Борис Горзев - Убить цензора! Повести от первого лица (сборник)

Тут Федор Иванович рассмеялся, а Агне поднялась, обошла стул, где сидел отец, и со спины обняла его.

– Ты бравый папка! – замурлыкала, потеревшись о его щеку. – Ты противный бравый папка, благодаря которому я родилась, а родилась, потому что… ну мы-то знаем почему.

– Ай, не всё ты знаешь, не всё! – озорно проговорил он и поцеловал дочь. – Ладно, мир. А собственно, разве мы выкапывали топоры войны?

Удовлетворившись мирным (вообще-то ничейным) исходом непростого разговора из серии «отцы и дети», я предложил:

– А не пойти ли нам к реке?

– Именно туда! – закивала Агне. – Я искупаться хочу.

– Здрасьте, приехали, уже вечер! – удивился Федор Иванович. – Надо было днем купаться.

– Днем не захотела, а сейчас – нормально.

– А купальник при тебе, захватила?

– Не-а. Ну и что? На мне белье классное, сойдет. А вы переживете, вы близкие.

Отсутствие плавок меня не волновало, поскольку купаться я не собирался. Мы вышли из дома в сад, миновали калитку и минут через пять были на берегу. Тихо, сумерки, народу никого, вода недвижима, едва отражает темнеющие небеса, напротив – угрюмый лес.

Мы с Федором Ивановичем уселись на самодельной лавке из бревен, а Агне скинула джинсы с футболкой, туфли и медленно пошла по песку к воде. Потом, уже по колено в ней, стала к нам спиной.

– Прохладно, – крикнула, – но хорошо!

Я заметил, что, когда, раздевшись, Агне шла к воде, Федор Иванович откровенно любовался дочерью, исключительно по-отцовски, ласково. Теперь, всё так же глядя на нее, уже поплывшую, сказал:

– А хорошую девочку мы с женой заделали! Красивую, добрую, умненькую. Свой человек. Какая стройная, чертовка! Прямо как мать. Да-да, она вообще похожа на мать – и светлыми волосами, и глазами, и фигурой, и по характеру. Эстонская кровь, вот так. Чудеса генетики… Что, эстонские гены сильнее? Да нет, наверно. Вот я и говорю – чудеса… Однако ж боязно мне за нее. Не сильная она, не боец, до сих пор еще ребенок. Сказки! Одни сказки на уме, это ж надо! Теперь вот училкой будет – значит, зарплата с гулькин фиг. Да ладно, я ей всегда подброшу, как и делаю обычно. А когда я помру? Вот и мать у нее была такая, несильная характером, тихая. Но твердая при всем при том. Ты знаешь, удивительное дело: я не вспомню, чтоб мы с ней когда-то ссорились, ругались. Ни-ни. А ведь столько лет бок о бок прожили! Редкий случай, наверное. М-да…

Он умолк, явно загрустив. Я молчал, глядя на плавающую Агне и изредка слыша ее фырканье. Да, хорошую девочку, как шутливо выразился ее отец, они с женой заделали. И еще, конечно, я обратил внимание на то, что он впервые сказал мне «ты». Приятно. И еще приятно то, что, несомненно зная о наших с Агне интимных отношениях, он не выспрашивает о моих намерениях или вообще о наших планах на будущее. Слишком деликатный? Или достаточно опытный и умный, чтобы понимать: тут нельзя торопить события, тут либо сложится общность, либо люди устанут друг от друга и разбредутся по собственным судьбам. Это действительно редкость, чтобы прожить душа в душу много-много лет. Тут надо родиться Ромео и Джульеттой. Но в отличие от шекспировской Вероны, где конфликтовали всего два семейства, эти конкретные Ромео и Джульетта, Федор Иванович и мама Агне, породнились в ситуации, когда вокруг них конфликтовали народы и смерть ходила по пятам за всяким.

