднем сиденье, слушая вполуха разговор родителей. Мама качала головой, папа цокал языком. Лохматая Ритка внезапно села на сиденье и влезла в разговор.

– Мама, – сказала девочка, – Да ведь у нас же есть невеста!

Родители неохотно прервались.

– Это кто же это? – снисходительно спросила мама.

– Так Зойка же!

– Здрас-с-с-те, – фыркнула Елена Семеновна, – нашла невесту. Она же старая!

– Старая? – удивилась Ритка. – Юрке сколько? скоро двадцать шесть? А ей сколько?

– Тридцать два, – неожиданно с сомнением в голосе сказала мама. – Лева? Ведь тридцать два? Старая же?

– Хм, – вдруг сказал Лев Петрович. – А маленькая собачка-то… всегда щенок? – и он засмеялся.

Зойкой звали дочку двоюродной сестры Льва Петровича – такую же риткину родственницу с папиной стороны, каким малорослый Юрка являлся со стороны маминой. Зойка была миниатюрная спокойная женщина, уж Ритка не знала, насколько миловидная с мужской точки зрения, но, безусловно, милая: тихая, доброжелательная, изящная, с большими печальными карими глазами. Несколько лет назад она потерпела катастрофу в личном плане, – впрочем, катастрофу предсказуемую, ибо герой ее романа был женат, – и с тех пор вела унылую, ничем не украшенную бухгалтерскую жизнь. Она не жаловалась, всегда была в неизменно ровном приветливом настроении, но ясно было, что часы часикают, а тридцать два года – там и тогда это был солидный для невесты возраст, уверенная заявка на звание старой девы.

Риткины родители, хоть и скептически настроенные, запомнили разговор в машине. И когда в мае Юрка – уже в офицерской форме, – проездом в гарнизон, заскочил в Питер, Елена Семеновна настойчиво пригласила Зойку к чаю. Прообщавшись вечер, Юрка полетел провожать новую знакомую – и исчез, хотя ночевать обещался у Летичевских. Утром удивленная Елена Семеновна по телефону выяснила, что Юрка уже ушел на вокзал. А в июне Зойка вдруг подхватилась и поехала к Юрке, к месту его службы.

В марте месяце следующего – восьмидесятого – года у молодоженов родился сынишка, старший геркин внук. Зойка, благодарная Елене Семеновне, назвала его Леней – от «Елены». В восемьдесят пятом, и тоже в декабре, уже в городе Рига, они произвели на свет еще одного молодого человека – Влада, геркиного младшего внука. Эти два юноши непонятно кем Ритке приходятся, так как формально они ей троюродные племянники, но дважды – одновременно с двух сторон. Некоторые утверждают, что такое родство уже не может считаться дальним.