Елена Поддубская - Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз

«Вот только с премьерой теперь придётся подождать», – решил Галицкий, провожая взглядом Николину, одиноко сидящую на лавке и крутящую в руках ключ от комнаты однокурсниц, оставленный ей «на всякий пожарный». Лена грустно смотрела на череду выезжающих за ворота автобусов и никак не могла унять дрожь, пробивавшую её насквозь. Ласковое осеннее солнце согреться не помогало.

Кранчевский сидел на веранде дачи и углублённо читал написанное за день. Перед юношей стоял давно заваренный чай в глубокой чашке, накрытой блюдцем. На даче было пусто: проводив утром ребят в колхоз, Виктор позвонил в Москву невесте Маше, пригласил в гости с ночёвкой и потом коротал день, переписывая главу диссертации, забракованную научным руководителем. В аспирантуру Виктор поступил для того, чтобы по получении диплома не уезжать из Малаховки по распределению. Особого рвения заниматься научными поисками у Кранчевского не было, тем более по предложенной теме – «Развитие скоростно-силовых качеств у спортсменов высокого класса посредством применения научных разработок». Виктор искренне считал, что скорость, как гибкость, выносливость или сила, предусмотрены морфологией и заложенными данными. Развитие их с нуля до какого-то уровня доступно у любого человека. А выше этого уровня, совершенно индивидуального, хоть развивай, хоть нет: толку будет мало. И никакие разработки, хоть научные, хоть ненаучные, не помогут. Кранчевский тормозил вот уже минуту на одной и той же написанной ранее фразе, смысл которой никак не мог понять, несмотря на то, что писал сам. Тёплый воздух уходящего дня, краски приближающегося заката никак не способствовали рабочему настрою, и Виктор вздохнул, отставив тетрадь.

– Ну какой вот смысл делать из этой стрекозы муху, – Виктор аккуратно обхватил крылья переливчатой букашки присевшей на красно-синие граммофончики флоксов, – если ей по природе своей не дано быть ни быстрой, ни ловкой, а только грузно летать и шебуршать крыльями?

Кранчевский рассмеялся, глядя в выпученные капли недовольной пленницы и передние лапки, сложенные как в молитве и сучащие, затем посадил насекомое обратно на клумбу. Дача вся утопала в цветах и выбор для питающихся нектаром был обширный.

Поразмыслив ещё немного про стрекозу, Кранчевский занёс мысль карандашом на поля диссертации, оставляя возможность развить эту тему с ответственным по курсовой. Преподаватель кафедры спортивных игр Ломов Виктор Николаевич, бывший куратор группы в которой учился Виктор, два года назад предложил Кранчевскому аспирантуру как альтернативу распределения. Дав согласие, Виктор не думал ни о красном дипломе, с каким закончил институт, ни о планах после кандидатской диссертации. Единственной целью для него было остаться рядом в Машей.

С девушкой Виктор познакомился когда учился на третьем курсе и в момент прохождения обязательной педагогической практики. В средней московской школе, куда определили Виктора, ему достались непростые выпускные классы. А в одном из них – необыкновенно сложный по характеру мальчик Петя Кузнецов. Мальчишка был рослым, спортивным, занимался каратэ, имел разряд и на физкультуру приходил «руки в карманах», давая понять практиканту что всё, что предложено по школьной программе, для него – семечки. Перед одноклассниками Петя выказывал себя лидером, а с педагогом, и особенно с молодым практикантом Виктором, надменным умейкой. А так как Петя был ещё и отличником и из хорошей семьи, то палку не перегибал и вёл себя не нагло, а скорее унизительно. Как-то парень вдруг принялся критиковать предложенный практикантом элемент на брусьях, доказывая, что брусья – не лучший способ развития координации, особенно для неспортивных подростков.

– Вы просто вырабатываете комплекс неполноценности у тех, кто не может, сидя на брусьях, сделать кувырок вперёд через раздвинутые ноги, – парень говорил спокойно, адресуя слова одноклассникам и чувствуя моральную поддержку большинства из них, особенно девочек. Практикант и сам знал, что до того, как залезть на брусья, неплохо было бы отработать тот же кувырок на полу на матрасе. Но возразить вслух что не согласен со школьной программой, означало поставить под сомнение весть педагогический курс средней школы. Такое грозило незачтённой практикой. И Кранчевский молча перевёл учеников на другие упражнения. В другой раз Петя заявил на волейболе, что девчачьи кисти обречены на синяки после каждого урока. И это было правдой: отбивать подачи мяча двумя сложенными в замок руками было с непривычки больно, девушки из-за этого страдали и даже плакали. И снова Виктор ничего не мог предложить взамен, кроме как отрабатывать приёмы мяча у стены или в парах, в то время как оценка по волейболу ставилась за участие в игре. Кранчевскому не раз пришлось отступить в своих требованиях к парню, прежде чем он подобрал к нему ключ. Методом тестов и предложенных упражнений выяснилось, что Петя боится скорости. Резкий в жестах и словах, он бежал спринт медленнее всех, категорически отказывался садиться на велосипед и никак не мог совладать с собой во время спуска со снежной горы. Полугодовалая практика позволила Кранчевскому разобраться в слабостях парня и помочь ему преодолеть страх. В конечном итоге Виктор и Петя стали друзьями. И однажды к практиканту пришли родители мальчика и его старшая сестра Маша, чтобы поблагодарить за умный подход к подросткам. Виктор сразу «застопорился» на широко расставленных глазах девушки, пытаясь понять почему, при видимой диспропорции, лицо Маши кажется ему столь красивым, и отчего её велюровый голос притягивает, как магнитом. Практику Кранчевский закончил с великолепной характеристикой и с «Машей в своём активе», как любил повторять друзьям сам Виктор. Действительно, с тех пор Витя и Маша были неразлучны. Маша тоже училась – в химико-технологическом институте, мечтала стать аспиранткой и, в отличие от Виктора, всерьёз заниматься наукой. Она была на год младше и училась на курс ниже, поэтому, когда Виктор окончил институт, ему пришлось остаться в аспирантуре. О свадьбе молодые влюблённые только мечтали: жить в Москве было негде, а, значит, негде прописывать будущего зятя. На предложение родителей Маши подождать, закончить аспирантуру и потом только думать о женитьбе, Виктор грустно вздыхал. Он не раз просил Машу расписаться и переехать в Малаховку в общежитие, где аспиранту могли выделить комнату. Но москвичка отказывалась и была права: во-первых, из Малаховки было долго добираться до её института, во-вторых, обрекать себя и любимого на проживание в общежитии после того, как Виктор вот уже пять лет как жил на дачах, не хотелось. А селиться на даче с парочкой молодожёнов могли заартачиться студенты. Традиция исключительно мужских дачных коллективов ревностно поддерживались и соблюдалась. Сдавать дачи девушкам хозяева и особенно хозяйки дач не соглашались; ведь всё-таки столица была в каких-то сорока километрах…