Елена Поддубская - Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз

– А тогда кто? – Игнату хотелось сразу со всем определиться, но теперь захлопнулась душа Николиной. Девушка молча пошла вперёд и больше до самой кафедры не проронила ни слова. И только уже открыв дверь помещения и удивлённо увидев в нём Бережного, словно нахождение преподавателя там было чем-то странным, а не обычным и ожидаемым, Николина поздоровалась и сразу же решила вслух как побыстрее ей хочется в колхоз.

– Тю. Вылечилась, значит? – Рудольф Александрович задержал взгляд на пылающем румянце девичьих щёк; от ходьбы и свежести воздуха Николина полыхала, – Или не выздоровела? – преподаватель потянулся рукой ко лбу студентки, но она увернулась и уверила:

– Всё в порядке, Рудольф Александрович. Вот познакомьтесь, это наш новый студент Андронов Игнат.

– Знаю, знаю. Привет! – кивнул Бережной Андронову, – Всё нормально?

Вопрос был задан осторожным голосом, отчего и Лена, и Игнат поняли, что относится он к личной жизни парня. От этого Игнат смутился, Николина, если бы могла покраснеть, покраснела, но так и была уже красной, просто обмахнулась.

– Я вас там подожду, – она указала на коридор с туалетом.

– Не задерживайся. Ждём ещё одного и – по коням, – предупредил Бережной, глядя на часы на руке.

– Да, Рудольф Александрович, – вспомнила Николина на ходу, – С нами в колхоз хотят ехать две молодых поварихи. Екатерина Егоровна попросила взять их.

– Это ещё что за новость? – Бережному никак не хотелось принимать такого рода решения без оповещения руководства.

– Так ведь им делать тут без студентов нечего, – вступился Игнат, – Вместо того, чтобы бока наедать, пусть помогут стране в сборе урожая.

Андронов был смелым и прямолинейным парнем, Бережной понял это сразу и смягчил натянутые ноты в голосе:

– А кто против? Пусть едут. Только на это Орлов должен санкцию дать. То есть согласие, – поправился заведующий кафедрой лёгкой атлетики, заметив настороженность во взгляде на слово из Уголовного кодекса.

«Знает парень, что такое санкция, не даром с Нижнего Тагила», – подумал он, решив впредь следить за речью тщательнее. Урал изобиловал тюрьмами и исправительными колониями.

Первое утро в колхозе началось по гулкому звуку боя часов кремлёвской башни. Это в восемь по Москве включили внутренний репродуктор, прикреплённый на здании бани, в котором, после отсчёта времени, заиграла бодрящая мелодия. Студенты пробуждались по-разному, кто – мгновенно открыв глаза и встряхнувшись ото сна, начав тереть глаза, кто – раскачиваясь постепенно, спустив ноги на пол, но при этом не открывая глаз, кто – просто перевернувшись с боку на бок, не осознавая где он и для чего. Для последних по коридору зазвучали звонкие голоса дежурных преподавателей, подгоняя, стимулируя, объясняя, что всем пора вставать. В бараке номер один в это утро дежурили всегда энергичный преподаватель по лёгкой атлетике Евгений Александрович Молотов и угрюмая Гера Андреевна Зайцева. Молотов стучал в двери комнат ребят, Зайцева – девушек и, не дожидаясь разрешения войти, открывали двери, проговаривали одну и ту же фразу:

– Подъём! Уже восемь утра.

Бодрякам преподаватели, насколько могли, отвечали на вопросы по организации дня, соням помогали подняться и выйти в коридор. Первое пробуждение заняло в общей сложности более четверти часа. В туалетах и умывальных комнатах воцарились суета, шум, недовольные переговоры. Спешили все, спешили сделать необходимое, прежде, чем построиться на площадке перед бараками и пойти в столовую.

И вот, с опозданием на пятнадцать минут, колонны студентов построились с двух сторон от дорожки между зданиями, со стороны каждого барака. Стояли неровными рядами, оглядываясь на сумрак утра, на тучи, предвещавшие снова дождь, и с удивлением рассматривая ряды студентов напротив, да ещё высокого красивого блондина в кирзовых сапогах, плотной ветровке и широкополой шляпе. Он разговаривал с Горобовой и Печёнкиным на «трибуне» – возвышенной гравированной площадке в конце дорожки. Тут же стояли дежурные преподаватели. Остальные остались под навесами террас, наблюдая с тыла за рядами вверенных им четырёхсот студентов.

Красивому мужчине было за сорок, но выглядел он моложаво и подтянуто. Его длинные волосы вихрились локонами из-под полей шляпы, загорелые и крупные кисти рук то и дело поправляли выбивавшиеся пряди. На работника колхоза мужчина похож не был. Студенты принялись гадать между собой кто бы это мог быть, загомонили. Декан поняла, что пора навести в рядах порядок. Подняв высоко руку и дождавшись тишины, Горобова поприветствовала всех без микрофона и указала на своего собеседника:

– Товарищи, это – Сильвестр Герасимович, местный агроном. Сейчас товарищ Эрхард расскажет вам как вы будете работать.

– Предлагаю звать дядьку «Сталлоне», – тихо провёл по рядам Стас, шаря глазами по девчатам, над которыми возвышалась Кашина. Знаменитый американский фильм «Рокки», главного героя в котором играл актёр Сильвестр Сталлоне, был запрещён в стране к показу на большом экране. Но не посмотрели его разве только те, что вообще не имели понятие о видеомагнитофонах. После Олимпиады в Москве этой аппаратуры появилось всё больше и, общаясь со сборниками, имеющими выезд за границу СССР, спортсмены получали доступ к такого рода киношедеврам, как «Рокки», «Агент 007», «Крёстный отец», «Челюсти» и другие. Сеансы проводились у кого-то на дому и малыми группами, состоящими из проверенных людей. Цензурой Минкульта большинство из привезённых копий на рынок не пропускалось. Ира, прекрасно поняв Стаса, хитро сощурилась. Ей подобная продвинутость понравилась, ибо доступа к частным видеопоказам до сего момента, она не имела. Про знаменитые фильмы только слышала, мечтая их посмотреть. Наклонившись к Доброву, Кашина прошептала, что Сталлоне – её любимый американский актёр. Но прошептала так, что её услышали рядом стоящие. Галицкий, тоже понявший о чём речь, хмыкнул:

– Нет, лучше будем звать агронома «Герасим». Судя по его сурьёзному виду, он не одну Му-Му утопил, – грустно добавил он, вызвав в рядах громкие девичьи вспрыски. Громче всех засмеялись маленькая Рита Чернухина и опять же Ира Кашина.

Блондин поправил шляпу, волосы, воротник ветровки, оглядел студентов по обеим от себя сторонам медленно, словно запоминая их лица, потом оглянулся на руководство:

– Наталья Сергеевна, может пусть ребята сначала позавтракают? А то, боюсь, на голодный желудок им никакие указания не полезут, – голос мужчины, зычный, звонкий, показался внушающим доверие. Горобова, охрипшая с утра, ибо проснулась рано, поспешив туда, где скоро должны были оказаться пробуждённые студенты, а потом также рано выйдя из барака в холодный туман на звуки подъехавшего грузовика с поварихами, согласно кивнула. Толпа удовлетворённо зашуршала голосами, с утра негромкими, растяжными, и пошла половина по направлению к столовой, другая в сторону барака, так как ели в две смены.