Дмитрий Ничей - Мудрость в пыли. Книга первая

– Чего тебе надо? – недружелюбно спросила она.

– Молока, – ответил Путник.

– Матерь Божья, – брезгливо поморщилась она в ответ. – Если люди забыли, как рожать детей, неужели ты думаешь, что мы станем выкармливать тех, кого родит пустыня? Убирайся сам и уноси с собой это исчадие ада. Прижав его к груди, ты и сам проникся…

– Послушай, женщина, – оборвал её Путник. – Я никому не желаю зла. Лучше подобру дай мне то, что я могу взять силой.

– Как бы не так… – в ответ прошипела она и вдруг визгливо вскрикнула: – Юрген!

За её спиной вырос огромный рябой детина, и, заслонив её собой, потянул руки к лицу Путника. В ответ, отступив на шаг, Путник резко ударил его ногой в живот. Детина взвыл от боли и сложился пополам. Так же бережно прижимая свёрток к груди, Путник другой рукой выхватил длинный нож легионера и приставил к горлу рябого, прижав его к стене.

– Принеси молока, – отчётливо проговорил Путник, глядя женщине прямо в глаза.

– Да здесь-то и вода – редкость, – начала было она, но Путник надавил ножом чуть сильнее, и детина зашипел от боли.

Женщина сгорбилась и исчезла в чернеющем проёме двери. Послышался лёгкий шум – и вскоре она вернулась, протягивая трясущейся рукой наполненную до половины полуразбитую кружку молока. Вторую руку она держала за спиной.

Возникла напряжённая тишина. Стало слышно, как жаркий ветер пересыпает горячую пыль под ногами. Детина напряжённо засопел на ноже у Путника, зло морщась от боли. Женщина стояла, упёршись в Путника тяжёлым недобрым взглядом. Время словно остановилось. Свисающая с отколотого края чашки молочная капля оторвалась и, медленно преодолев трясущиеся грязные женские пальцы, повисла на ребре ладони, готовая упасть…

Вдруг ребёнок на груди у Путника громко и радостно вскрикнул, протянув навстречу солнцу розовую ладошку.

– Господи! – охнула женщина и, попятившись назад, выкинула из-за спины руку с обрезом ружья. Грохнул выстрел. Путник почувствовал, как обожгло щеку и кровавой пеленой затянуло правый глаз. Резко проведя ножом по горлу рябого, Путник рукоятью наотмашь ударил женщину. Та всплеснула руками и неуклюже повалилась набок. Рябой рухнул на колени и, выпучивая безумные глаза, тщетно пытался зажать руками бьющую из перерезанного горла кровь.

Озираясь по сторонам, Путник бросил взгляд на ребёнка. Девочка безмятежно улыбалась, доверчиво глядя ему в глаза.

Вновь наступила тишина. Соседние лачуги не подавали никаких признаков жизни. Подобрав с земли обрез, Путник бросил его вглубь лачуги и сам вошёл следом, пригнувшись в низком дверном проёме.

Внутри было темно. Морщась от подкатившего приступа тошноты, Путник шагнул дальше, сквозь спёртый воздух маленькой комнаты. В падающих сквозь крошечные оконца тусклых лучах света переступала копытами грязная коза.

Оглядевшись, Путник заметил стоящую рядом стеклянную банку, до половины наполненную молоком. Бережно подняв, Путник поднёс её к носу и, не почуяв неладного, прислонил к губам ребёнка. Девочка принялась жадно пить, схватив банку маленькими ручонками. Путник удивлённо заметил, как странно ноет где-то внутри при виде пьющего молоко ребёнка. И всё сильнее и сильнее, с каждым её глотком, стихающим в сытом полусне. Наконец девочка тихо засопела. Путник аккуратно отнял от её губ банку и, допив остатки, бросил на укрытый соломой пол.

