Дмитрий Ничей - Мудрость в пыли. Книга первая

В доме действительно кто-то был. Но тихие шаркающие шаги внутри стихли, как только Путник постучал в дверь. Подождав, Путник снова громко постучал кулаком. За дверью послышался шорох.

– Чего Вам нужно? – раздался скрипучий старческий голос.

– Ночлега, – твёрдо ответил Путник.

Дверь приоткрылась, и в полумраке тускло блеснул выцветший глаз. Длинный плащ и винтовка явно не вызывали у него никаких добрых ассоциаций. Наступила напряжённая тишина. К тому же свежий шрам через всю щеку…

Глаз подслеповато прищурился, приглядываясь, и вдруг округлился в недоумении:

– Святые угодники!

Дверь распахнулась, и на пороге показался высохший седой старик:

– Это ребёнок?

Путник неподвижно застыл в ожидании.

– Да чего же мы стоим? – засуетился старик. – Входите скорее!

Путник решительно шагнул внутрь дома. Старик засеменил следом, то и дело заглядывая ему через плечо, в надежде разглядеть лицо ребёнка.

В доме никого больше не оказалось.

– Да-да, я живу один, – подтвердил старик, заметив недоуменный взгляд Путника. – Только вот накормить мне Вас нечем…

Старик виновато сгорбился.

– Не переживайте, – успокоил его Путник, – мы сами разделим с Вами свой ужин.

Путник бережно уложил девочку на укрытую каким-то тряпьём старую кровать и аккуратно раздвинул укрывающую её ткань. Старик с любопытством наблюдал рядом. Девочка улыбалась, и взгляд чистых детских глаз светился счастливым серым светом.

Путник достал из сумки банку консервов, привычным жестом вскрыл её легионерским ножом и, зацепив содержимое на самый конец острия, поднёс к губам ребёнка.

– Да разве ж можно так? – охнул старик. – Ребёнка – с ножа?

Путник, не обращая на него никакого внимания, покормил ребёнка и потянулся за новой порцией. Вдруг девочка села и, протянув руки к повернувшемуся Путнику, схватилась за острие ножа пухлыми детскими ладошками.

– Спокойно, – тихо сказал Путник и бережно расцепил детские пальцы.

Старик, затаив дыхание, следил за происходящим. Путник, накормив девочку, напоил её водой из фляжки.

– Она – гриб? – испуганно спросил старик.

Путник не ответил. Старик растерянно что-то забормотал, топчась на месте.

Накормив ребёнка, Путник поел сам, поровну разделив скудный ужин со стариком. В благодарность старик принялся вытаскивать из рассохшихся шкафов невесть откуда взявшиеся детские вещи различных цветов и размеров.

– Берите-берите, – причитал он, – мне это без надобности. Здесь раньше жили дети. А я стар и одинок. Берите, не стесняйтесь. Вы же знаете, как быстро они растут…

Путник растерянно держал в руках цветастую детскую одежонку. Он вертел её в руках, словно в оцепенении, и вдруг поймал себя на мысли, что вряд ли что-то может быть сейчас более странным и причудливым. Здесь, в этой страшной комнате, с облупившейся на стенах краской и разбитыми окнами. Лишь девочка улыбалась, счастливая, издавая прекрасное мурлыканье, вот-вот готовое превратиться в нарождающийся детский смех.

Ссутуленная фигура старика уныло темнела на фоне закатного окна.

– Как Вы не боитесь тут один? – спросил Путник.

– А кого мне бояться? – пожал плечами старик. – Мародёры сюда, слава Богу, не добрались. А собаки… Так это всего лишь собаки.

– Ну. уж нет, – криво усмехнулся Путник. – Это не просто собаки. Это противоестественное подобие людей, пахнущее мокрой псиной. От них не стоит ждать ничего хорошего. И поэтому всех их…

– Ах, да, – печально вздохнул, спохватившись, старик, – зачем они нужны? Как я мог забыть?

– Считаете иначе? – нахмурился Путник.

– Да, конечно, – печально закивал старик. – Никого нельзя объявлять ненужным только потому, что он непонятен, уродлив, или спорит с тобой. Никого вообще нельзя объявлять ненужным. Это привилегия разве что самого Господа Бога. Никто никак не нужнее другого. Все имеют право быть…

– Вы уверены? – раздражённо спросил Путник.

– Вне всякого сомнения. В этом мире не будет ничего нового. Но, к сожалению, жизнь никого ничему не учит. И самые бредовые идеи завладевают умами человечества, захватывая и ведя его к самому краю пропасти. Снова и снова…

– Не стоит упрощать, – твёрдо возразил Путник. – Мы не проповедовали ни расовое превосходство, ни религиозную исключительность…

– А что же тогда? – воздел руки к небу старик. – Идею Главного Вопроса? Вы хоть понимаете, что неспособность простого человека доказать наделённому властью свою нужность, делала его таким же беспомощным, как и смотрящим в глаза расстрельной команде? И тем ужасающа зависимость от мнения судьи. Ведь для вас нужность означала безвредность. Непревышение опасности для общества. Обычность человека. И никак вы не хотели вспоминать о том, что вся история человечества движима ненормальными людьми. Ведь удел нормального человека – тихий сон после сытного ужина. А историю всегда творили гении. А гении – это за гранью нормы. Безумцы, как это ни прискорбно. Психопаты, наркоманы и извращенцы – вот отцы едва ли не всех открытий, бессмертных шедевров, революционных течений и будоражащих умы идей. Как раз те, кто, по вашему мнению, абсолютно не нужны… А в Ваших словах я снова слышу поступь римского ликтора, держащего на плечах секиру в обвязанном красным шнуром пучке берёзовых прутьев. И исключительное право казнить и миловать, в который раз, породит им, в итоге, и новую расу, и новую религию.

Старик обречённо махнул рукой:

– И знаете, я счастлив, что могу сказать Вам это, – устало продолжил он. – Потому что больше не боюсь. Мне не за кого бояться. Я остался один. И меня ничто не держит на этой несчастной земле. И я не боюсь. Совсем не боюсь. А Вы говорите…

– То есть, теперь – лучше? – снова усмехнулся Путник.

– Не надо передёргивать, – поморщился старик. – Одна крайность не должна оправдывать другую. И если бы человечество научилось, наконец, использовать накопленную мудрость, всё было бы совсем иначе…

– Мудрость? – презрительно скривился Путник. – И всё?

– А знаете, да, – лицо старика просияло. – У меня было предостаточно времени подумать об этом. И я постиг природу мудрости. Знаете, что это? Мудрость – это если ты, став богат, делишься с другим, сколь угодно щедро, пусть даже сделав богатым его, сам от этого ничуть не становясь беднее. И всё разумное должно, просто обязано, быть мудрым. Ведь имеющий разум – наделён душой, а обладающий душой – накопит мудрость. Но, к сожалению, в жизни происходит совсем иначе. И от этого все беды…

– Ну, всё! – оборвал его Путник. – С меня хватит. Время позднее. Пора спать.

…Он лежал на жёстком полу и, глядя на безмятежно посапывающую на кровати девочку, молчал, задумавшись. Он думал о том, какое всё-таки неблагодарное существо – человек. Ищущий крова, хлеба и защиты в своей беспомощности – и мгновенно начинающий хамить, едва насытившись. Не помнящий добра, не знающий верности, желающий продать, предать… И вспоминающий о своей человеческой сущности разве что перед лицом смерти. Или беспощадной силы, на худой конец… И зачем он тогда нужен?..