Светлана Сухомизская - Год лягушки

– В свободное от писания детективов время, вы, наверное, подрабатываете на стройке.

– Почему вы так решили? – пролепетала я.

– Иначе не понятно, зачем вы таскаете в сумке кирпичи.

– Это книги, – объяснила я пристыженно, словно призналась в чем-то предосудительном.

– Ваши детективы?

Я покачала головой.

– Жаль, а то я хотел попросить у вас экземплярчик…

– Если хотите, – поспешно сказала я, – я принесу…

– Не хочу… Требую! Я же сказал – с вас причитается! Будем считать это первой частью моего… гонорара.

– Ну, конечно… А вторая часть? – опасливо спросила я.

Вместо того, чтобы ответить сразу, он пристально посмотрел на мои губы. Поцелуй казался совершенно неизбежным…

– Номер вашего телефона. Кстати, меня зовут Богдан. А вас?

– Ва… варя… – прошелестела я.

И вдруг надпись крупными буквами встала у меня перед глазами.

НИКОГДА! НЕ ЖДАТЬ! ТЕЛЕФОННЫХ! ЗВОНКОВ!

– Знаете что, – мой голос неожиданно окреп: – Лучше вы дайте мне свой номер. Я позвоню вам сама.

Вот и посмотрим. Спорим на шоколадку, что сейчас он спросит что-нибудь про ревнивого мужа, потом начнет уговаривать меня продиктовать ему мой номер, а когда я не соглашусь, прикинется, что никакого разговора о телефонных номерах вообще не было.

Но он не стал ни спрашивать, ни уговаривать, ни прикидываться. Повернулся к столу, взял из деревянной подставки для ручек и бумаг визитную карточку и протянул мне.

– Только учтите, я нетерпелив, ждать звонка больше суток абсолютно не способен. Так что не вздумайте меня обмануть, тем более, что я знаю, где вы работаете в свободное от писания детективов время.

– Разумеется, – со смешком ответила я. – На стройке.

– Ну, насчет стройки я уже не так уверен, скорее это какая-то секретная служба, но главное, что располагается она как раз по соседству, в редакции журнала… как его там… «Событие!», да?

Я наградила его обворожительной улыбкой и, произнеся какие-то прощально-обещающие слова, направилась к выходу.

Когда я взялась за ручку двери, он окликнул меня:

– Ты забыла дубленку.

Я обернулась. Он приблизился, накинул дубленку мне на плечи, притянул меня за полы дубленки к себе…

И застегнул верхнюю пуговицу.

На подгибающихся ногах я вышла из кабинета, изо всех сил пытаясь прогнать с лица идиотскую кривую улыбку – заморозка еще не прошла, и правый угол рта не двигался.

Может, он не поцеловал меня из гигиенических соображений?

Чувства кипели, бурлили и переливались через край. Поэтому, вместо того, чтобы отправиться прямиком в редакцию, я выскочила на улицу, отбежала подальше от входной двери, набрала Катькин номер и, едва услышав ее голос, взвизгнула:

– Сработало! Сработало!!!

– Что сработало? – не сразу поняла Катька.

– Фэн-шуй! Он подействовал!

– Ты с кем-то познакомилась? – Катьке явно хотелось взвизгнуть погромче моего, но приходилось сдерживаться.

– Да! Он врач! Стоматолог! Его зовут Богдан! Богдан… – я поднесла к глазам визитную карточку. – Ой, у него такая фамилия! Смешная!

– Богдан Пекло? – спросила Катька странным голосом.

– Да, – растерянно ответила я. – А что, ты его знаешь?

– Не по телефону! Надо срочно увидеться.

– Но ты ведь не расскажешь мне о нем ничего плохого? – встревожилась я.

– Ну, я расскажу, а плохое или хорошее – это ты сама решишь, – уклончиво ответила Катька.

Нельзя сказать, что тревога моя от этих слов стала меньше. Я попыталась вытащить из Катьки хоть что-то успокаивающее, но толку не добилась.

– Через час приеду! – пообещала я. Любопытство разрывало меня на части.

Зубная боль, конечно, прошла, но повод не ходить на Гангренину пирушку остался – и самый законный. И потом, все равно – дожидаться вечера, чтобы узнать Катькину секретную информацию о моем докторе было выше человеческих сил.

– Как твой зуб? – прокричала сердобольная Манечка Сергевна, когда я проносилась мимо ее комнатки по коридору.

– Все в порядке, залечили, – отозвалась я, не замедляя шага. – Спасибо!

Не успела я войти в наш кабинет, как Аглая, торопливо выключив радио, певшее голосом Паваротти, возбужденно воскликнула:

– Ничего себе! Он за нас заплатил, ты представляешь?

– Ну, тогда мне с ним вовек не расплатиться.

– Что? – Аглаиному потрясению (и, кажется, возмущению) не было предела. – Он что, ничего не взял с тебя за лечение?!

Я медленно кивнула, прикрыв для большей выразительности глаза, села в свое кресло, не снимая дубленки, и принялась левой рукой шарить по сумке в поисках губной помады. Правой рукой я в то же время заносила в память мобильника телефон Богдана, сверяясь с визитной карточкой, которую положила перед собой на стол.

Заново нарисовав губы (господи, сколько ж раз на дню надо проводить эту процедуру? это же никакой помады не хватит!), я сказала Аглае:

– Скажи Гангрене, что я перенесла невыносимые страдания, и после перенесенного наркоза у меня наступила слабость, дурнота, рвота, понос, головокружение, метеоризм и предсмертная икота. Так что я уползла домой, чтобы умереть вдали от нескромных взоров.

– Он что, назначил тебе свидание? – в глазах Аглаи горело жадное любопытство.

– Пока нет, – ответила новая, неотразимая и таинственная я. Прощально взмахнула крылом и упорхнула, оставив после себя легкое облачко специфической зубоврачебной вони…

Снег не прекращался, только хлопья стали меньше и полетели совсем уж параллельно тротуару.

Я сидела в «Кофейном Экспрессе» у самого окна, пила второй капуччино с черничным маффином, курила пятую сигарету и смотрела на улицу. Тверская, как и Садовое, стояла в обе стороны.

Можно было бы немного почитать учебник по криминалистике, книжку о ядах и противоядиях или недавно переведенный роман Элизабет Джордж (вот вам неполный список кирпичей, лежащих в моей сумке). Но читать не хотелось. Вместо этого я глазела в окно, и, кутаясь в шарф, размышляла об убийстве в пробке. Скажем, машины начинают движение, но одна из них – пусть, в насмешку над моей дурацкой мечтой, это будет красный «Мерседес» – почему-то не двигается с места. Ему сигналят, тщетно пытаются объехать, возникает новый затор. Особо нервные участники автомобильного движения выпрыгивают из своих машин и несутся к «Мерседесу», чтобы вправить мозги его водителю.

Но вправить ему мозги уже невозможно, потому что большая их часть разбрызгана по роскошному салону, отделанному черной кожей.

Я поморщилась. Ну, нет, это не годится. Читать про разбрызганные мозги я еще могу, но писать про это совершенно не желаю. Мой принцип – как можно меньше натуралистических подробностей. Я для этого придумала даже специальный прием – главная героиня моих романов падает в обморок, как только видит очередной труп, не успев его даже толком рассмотреть, и поскольку рассказ ведется от первого лица, описание трупа я могу с чистой совестью опустить. Конечно, героиня при этом выглядит полной дурой, зато мои детективы могут читать даже дети младшего школьного возраста и беременные женщины.