Заметив висящий в полутьме осколок зеркала, он подошёл поближе и повернулся к нему повреждённой стороной лица. Главное – глаз цел. А засохшая на измождённом бесконечной дорогой лице кровь – это привычно…

Выйдя на свет, он увидел бессознательно постанывающую в пыли хозяйку лачуги. Рядом, в луже сворачивающейся в пыли крови, лежало бездыханное тело её огромного рябого сына.

– А зачем ты нужен? – пятясь назад, поспешно прошептал Путник – Зачем ты нужен?

От чтения меня отвлекла мама. Возникнув в дверном проёме, она громко и недовольно вздохнула. Я обернулся.

– Вставай, – сказала мама, – тебя ждут великие дела.

– Что случилось? – несмело поинтересовался я.

– Иди, сам увидишь.

Я обречённо встал из-за стола и поплёлся вслед за мамой.

– Вот, полюбуйся, – указала рукой мама, когда мы вошли в другую комнату. – Это твоя кошка. Не заставила себя долго ждать.

Кошка сидела в самом углу комнаты. Время от времени по её телу пробегала мучительная волна, словно выворачивая наизнанку. Её тошнило. На ковре в нескольких местах темнели свежие пятна. Я посмотрел на маму.

– Сожрала что-нибудь, – констатировала она. – Бери салфетки и тряпку – и вперёд!

Я на мгновение впал в ступор.

– Давай-давай! – подбодрила меня мама. – Или ты думаешь, я буду это делать?

Тяжко вздохнув, я взял ведро с тряпкой, салфетки, и принялся за работу. Опустившись на пол, принялся счищать пятно с ковра. К горлу подступил тошнотворный ком. Я запрокинул голову, чтобы глубоко вздохнуть.

– А как ты хотел? – услышал я за спиной мамин голос. – Я тебя предупреждала…

Ушедшее на это время показалось мне вечностью. Превозмогая тошноту, я снова принялся за работу. Где-то сбоку, конвульсивно содрогаясь и утробно урча, жалобно мяукала кошка. Порой становилось совсем невыносимо, и я стрелой выбегал из комнаты под неодобрительные взгляды мамы. Но снова и снова возвращался, чтобы довести дело до конца.

Наконец всё закончилось. Я вышел из ванной, много раз вымыв руки и умывшись холодной водой. Я взял на руки плачущую кошку и понёс с собой. Оглянувшись, я увидел, что мама глядит мне вслед, и во взгляде её отчётливо читается удивление, разбавленное толикой уважения.

Я положил кошку на постель и стал гладить. Она отворачивала голову, и я подумал, что она не хочет смотреть мне в глаза. И вдруг понял, что так и есть на самом деле.

– Ты что? – я попытался подтянуть её поближе. Но она дёрнула плечом, сбрасывая мою руку. Я удивился, насколько человеческим был жест. Я замер, словно поражённый громом. Всё в ней для меня открывалось заново: хрупкие плечи, матовая бледность кожи, изящный изгиб спины, тепло горячего тела, и плавно поднимающиеся и опадающие от дыхания бока…

– Ты что? – я осторожно прикоснулся к ней кончиками пальцев.

Она обернулась.

– Спасибо тебе, мой милый мальчик, – прочитал я в её глазах.

Я почему-то ждал, что она назовёт меня «хозяин». Уверен: она понимала это. Но не собиралась так делать.

Ну да ладно…

…И снова изнуряющая монотонная дорога. Сводящая с ума однообразием пыльная пустыня. Шаг за шагом навстречу солнцу. Шаг за шагом… Шаг за шагом…

К счастью, с наступлением сумерек на горизонте показался посёлок. Мёртвый посёлок. Очередной из множества встретившихся на пути. Брошенные дома, пустые глазницы окон, скрипящие на ветру двери. Путник заметил, как в одном из окон мелькнул тусклый свет. Значит, кто-то есть. Или показалось? Путник поправил укрывавшую лицо ребёнка ткань и зашагал быстрее.