Елена Поддубская - Эх, Малаховка!. Книга 2. Колхоз

Посреди завтрака в обеденный зал вышла повариха, женщина круглая, какими зачастую бывают кулинары, с добрым, улыбчивым лицом. На её голове высоко сидел белоснежный колпак, талию огибал такой же белизны фартук.

– Приятного аппетита, ребята, – громко поприветствовала повариха студентов, словно они были детишками в детсаду. Голос у женщины был грубый, низкий, привлекающий внимание. – Меня зовут тётя Маша. Если какие проблемы с едой – обращайтесь ко мне.

Студенты сфотографировали повариху мгновенными взглядами, посчитав, что на данном этапе подобного внимания женщине достаточно, и снова принялись за еду. Тётя Маша подошла к столу в глубине столовой:

– Как вам каша? Нравится?

– Нравится, – Армен облизал ложку, доставляя женщине видимое удовольствие. Тётя Маша расплылась. Но тут со стороны девушек выступила Кашина:

– Скажите, а нельзя ли в эту кашу класть поменьше масла? А то нам нужно за фигурой следить, мы же всё-таки спортсмены, а не курортники.

Повариха обернулась к Ире и, улыбаясь, выпучила глаза для выразительности:

– А масла тут, детка, совсем нет. Это у нас молочко такое жирное, – тётя Маша была очень довольна тем, что сказала, это показывал весь её добродушный вид. Такие женщины редко могли сердиться.

– Что значит «такое жирное»? Не на сливках же вы кашу варите? – не поверила Ира.

– То, что в Москве сливки, детка, в деревне – цельное молоко. Хотя, для вас, городских, непонятно что это такое. Непривычные вы к нему. —Повариха продолжала улыбаться, а Кашина снова не верила, хмурила лоб. В детстве Ире не раз приходилось бывать в пионерских лагерях, потом, став постарше, она часто ездила на спортивные сборы, на соревнования и поэтому была абсолютно уверена в том, что общепитовской каши без воды не бывает:

– Так и что вы молоко для каши не разбавляете?

– А зачем, детка? У нас и скоту неразбавленное молоко сливаем на скорм, а люд я м-то зачем еду портить?

– Как это сливаете? Почему? – не поверил Савченко, посмотрев возмущённо сначала на повариху, потом на Цыганок. Света перестала есть и ответила Гене взглядом, означавшим полное разочарование сказанным; не хотелось, чтобы в очередной раз парень оказался в дураках. «Лучше бы молчал», – говорил взгляд девушки. Но волейболист упёрся и не сводил с поварихи глаз, ожидая ответа. По натуре Гена был жаден, поэтому представить себе не мог того, о чём шёл разговор. Особенно учитывая, что в городских магазинах всегда был перебой с молочными продуктами. Но объяснение поварихи показалось ещё более грустным, чем начальное заявление. Несмотря на большие удои молока, колхозы редко располагали базой для переработки и изготовления широкого ассортимента молочной продукции. Для деревенских никто ничего не производил, потому как в каждом дворе стояла своя корова, а в город отправляли только то молоко, на которое хватало тары и транспорта, да ещё отсепарированные сливки. Пахту – молочную сыворотку после сепарации, отправляли частично на скотный двор, поить телят, частично на хлебзавод для дрожжевого теста. Остатки молока скармливали свиньям, коням, скоту и даже птице, замешивая на нём корма. Но и при таком деловом подходе молока оставалось много и поэтому его излишки просто сливали.

– Жаль, – подвёл итог рассказу Гена, представляя какие сумасшедшие деньги теряются на одном только потерянном молоке в размерах всей страны. Глядя на кофе с молоком, тоже насыщенный, Савченко взял из хлебницы толстый ломоть, принялся жевать хлеб, продолжая размышлять про это теперь уже вслух перед Цыганок. Света только согласно кивала.

Сразу после завтрака первый барак пошёл на «прогулку», уступив место второму. К девяти часам все четыреста студентов стояли перед трибуной с агрономом и руководством института. Белокурый «Сталоне» заговорил по-деловому и без вступлений, вся суть которых была уже давно понятна: раз приехали в колхоз, значит придётся пахать.

Питание студентов предполагалось четырёхразовое: традиционные завтрак, обед и ужин в столовой за столами, а полдник – горячим пайком, получить который можно было тоже в столовой во время часового послеобеденного перерыва. После полдника снова нужно было выходить в поле.

– Никаких опозданий на работу не приемлю. В каждую бригаду из двадцати человек необходимо назначить бригадиров, которые лично мне будут докладывать про любые нарушения в рабочем графике. Проверять вас буду два раза в день: в обед и вечером. Особенно буду обращать внимание на выработанную норму, – после завтрака голос «Сталоне» звучал строже и категоричнее, и Стальнов мысленно пожалел, что не остановил выбор относительно агронома на версии Галицкого. Глянув на Юру, Володя пожал плечами, мол, «кто же знал». Галицкий засмеялся, сморщил одну половину лица и махнул рукой, что означало « да брось расстраиваться». Перекинувшись всё объясняющими взглядами, ребята снова обратились в слух.

Из сказанного всем запомнилось несколько цифр: дневная норма на человека – по десять мешков собранной картошки, на бригаду – двести мешков, что составляло в среднем двенадцать тонн на бригаду или двести сорок тонн на весь коллектив за день. Площадь полей, с которых нужно было собрать картофель за всё время пребывания в колхозе – около ста пятидесяти гектаров. Общие нормы были завышены агрономом намеренно, дабы изначально внушить приехавшим, что они не укладываются в предполагаемый трудовой график. Но на это никто не обратил никакого внимания. Студентам было всё равно сколько полей удастся убрать, сколько останется неубранными с обречённым на гниль урожаем. Молодёжь мерила жизнь мерками удовольствия, но никак не жизненной необходимости. А, значит, и колхоз был для студентов скорее местом времяпровождения, но никак не обязательного принудительного труда. Поэтому цифрам удивились, языками поцокали и снова принялись за шутки в рядах, обсуждая рабочий прикид взрослых, готовых выйти на поля: сапоги, шапки, варежки, тёплые куртки. Преподаватели же, большей частью жители городские, не представляли много это сто пятьдесят гектаров или мало. Словно предупреждая подобный вопрос, агроном Эрхард указал на землю сбоку от колонн: бескрайнюю, уходящую вспаханными рядами посадок далеко под горизонт.

– Это поле в двадцать гектаров нужно будет закончить за две недели, – тут агроном снова дал лишку, заранее зная, что убрать поле за намеченный срок не удастся, но по-прежнему ориентируясь на «запас времени». Студенты согласно загудели, стали выкрикивать «Даёшь поле за две недели!», «Двадцать гектаров за десять дней!» и им подобные. Эрхард спокойно переждал инициативу крикунов и продолжил, – А через две недели, когда весь картофель будет убран здесь и я лично это проверю, вам придётся приступить к следующему. Пока на работу и с работы будете ходить пешком. Потом наладим транспорт. Выезжать будем бригадами в четыре автобуса по сто человек.