Наталья Волохина - На том берегу

Стирка и глажка. Сам процесс я обычно не наблюдала, но дискуссии о его результатах заставала примерно еще с недельку после. Бабушкиной патологией домоводства я страдала лет до тридцати пяти. Стирать, полоскать на 2–3 раза, отбеливать, крахмалить, подсинивать, утюжить каждую складку строго определенным образом, до идеального результата, переживая долго досадные промахи. Однажды, когда Григорьевич был в командировке, помочь вызвалась его племянница, о чем сильно пожалела. Безнадежно «испорченное» бельё, Гурий вынужден был по возвращении перестирать и перегладить заново. Стиральные машины появились не очень давно, и результат их облегчения физического труда некоторое время рассматривался бабушкой критически, до выведения собственной технологии машинной стирки. Тут надо уточнить одну деталь. Довольно молодой еще женщиной бабушка перенесла инсульт и до конца своих дней самостоятельно передвигалась только по дому с помощью трости, переставляемых табуретов и множества ручек, закрепленных на косяках. При этом, много лет вела идеально хозяйство немаленькой семьи в огромном доме. Но сейчас речь о дедушке. У них с бабушкой была настоящая семья. Мои родители не смогли повторить и части успеха их тандема. Разве что, дядя немножко приблизился к родительским пережиткам успешного домостроя. Построить дом, добыть продукты, наладить хозяйственный быт – кладовую, погреб, теплый туалет в доме (в те давние времена!), добыть новейшие чудеса технически, как только они поступили в продажу (телевизор, радиола, стиральная машина, холодильник, увлажнитель воздуха – в 60-е годы, черт побери!), к Новогодним праздникам перебелить весь дом и украсить потолки нежно голубыми облаками, а стены модным «накатом» под обои (можно переделать, если жене не понравится), не забыть шампанское…

Долго берегли меня от взрослой жизни, хранили семейные тайны. Думаю, это к лучшему, иначе человек лишается «детства золотого». Но взросление приходит неумолимо и превращает Деда Мороза в ряженого дядьку с оплаченными подарками. Уже в отроческом, или даже юношеском возрасте, мне стала очевидной бабушкина ревность, а еще позже понятна её причина. Впервые она поделилась со мной, как со взрослой лет в четырнадцать, хотя, наверное поспешила, или я была недоразвитая, но смысл происшествия постигла не сразу. Сосед – большой начальник Петр Иванович, был на службе, а его супруга – сдобная, изнеженная Людмила Иннокентьевна (за глаза – Людочка) попросила дедушку помочь открыть заклинившую раму. Его не было, со слов бабушки, подозрительно долго и она пошла к соседям. Из дальнейшего эмоционального словоизлияния я поняла, что преступление заключалось в созерцании соседкиного шикарного неглиже (пеньюара) вместо того, чтобы уйти от бесстыдницы, возлежащей в соблазнительной позе на диване, дед продолжал ковыряться с окном. Понятливая подруга разъяснила мне, что раз не уходил – значит, возжелал, изменник! Бабушка-то все экивоками изъяснялась. И уж совсем взрослой от мамы я узнала, что построив после войны дом, дед ушел к другой женщине, по причине внезапной страстной любви. Бабушка осталась с параличом на нервной почве и двумя маленькими детьми. Дед одумался, хотел вернуться, но куда там, гордость, ревность, обида за предательство не только не отпускали много лет, но и подняли на ноги эту железную женщину. Она согласилась впустить мужа только на свадьбу старшего сына, моего отца, и разрешила остаться. Они пережили вместе «любовь» родины к ним, деклассированным элементам, страшную войну, голод, дедову дизентерию, общую цингу, бабушкину «куриную слепоту», тяжелую стройку под ссуду! Я никогда не слышала упреков и ссор, но дедовское молчание в ответ на любую бабушкину «правоту» стало мне понятным только после «взросления» правдой. Однажды стареющая бабушка еще раз пожаловалась мне на деда, обвинив его в ругательствах, долго не соглашаясь сказать «страшное», очень обидное слово. Через несколько лет я все же допытала её, слово оказалось «падлюкой». Вообще, мне неинтересно было жаловаться на деда, я совершенно искренне не верила и не понимала что к чему. Кроме того, я всегда немедленно становилась на его защиту, как и он на мою. Я прощала ему не только прегрешения против бабушки, но и по отношению к себе. Раз в месяц проводил он генеральную уборку и тогда, «кто не спрятался, я не виноват». Все, что не там лежало, не являлось вещами их дома, безжалостно отправлялось в мусорку. Жертвами «генералки» стали две пары моих моднейших перчаток, на его же деньги купленных, регулярно забываемых надолго на полке в прихожей. Перчатки было жаль, но как только бабушка начала его распекать, я немедленно перевела все в шутку. На третью пару мне, разумеется, выдали.

Мой сдержанный, молчаливый дед скучал обо мне всегда, а я, подрастая, все реже успевала забегать в дедовский дом. Помню, как он приходил к нам и сидел на кухне с мамой за рюмочкой, говорил свой душевный, «купленный» разговор, потом мы провожали его до такси.

Львы болеют редко, но метко. В нашем прайде все случилось неожиданно и судьбоносно. Я лежала в больнице, были страшные боли и страшная болезнь. Однажды ночью очень уж расшумелись в коридоре и бессонная я, пошла посмотреть, что к чему. У деда был какой-то там постинсультный шок. Он пытался вскакивать, падал с кровати, ничего не соображал, меня не узнал. У меня тоже был шок. Я не могла поверить, что это с ним, что это он, но не кричала, тихонько плакала в туалете. За ним ухаживали сначала дядя, потом отец. Я пришла в родной дом, непривычно пахнущий болезнью, мучением, страхом. Мне сказали, что он никого не узнает, вывезли в коляске. Он узнал меня и заплакал. Я держала его за руку и слезы размывали родные черты, так и не утратившие благородной породы. День, когда он ушел, был страшным. Я думала, что самое жуткое уже пережила в день похорон бабушки, ошибалась. Отец ушел вниз, в дедовскую мастерскую и сидел там, тупо глядя на столярный инструмент. Кстати, в свое время папа там именно умер – судьба! Хуже всего стало на кладбище. Было ощущение, будто у меня отрезали всю нижнюю часть тела, невыносимо болело внутри. Не было больше ног, опоры, половины души. И еще – пустые отцовские глаза!

Он ушел, оставил меня без защиты и любви, дедушка с небесным именем Гурий, нарекший меня вдохновительницей, наделивший львиной породой, дедушка, который был младше меня на девять дней.

Во времена моего детства 8-е марта не объявляли выходным, праздник был – Международный женский день (не советские народы об это не догадывались), а выходного не было. По всем городам и весям необъятной родины: в детских садах, школах, организациях, предприятиях – везде, строго соблюдался ритуал чествования. Особ женского пола всех возрастов мужская половина коллектива одаряла сувенирами, цветами, песнями к концу рабочего дня, вернее, к середине. Дальше, школьники шли по домам, трудящиеся к праздничному столу с коллегами. Потом, кто куда – одни домой к женам, другие «продолжать» в гостях.