Андрей Демидов - Мысли

На письменном столе были разбросаны пудреницы, футляры использованной помады и тюбики тонального крема. Над этим хаосом возвышались дезодоранты, средства для волос и огромный флакон импортного шампуня с гроздью бананов на этикетке. Посередине стола, на стопке учебников за десятый класс, лежало большое зеркало. В углу комнаты валялись пластинки в цветных конвертах и обшарпанная коробка из-под японского магнитофона. Из нее торчали разномастные рулоны обоев и детские рисунки. Сам магнитофон с вмятиной на решеточке левого динамика лежал на кровати в россыпи кассет. Из-под кровати торчали еще какие-то пыльные коробки и свернутый в рулон потертый коврик. В книжном шкафу теснились тома классиков, вогнанные в шеренгу так плотно, что, казалось, вытащить их не представляется возможным. А напротив двери почти во всю стену раскинулся иконостас из календарей и увеличенных фотографий преимущественно одной и той же поп-группы «Приветливый месяц». Особенно много фоток и афиш было с солистом этой группы, Петром Болотниковым. Болотников изображался поющим и сидящим, поющим и стоящим, не поющим и лежащим, в окружении детей и подростков, с цветами и без. Он был запечатлен на фоне заката и в свете сценических прожекторов, в полный рост, по пояс, крупно лицом и прочее и прочее… Над всем этим «ералашем» красовалась полоса ватмана с крупной красной надписью: «Я люблю Петю!!!»

Уныло изучив фотографии, Катя вновь набрала номер. Но телефонные гудки по-прежнему были отдаленными и длинными. Она вздохнула и повесила трубку.

В эту же секунду аппарат пронзительно зазвенел. В прихожей мгновенно засуетились. Слышно было, как Лена властно приказывает сестре:

– Все, иди на кухню и продолжай жрать праздничные бутерброды. И не смей подслушивать, а то не буду тебе уши прокалывать.

– Вот еще. И не надо. В салон схожу.

– Да кто тебя в салон пустит, малявка! – И уже совсем другим голосом: – Алло, я вас слушаю…

– Сама малявка, – завизжала младшая сестра и сердито хлопнула кухонной дверью.

– Прекрати хулиганить! Алло. Нет, это я не вам… – Дальше голос Лены стал напряженным: – А, это ты, ну как дела? У Стрелецких был?

Катя, стараясь не слушать, о чем разговаривает подруга, взяла со стола старый номер «Работницы» и углубилась в скучный раздел «Кулинарные беседы профессора Н. И. Ковалева». Там она вычитала, что рыбные продукты – это источник полноценных, легкоусвояемых жиров, богатых биологически активными кислотами. И что резать филе рыбы на куски нужно под прямым углом. Катя раздраженно отбросила журнал, встала и подошла к окну.

С высоты шестнадцатого этажа были видны плоские крыши универмага и поликлиники. Напротив, чуть левее, высилось несколько многоэтажных жилых домов. За ними, на горизонте, дымили высокие трубы теплоэлектростанции и медленно, еле заметно поворачивались журавли подъемных кранов. Внизу, среди бисера разноцветных автомобилей, бегали дети, пронзительно звонко кричали и кидали друг в друга чем-то белым, легко сносимым ветром. Скорее всего, это были куски пенопласта, вынутые из распотрошенной помойки рядом с универмагом. Вдалеке, у поликлиники, на автобусной остановке скопился народ. Рядом с толпой влюбленная парочка ловила такси, вытягивая руки. Их жесты чем-то напомнили Кате нацистское приветствие из документального фильма о Второй мировой. Она, покачав головой, перевела взгляд в другую сторону. Там был глухой двор и газоны с протоптанными между домами коричневыми лентами тропинок. Зеленые лужайки посыпала опадающая листва, которую сдувал с деревьев холодный ветер и вымачивал дождь в тусклом свете осеннего солнца.

