Борис Горзев - Убить цензора! Повести от первого лица (сборник)

– И что – поняла? – уже серьезно спросил я.

– Угу, поняла. Да так поняла, что решила: больше с отцом спорить не буду и вообще никогда не заведу разговор на эту тему. Потому что я его очень люблю – что бы он ни делал и как бы ни поступал. Да, очень люблю. А любовь…

– Да-да, помню. Любовь больше людей и выше людей. Люди – животные, а любовь от Бога. Так? Правильно я запомнил?

– Правильно. Только с добавкой. Любовь от Бога и Святой Девы, сказала я.

– А, понял-понял!

Агне, кажется, надулась:

– Да, я лютеранка, как мама. Зачем же иронизировать, ты же умный человек!

– Прости, милая! – я спохватился и обнял ее. – Прости, мне приятно всё твое, и всё твое я принимаю. Прости меня!

Это было чистой правдой. Мы поцеловались и медленно пошли в ту сторону участка, откуда уже разносился дымок и запах готовящегося на углях шашлыка…

Когда уселись за столиком в саду, я приказал себе выбросить из головы этот самый Главлит, думать о том, что любовь от Бога и Святой Девы, а лучше вовсе не думать – насыщаться и напиваться, тем более что шашлык у Федора Ивановича вышел отменным. И водка была отменной, то есть кристальной, холодной, прямо из холодильника. К тому же всякие закуски: маринованные помидоры, малосольные огурчики.

– Всё свое, свое! – гордо отмечал хозяин. – Всё, кроме «Посольской», конечно. Спирт я еще не гоню. А надо б попробовать ради интереса! – и рассмеялся, а мы вслед за ним.

– Тебя посодят, папка! – еле проговорила Агне с набитым ртом.

– Меня – нет! Я не для продажи, а токмо за ради процесса.

– Это их не интересует.

– Ошибаешься, доча моя ласковая, их всё интересует, всё! И это правильно… А не выпить ли нам еще? Мужчинам – водки, тебе, Агнешка, – твоё «Саперави». И по шампуру еще, да?..

Потом мы долго говорили, причем с взаимным удовольствием. Федор Иванович расспрашивал про Тарту и тэди, про нашу поездку по Эстонии, потом про мою работу в институте и будущую диссертацию, потом заговорили о школе Агне, где она начнет преподавать историю уже вскоре, с 1 сентября, потом опять про Тарту и Эстонию, и вдруг Федор Иванович спросил:

– Э, ребятки, вы ведь вернулись после Олимпиады, так? И когда узнали о смерти Высоцкого?

– Уже в Москве, – сказал я.

– Ах, уже в Москве! И как прореагировали?

– С горечью, – ответила Агне дипломатично.

– А вот я с преогромной горечью, – прозвучало в тон этим ее словам, то есть так же горестно. – Давайте помянем его, Володю, – и поднял рюмку.

«Ничего себе!» – подумал я. Хотя приятно слышать такое, даже от большого чиновника Главлита, пусть ныне бывшего.

– Да, я всегда его почитал, – сообщил Федор Иванович, выпив. – Талантище, безусловно! Какой он был артист – большой или средний, не мне судить, хотя я многажды бывал на Таганке, а вот поэт он был высокий. Высокий Высоцкий! Народный человек. Всё не в бровь, а в глаз. Я часто слушал его записи, дома, один. Он и я. Будто один на один.

Ну да, понятно. Если начальник умный, то вполне может даже полюбить такого, такое. Высоцкого. Высоцкого прямо по Высоцкому: «Меня к себе зовут большие люди, / Чтоб я им пел «Охоту на волков».

И тут он меня прямо огорошил – попал в ту же точку:

– Слушайте, а вы помните такую его песню? Э… как она начинается?.. А, вот: «Прошла пора вступлений и прелюдий…» Помните?

