Игорь Савельев - Вверх на малиновом козле

– Вот как всегда! – сказала Аня.

Они вышли покурить в тамбур, в густые сизые сумерки; здесь же стояли несколько чужаков с пивком: ну да, в купейном-то вагоне и дышится легче; раскрытая – для воздуха – дверь в пространство между вагонами, тяжеленная, распахивались и запахивалась, грозя однажды кого-нибудь зашибить.

– Вот как всегда! – сказала Аня.

Это посвящалось тому, что стоило выйти покурить – после многочасовой паузы, – как поезд начал тормозить, рулить меж цистерн и вагонов, и по всему выходило, что сейчас будет большая станция.

– Подъезжаем куда-то. – Антон прижал руки к пыльному стеклу, но все равно ничего не разглядел, кроме густо размазанных огней.

– Это Волгоград, – сказал один из кавказцев, как будто сжалившись.

– Волгоград?! Разве он сейчас?

Аня тоже вспомнила, они метнулись обратно в купе. Антон стремительно карабкался над неохотно уступавшими телами, чтобы достать из сумки увесистый презент: литровую бутылку элитной водки «Синие горы».

Аня кривилась, когда он показал ей, какой выбрал подарок. «Ты прямо как твой папа», – ухмылялась она. Отец тоже дарил коллегам, прибывавшим в Синегорск в командировку, эти фигурные бутылки с вылитыми в стекле вензелями…

Вензель стукнулся о какую-то железяку на выходе из вагона.

– Осторожно, не разбей сокровище, – откликнулась Аня.

Волгоград был первой станцией, где поезд никто не штурмовал; пресыщенные обилием курортных составов, тетки с пивом и мороженым не кричали призывно и не метались от вагона к вагону, а ходили неспешно, с достоинством.

– Ну и где твой друг? – спросила Аня опять же с юмором, тогда как Антон уже названивал и вертел головой.

Друг детства жил в Волгограде – они с родителями уехали сюда давным-давно, лет двадцать назад, и все эти годы Антон с ним не виделся. Случайно нашлись с появлением соцсетей. Деревянно списались, раза два от силы: во-первых, разговаривать давно было не о чем – что там, еще детьми расстались, – а во-вторых, Антон с изумлением разглядывал фотки, где друг предстал раздутым подлысевшим мужиком. «Я тоже так выгляжу?» – со смехом спрашивал у Аньки… Конечно, он и не знал, что ожидал увидеть, потому что даже картинки детства почти стерлись из памяти.

И тем не менее, отправляясь на юг, Антон зачем-то написал… И обменялись телефонами, и без большой охоты согласились встретиться на перроне на те полчаса…

Получаса не было: из-за тех, кого сбили в Синегорске, а также из-за семьи, которую сняли на «Скорой» в Калинникове (не все дотянули до вожделенного отпуска), стоянку предельно ужали по времени; их обтекали толпы курортников, уже приободрившихся, – а они с Аней растерянно топтались, и абонент был недоступен.

– Я, кажется, ему неправильное время сообщил, – сказал, наконец, убитый Антон. – Как я так… Почему я думал, что Волгоград через час? Какое тут вообще время?

– А недоступен он почему? Едет в метро?

– Да какое здесь метро…

Особенно глупо – бутылка дорогущей водки; сам Антон водку не пил – не переносил почти биологически. Тащить теперь в Абхазию? Зачем?.. Подарить соседям по купе?.. Еще и нажрутся, как свиньи. Плюс ко всему.

– Ты что, они же перепьются все, включая малых детей, – откликнулась Аня.

Полное взаимопонимание.

Он все еще пытался дозвониться.

– Забей уже… А давай вон тому парню подарим? – зашептала Аня, толкая локтем в бок: ей какое-то даже приключение на тему «Пристрой бутылку в оставшиеся пять минут».

– Да нет, ты что, неудобно… – засмущался Антон; ему действительно было неловко: с этим пузырищем, в котором собирались все станционные огни; собирались взгляды; менты замедляли шаг.

– Молодой человек! – театрально, грудным голосом проговорила Аня. – Вы, наверное, кого-то ждали и не дождались, да?..

Она и выбрала «театрально»: долговязого, нескладного парня, единственного, кто никуда не спешил.

– П-почему? – растерялась жертва.

– Она обманула вас и не приехала, да?.. – задушевно спросила Аня.

Антон с трудом сдерживался, наслаждаясь спектаклем. Бенефис великой актрисы.

– Хочу вам дать совет. Никогда не верьте знакомствам по Интернету. Сейчас столько аферисток развелось… Вот, нате. Зальете горе. Антон Вячеславович, где вы там?

Антон нечеловеческим усилием воли стянул губы и протянул сиятельный пузырь.

– Мы из службы экстренной психологической помощи, – сказал он, переборщив, получилось даже строго. – Вот… Ездим по городам…

Проводница зычно сзывала народ – по коням!

– П-почему? Я никого не жду! – Парень опомнился. – То есть я жду, но она приедет через… через…

– Ну, не важно. У вас вообще отменили часовой пояс, вы в курсе?.. Берите. Берите быстрее, нас ждут в Стамбуле.

– ???

– Вы не пугайтесь. – Аня сочувственно клала ему руку на плечо. – Она не подумает, что вы алкаш.

Антон уже тащил ее в вагон.

– А может, подумает, поэтому быстро выпейте вон там в кустах, чтобы она не видела вас с бутылкой! – все еще кричала Аня с подножки, мешая флагу проводницы. – А может, она такая красавица, что водка только поможет!..

Они помирали в тамбуре. Загибались. Сгибались пополам. Бились в истерике.

– Ты видела его лицо?!

Где-то там, за стеклянным зданием, за стрельчатыми арками депо – старинными, времен паровозов и стачек, – оставалась площадь, сырые огни такси, пришибленный дым привокзальной шашлычной.

– А ты же все равно не знаешь толком, как этот твой друг сейчас выглядит? Так просто представь, что это на самом деле был он. Какая разница, по большому счету…

Ковбойская – или типа того – шляпа, выдающийся лоб, прищуренный взгляд человека, которому сам черт не брат.

– Слушай, а это точно был Волгоград? Там же, когда подъезжаешь к Волгограду, поезд должен ехать вокруг Родины-матери, все это должно быть видно…

– Уп-с?

Бесконечные пустые трассы через холмы, как только и бывает в американских road movie; пара, которая едет откуда-то и куда-то в раздолбанном «Додже»…

– Может, мы, конечно, и социопаты, но хорошо бы найти какую-нибудь фанеру… Взять лист фанеры и постелить вот так между полками.

– Ага. И будет у нас свой отдельный этаж.

Так глупо, но я так счастлива.

Стальные стены нагревались, и опущенная до предела рама ничем помочь не могла: за окном ни малейшего сквозняка. За окном капитально, будто на вечный прикол, стал вагон – рифленой стеной, на которой выбито ТАРА 52 Т, так монументально, будто это монета миллионного номинала.

Все устали.

Молоденький мент, кажется, гораздо младше Антона, заканчивал заполнять бумаги с такою мукой, будто не до конца научился писать, и на его рубашке проступали пятна, хотя она болталась вольно на субтильном теле.