«Как все грустно… – смотря на этот унылый пейзаж, подумала Катя, – почему же он не берет трубку? Вот сволочь, ведь знает, что это я ему звоню. А может, просто Дениса опять нет дома?»

Дверь отворилась, прервав ее размышления. В комнату вошла Света и с хитрым видом уставилась на Катю:

– Ты что такая хмурая?

– Да вот погода премерзкая. Солнце будто на тюремный двор выпустили и сейчас опять загонят в камеру.

– Смачно сказано… Слышишь? – Света показала на дверь, за который монотонно бубнил голос Лены. – Опять ЭТОТ звонит.

– Кто, Толик?

– Да какой Толик, он уже давно не показывается. Это Славик. Послушай вон… – Света кивнула на спаренный телефон и заговорщически подмигнула.

– Да брось ты, чего тут слушать. Все равно она сейчас же мне все разболтает. А подслушивать вообще-то нехорошо, – строго добавила Катя и от нечего делать приоткрыла дверцу платяного шкафа. Там, на полках, кучами лежало постельное белье, колготки, трусики, махровые банные полотенца, ночные рубашки и всякая мелочь. А под небрежно висящими платьями и пуловерами она увидела аккуратно стоящие огромные резиновые сапоги, из которых торчали штопаные шерстяные носки крупной вязки. Катя опешила, наткнувшись на явно мужские вещи в женском гардеробе, и вопросительно посмотрела на Свету. Та расплылась в довольной улыбке:

– Это Славкины сапоги. Они втроем в прошлые выходные на дачу ездили. Кстати, именно поэтому на твой день рождения Ленка не пришла. Приперло ее сильно. Ну так вот. Втроем это она, Славик этот, Бабкин, и дружок его, Коля Брызгалов. Ну да ты с ними вместе училась, знаешь их небось как облупленных. Поехали, значит, они к нам на дачу. Дождь, темень, дров нет. Свет отключен, вода перекрыта… Да почему поехали-то – вот умора! Ленка, ты знаешь, Славику уже полгода голову морочит, что она в подружках у этого красавца! – Света кивнула на плакаты с «Приветливым месяцем», приоткрыла дверь и, показывая на разговаривающую по телефону Лену, прошептала: – Как раз об этом она сейчас и заливает.

Катя невольно подалась вперед и прислушалась:

– …ну, ты что, Слав, серьезно? Я же не виновата, что его там не оказалось… Ну сколько можно обижаться, уж неделя прошла… Так у него ведь не один дом. Он меня, наверное, умышленно обманул – может, выглядел плохо и не хотел на люди показываться, или я перепутала… Что? Ключи? Ключи у меня от всех его дач есть!

Света хихикнула, закрыла поплотней дверь, покрутила у виска пальцем:

– Смотри, как изворачивается, врет, а он, дурак, верит и огорчается. Еще бы, ездил на дачу к самому Петру Болотникову и только случайно его не застал!

У Кати неприятно защекотало в груди. Слава Бабкин весь десятый класс ухлестывал за ней, а потом, ближе к экзаменам вдруг охладел, стал держаться нейтрально, особенно в присутствии Лены. Кате на Бабкина, в общем-то, было глубоко наплевать, как, впрочем, и на других парней из класса. Но Славик был смазлив, нахален и к тому же болен какой-то неизлечимой болезнью. То есть излечимой, предположим, в США и неизлечимой в Союзе. Что-то там связанное с костями. То ли костный туберкулез, то ли еще что-то в этом роде. Он постоянно ходил с закатанными рукавами, демонстрируя всем красно-бурые шрамы на руках, оставшиеся после обострений его таинственной болезни. Это придавало Славику образ страдальца, замученного жизнью, поэтому в классе считалось престижным дружить с ним… К неразлучным подругам Кате и Лене он прилип сам, притянув за компанию своего туповатого дружка Брызгалова.