Я аж ком сглотнул в горле. А Агне в ответ на вопрос отца пропела:

– Молодец, доча! – хлопнул в ладоши Федор Иванович. – Так вот, я хоть и не звал Высоцкого к себе на дом, но это тоже про меня. Про меня, понимаете?

– Понимаю, – как-то опять без эмоций выговорила Агне и опять пропела:

Теперь Федор Иванович лишь развел руками. Потом все-таки сказал с чувством:

– Агнешка, ты мое золото! Первый раз слышу Высоцкого женским голосом – и так, так! Ты… ты…

Он часто заморгал и даже отвернулся на несколько секунд. Потом прочистил горло, достал платок, высморкался и потянулся за бутылкой.

– Всё, по последней, и пойдем гулять. По бережку реки Сестрицы, потом по лесу – хорошо там, да и погода сегодня просто чудо! Пьем – и вперед, гулять. А вернемся, будем чай пить или кофе, что пожелаете, с вареньями моими всякими. Пьем – и вперед, марш!

Когда мы вернулись, солнце уже клонилось к лесу, и Федор Иванович предложил перебраться из сада в комнату, где стоял круглый обеденный стол. Вот там и будем пить чай-кофе, сказал, и все занялись делами: хозяин – накрывал стол и готовил угощения, я переносил на кухню использованную посуду из сада, а Агне мыла ее в раковине. Наконец расселись. Мы с Агне предпочли кофе, Федор Иванович – чай со смородинным листом. Пили, пробовали разные варенья. О чем-то переговаривались. Вскоре Агне сказала, что устала после гуляния по лесу, и прилегла на диване. «Вы говорите, говорите, я спать не буду, просто отдохну полчасика, а вы говорите, мне так уютней – лежать рядом и слышать ваши голоса».

Мы с Федором Ивановичем остались за столом друг против друга. И вдруг замолчали. Без Агне сделалось как-то странно обоим, будто совсем мы незнакомы. А и верно, незнакомы почти. Все последние часы нас связывала Агне, а теперь… Она хоть тут же, рядом, но будто мы одни. О чем говорить?

Дверь во вторую комнату была открыта, и я уже давно приметил, что там полки с книгами. Ну да, вспомнил, Агне мне рассказывала, что отец устроил себе на даче второй кабинет (первый был в московской квартире) и перевез сюда много книг. Вот и спросил, можно ли глянуть на них. Естественно, получил соизволение и отправился туда, а Федор Иванович остался за столом.

Да, прямо-таки кабинет, и очень уютный. Всё из дерева: довольно большой письменный стол, полки в три ряда от пола под потолок, низкая софа с торшером в головах, шкаф с зеркальной дверцей (похоже, платяной), а на стенах – разные фотографии в рамочках и какие-то восточные миниатюры, то ли японские, то ли китайские. Перед письменным столом – кресло типа вольтеровского. Да, добротно, уютно, так и тянет сесть тут и работать при настольной лампе, в полной тишине.

Но книги, книги – я пришел глянуть именно на них. Что ж, не огромная, но очень хорошая библиотека, подобранная явно со вкусом. Понятно, что у хозяина была возможность подбирать, лишь бы было желание. У меня тоже было желание, но отсутствовала возможность – я покупал то, что продавалось в книжных магазинах и очень редко (за немалые деньги!) на черном рынке. А вот здесь – здесь в основном то, чем наши магазины не торговали. Значит, хозяин или пользовался некими скрытыми ходами, или привозил из-за границы, куда, как известно, уходили основные тиражи тех изданий, которые, по решению того же Главлита, не подлежали продаже на территории родной страны. Хотя стояли на этих полках и такие книги, которые я просто не смог приобрести из-за их небольшого тиража. Ну а еще, признаюсь, по собственной лени: из-за нежелания записываться в очереди, потом часами стоять в них. Был еще вариант, которым я пренебрегал: сдавать макулатуру, за что полагались абонементы на покупку дефицитных книг. Впрочем, еще одной возможности Федора Ивановича я, конечно, не учел, ибо это уж из ряда вон.