Полина Жеребцова - Тонкая серебристая нить

Оказалось, что наш сосед, ингуш по имени Султан, отец моей подруги Хавы, где-то нашел курицу. Настоящую! Живую! Поймал!

После того как куриная душа отправилась в Поднебесье, ее тушку, помолившись Аллаху, решили сварить в огромном десятилитровом ведре! Соседи волновались, хватит ли всем такого лакомства? Жители наших домов забыли даже о самолетах и гулкой канонаде: все смотрели в ведро с булькающей водой. Русские и чеченцы, евреи и армяне, цыгане и кумыки сгрудились с мисками, кастрюльками, банками. Аварцы принесли луковицу, которая тут же резво прыгнула в ведро, как и до этого две картошки, пожертвованные ингушем Султаном. Получался настоящий суп!

Еды давно не было. Ведь шла военная осень 1994-го. Бомбили и обстреливали с октября, поэтому рынки и магазины опустели; тех, у кого было свое хозяйство, выручали запасы. Люди, жившие в квартирах, быстро ощутили голод в отсутствие еды.

– Еще бы хлеба! – мечтательно промолвила старушка Настасья, подкладывая в костер полено; но хлеба, увы, не было. Не было даже лепешки: мука закончилась.

О Султане, худеньком черноглазом соседе, который носил усы, раздавались хвалебные отзывы:

– Мог бы и сам съесть втихую, а он всех позвал!

– Молодец!

Когда курица сварилась, Султану вручили половник, и он начал разливать по банкам и мискам военный суп. Жители хватали горячую банку или миску – у кого что было в наличии – и бежали в укрытие, в родные стены, кормить детей и стариков.

– Может, нам ничего и не достанется. Мы последние пришли… – сказала мне мама.

Я сверлила дядю Султана взглядом, как бы напоминая, что мы с его дочкой Хавой ходим в одну школу, а это значит…

– Лена, давай сюда кастрюльку! – сказал Султан.

Некоторые жильцы от такого заявления скривились, потому как были ближе к ведру, а супа уже осталось меньше половины.

Мама мгновенно протянула посудину. Помимо бульона от курицы в кастрюльку еще что-то плюхнулось, и народ подозрительно воззрился на Султана.

– Раз картошка попала в их кастрюльку, значит, на то была воля Аллаха! – бодро сообщил приунывшим соседям отец Хавы, отщипывая нам и клочок мяса.

Домой мы бежали довольные. Благо до подъезда было недалеко.

Одиннадцать беженцев, проживающих у нас потому, что в их квартиру попали из установки «Град», похватали ложки и разделили с нами наш завтрак, обед и ужин в одной тарелке.

Мне досталась половинка картошки. Неслыханное богатство!

Сейчас щелкну замочком на сумке, и будет взрыв.

Кто бы мог подумать, что внутрь металлического язычка изящного дамского аксессуара из крокодиловой кожи внедрен сгусток силы, способный разорвать в клочья человеческие тела.

Секьюрити обыскали меня на входе и пропустили. Ничего не нашли. Я всего лишь журналист, который берет интервью.

Охрана президента окружила аэропорт плотным кольцом, но я спокойно улыбалась солнцу – я была уверена, что мои братья ждут сигнала, лежа в густой траве: они пойдут в наступление, как только взорвется бомба.

Моим заданием было подкрасться как можно ближе к неприятелю.

В легком белом платье, к которому так шел изящный черный пиджак, я, казалось, только спрыгнула с подиума в Милане. Перед тем как щелкнуть замочком, я в последний раз втянула в себя теплый воздух и посмотрела на синие горы. Прощайте!

В фильтрационных лагерях пытали моих друзей. И за это следовало мстить: око за око, кровь за кровь; так заповедовал нам Моисей.

Так отомстили двенадцать чеченских героев зимой 1995-го, бросившись под российские танки и взорвав их.

Так отомщу и я.

– Вы помните правила этикета? – спросил меня некто в сером плаще. – Пока вам не предложат сесть, стойте. Сейчас Он появится.

– Хорошо. Спасибо, – говорю я, чуть презирая себя.

Наш истинный язык иной – он хриплый, дикий, ищущий опоры в собственном эхе, как птичий зов в горах, а это чужие, мертвые слова.

Враги на нашей земле. Мы должны сражаться и умирать. Дудаев сказал: «Раб, не стремящийся выйти из рабства, заслуживает двойного рабства».

Мне нужно еще успеть крикнуть «Нет Бога, кроме Аллаха», но я не успела.

Грудь обожгла пуля. Теряя сознание, я активировала взрывчатку – вот и всё.

– Я стала шахидом!

– Всё ты врешь! – противный мальчишка по имени Ислам выполз из-за мусорного ящика с игрушечным автоматом в руках. Он был главным в охране русского президента, и в игре его звали Вася.

– Я убил тебя раньше, заподозрив что-то неладное. У меня старая школа КГБ. Ты не успела активировать детонатор!

– Но взрывчатка все равно взорвалась, и все вокруг погибли. Ты не можешь говорить – ты покойник!

– Сама такая! – ответила Катя, снайпер. Катя сидела на крыше сарая, обтянутого крупной сеткой: в старые времена, до войны, там хранили картошку и арбузы. На лицо девочке падало яркое солнце, и она щурилась, потому что больно было смотреть.

– Нет, Полина права. Мы победили… – со связанными руками, вертясь клубком от несправедливости, вопила Хава, моя подруга.

Я бросилась ее развязывать – хотя должна была быть на небесах и встречаться с ангелами.

– Не имеешь права! – истошно орал Ислам– Вася, стреляя по нам из автомата: – Бух-бух-бух!

А ичкериец Магомед выполз из травы и отвесил ему пинка.

Наверное, мы так бы и спорили до вечера, кто виноват, а кто прав, под июньским солнцем 1996 года, если бы не Анина мать – тетя Женя. Девятилетняя Аня играла, что она инопланетный корабль, наблюдающий за действиями «жалких людишек» с высоты небес. И не принимала ничьей стороны.

Тетя Женя выглянула с балкона и, увидев, что мы столпились у гаражей и спорим, кто «боевик», кто «русский солдат» и как стать шахидом, крикнула:

– Угощаю бутербродами с вареньем!

Мы, тут же позабыв про игру, побежали на второй этаж. Добрая тетя Женя нашла припасы в погребе. Открыла две литровые банки: с малиновым и абрикосовым вареньем! Можно было мазать варенье ложкой на только испеченный в духовке хлеб, сколько душа пожелает.

Мы не знали, что нас ждет впереди, и наивно верили, что война закончилась, стала просто глупой игрой, хотя на улицах нашего города были слышны выстрелы.

– Мне достался бутерброд со сгущенкой! Я выскребла немного с самого донышка, – похвасталась я Хаве, уплетающей абрикосовое варенье за обе щеки. – А вам сгущенка не досталась!

– Тебе повезло, потому что ты в раю, – съехидничал Ислам. – Ты ведь шахид!

– Смотри, что у меня есть! – сказала девочка Надя с большим розовым бантом на макушке.

Она открыла коробочку, где было написано «Монпансье», но вместо лакомства, к моему сожалению, коробочка из-под леденцов была доверху наполнена украшениями: там были серьги, разные по форме – мелкие, как точка в конце строки, и удлиненные, как листья ивы.