В конце концов мы остались на ночь. Федор Иванович предложил: уже вечер, чего же ехать на ночь глядя, тут две комнаты, веранда, нет проблем. Мы с Агне согласились и, поскольку теперь можно было совсем расслабиться, опять уселись за стол в большой комнате. Тут возникло новое предложение хозяина:

– А что, ребятки, если нам еще по чуть-чуть выпить? Теперь мне не надо везти вас на машине на станцию – имею полное право! Вот и напьюсь. В честь вашего приезда. Надо ж мне напиться наконец. А то выпить тут не с кем, а в одиночку я не пью. Соседи мои по поселку – они люди замкнутые, большие чиновники на большой пенсии, а еще бывшие генералы всякие. Нет, вообще-то нормальные советские товарищи, но не шибко контактные, что хорошо. А сегодня – вы. Вот и чудесно, вот и напьюсь.

– Ты тот еще алкоголик! – улыбнулась Агне.

– Сейчас – да, а когда-то в войну – не поверишь, дочь, бывало всякое! Особо с 43-го, когда наступать начали. За очередной взятый город, за победу. Ой, пили! Солдатики, конечно, не часто, а вот среди высшего офицерья! Даже особисты здорово прикладывались, хотя им вообще-то пить было не положено, они бдеть должны постоянно… Ну да ладно. Агнешка, давай расстелем скатерть-самобранку, а я коньяк из кабинета принесу. А, и лимончик достань из холодильника на кухне, он там у меня есть, и баночку маслин оттуда же…

Потом мы попивали коньяк с кофе, а Агне свое вино, и говорили о чем-то малозначимом, беспроблемном, веселом, даже пару анекдотов вспомнили. Наверно, час прошел, и тут Агне зевнула раз, потом другой. И сказала:

– Вы продолжайте, а я наелась-напилась, прилягу тут на диване, рядом с вами, а вы говорите, говорите, мне так будет приятно – лежать и слушать вас.

И легла опять, как днем. А мы с Федором Ивановичем опять, как по команде, замолчали, будто без Агны между нами рвалась некая ниточка, которая всех нас связывала. Так и сидели молча, отхлебывая кофе. И тут Федор Иванович вдруг повернул дело таким образом:

– Слушай, Сергей, как-то неожиданно сегодня получилось, Мы ведь почти всё время одну и ту же тему крутили. Начали с Эстонии, потом Высоцкий, потом Стругацкие, «Мастер и Маргарита», Юрий Казаков… В общем, крутили тему о моей работе, обо мне. О моей войне, моем цензорстве. И вот странно: о чем-то мы сейчас говорим, а всё думаю о том же. Будто зациклился. Думаю, думаю. Даже не то что думаю, а какие-то мысли всплывают сами по себе. Нет, не сужу себя или кого-то, а просто… просто в теме. Странно. Но интересно… Поэтому вот что. Давай я тебе расскажу, как всё началось и что я потом понял, хотя было это давно, очень давно.

Я кивнул и искренне сказал, что мне тоже это интересно.

– Тогда так, – начал Федор Иванович и разлил нам по рюмкам. – Эй, Агнешка, ты там не заснула? Тогда тоже послушай, небезынтересная история, только держи в уме, что это было давно, задолго до мамы и до тебя, так что я никому не изменял.

– Ну заинтриговал! – подала голос Агне. – Про секс, что ль?

– Если бы только! Значит, так. Я тогда уже был слушателем командирских курсов Наркомата внутренних дел, то есть из меня делали офицера этих самых внутренних дел. Это в Москве, 30-й год, мне двадцать лет. Молодой, статный, сильный, комсомолец, будущий командир, весь в учебе, но скромный, прямолинейно честный, еще женщин не знал. Не знал, но тогда появилась у меня девушка, в которую я влюбился, и мы с ней жарко целовались в подъездах или среди кустов в вечерних парках. Целовались и пытались ласкать друг друга. Да, в подъездах или парках, потому что больше негде, домой в коммуналку не приведешь. И вот летом пришла мне в голову мысль поехать с ней за город на электричке, в воскресенье, естественно.