Станислав Радкевич - Август-91. До и после

«По роте на сторону… – раздражался президент. – Ишь какой стратег! Станем проигрывать, ударит в спину. А выиграем – в очередь за звездами первый встанет…Да еще Руцкой этот… Сидят, переглядываются, думают, Бога за бороду взяли. Шта тот сапог, понимаешь, та и этот. Или все же сговорились о чем-то всерьез? Тогда как – меж собой? Или, может, – с теми ?»

– Какое примем решение, Борис Николаевич? – на правах второго опять прорезался Руцкой.

«Примем», – механически отщелкнул счетчик в голове у Ельцина.

– Я думаю, Александр Иваныч, шта не так важно, какое тут решение примем мы, – Президент в упор посмотрел на вице – президента. – Тут самый важный вопрос другой. – Он перевел глаза на Щура. – Вопрос, пропустят ли ваш батальон они. – И Ельцин кивнул куда-то за окно, в пространство Москвы.

– Виноват, не понял, – признался Щур.

– Они, – президент с удовольствием наблюдал, как на крутой лоб Щура крупным бисером выкатывается испарина. – Россияне, – пояснил он, наконец, – защитники Белого дома.

– Так точно. Вопрос самый важный, – Щур вдруг стал изъясняться чуть быстрее обычного. – Имею печальной опыт шапкозакидательства и оплевывания. Прошу…

Ельцин едва заметным жестом подозвал Спинжакова.

– Передайте Кобецу, – произнес вполголоса, – чтоб собрал ополченцев, у каких, понимаешь, хоть какой авторитет. Пускай они посмотрят на генерала. А он – на них.

Начнешь за упокой, кончишь за здравие. Это бывает. Однако чудно: вот, вроде, совсем потоп… И вдруг разом – просветление на небеси…

Двойная игра Руцкого – это понятно: Руцкому предать – как два пальца обоссать. Уже ж перебежал от коммунистов к демократам. Теперь недорого возьмет, дернет обратно.

Но Ельцин – загадка. Ведь вся же информация у человека – и от дружбанов-партийцев, и от всяческих там двойников, гадов, и от иностранцев. Полностью владеть обстановкой и… самому себе на шею удавку накинуть… Целый батальон, не хухры-мухры…

А как это он про баррикадников-то… Россияне…

Или тут расчет, что на баррикадах обратают десантуру? Что заразят ребят чумой бардачной? Что на жалость возьмут? Что к неподчинению командирам склонят? Что заставят по своим стрелять?

Хрен вам в рыло, господа дерьмократы. Вояка-профи вам не по зубам. По краям обкусаете, а середка целая останется.

Сдюжим. К тому же бой – явление двустороннее. Последним смеется тот, кто стреляет первым.

Фро не было.

В холодильнике бесприютно серел кусок «Останкинской» – из останков, ясен пень, не из Останкино. Под ножом продукт расползался картонными волокнами, хотя и пах околоколбасно.

На фирме Фро респондировало инкогнито, объяснило: «Всех распустили». Спасибо вам за экспликации, благородный аноним.

Ни черта не получалось. «Спидола» исчезла. За двадцать лет скрипучие вражьи голоса, видно, в пыль поистратили прибалтийскую электронику. Только прах и вспархивал из углов, где прежде живала рижанка.

Ось произвел блиц-обзвон друзей-приятелей, но либо того, кого надо, не было, либо не было вообще никого.

С бутербродом наперевес диссидент передислоцировался в комнату, к телевизору. На двух программах бесстрастно насиловал виолоночель нордический подросток с пробором а-ля Гитлер-югенд. Другие два канала плевались в любопытствующих ошметками черноты.

Что делать?

Несытому кассетнику Ось скормил самопальную концертную запись трио Ганелина. «Далее следует…»

Весной восемьдесят первого (десять лет, что ли, прошло?) джазовый фестиваль запустили в совсем еще нецелованный после Олимпиады «Краб» на Лужнецкой набережной. По ту сторону Москва-реки свистали соловьями Ленинские горы, черные-черные на бледно-зеленом фоне заката.

В антракте знакомый шестидесятник показал юным Протокиным спецбуфет под сценой. Всесоюзно обожаемый джазовый вождь Балашов там одарил Фро казенным розаном со стойки бара…

Утром Фро взяла «Спидолу» и —?

…То есть сколько-то свободы тебе перепадает и в империи – украсть, соврать, съехидничать. Эжопов язык. Кухонные революции: низвергай кого хочешь.

Потом свободно можешь настучать на вчерашних сонизверга-телей. Свободно ведь могут и они на тебя.

Свобода совести. Свободно притащился за тридевять земель поглазеть на Крестный ход в Новодевичьем, свободно получил по кумполу милицейской дубинкой, свободно поехал домой.

Свободные цены на колхозном рынке: пришел, купил кулек семечек, идешь – свободно плюешь под ноги.

Свободный выбор спальных гарнитуров ценой от десяти инженерских зарплат и выше. Свободно зашел отабуретить кухню, свободно поглазел на гарнитуры, свободно вышел.

Первые бронетранспортеры Ось увидел за Никитскими, у ТАССа. Гражданский транспорт, жужжа, по уважительному радиусу объезжал броню.

В арсенале Ося имелись удостоверение с.н.с. Института Латинской Америки да складной зонтик японской фирмы «Три слона». Против спецназа – самое то.

– По какому случаю парад-то? – поинтересовался у каски над люком.

Служивый лишь шмальнул синим глазом в лазутчика.

– Я говорю, майские-то прошли давно. – Ося тряхнуло. Адреналин, гад. – А до октябрьских, вроде, далековато будет.

– Да не знаю я… Все вон подходют… – застенчиво прорезалась белозубая стрелецкая улыбка. – А мы-то че?.. Приказ ить…

Над броней, обрамленные кожей шлема, взошли скулы Чингис – хана. Скулы задвигались – синеглазый скрылся.

– Ну, правильно, бдительность! – Заглянуть степняку в глаза Ось так и не сумел. – Правильно действуешь, лейтенант.

Нарочито неторопливо вольнодумец тронулся от Никитских к Пушкинской. Лопаткам было неловко: в них уткнуто было дышло чингис-ханова пулемета. Калибр – 12,7, электропривод, обрывками вспоминалось Осю из военного перевода. Тонкую броню прошьет насквозь. Человеку – кранты с гарантией.

Нет! Нет предела тупости человеков на бульваре: что живчика – совслужащего, что зачарованной мамаши с коляской для близняшек, что своры тинэйджеров, бутылочку «Жигулевского» запустившей коллективистски по кругу.

Что еще нужно сделать, чтобы ты – пусть не полез себя защищать – хотя б пуганулся всерьез? Вот, вроде, бандитский ствол уж заткнут тебе в глотку. Чего ж тебе боле, добрый человек?

Вот она, милая!

Колонна демонстрантов поршнем гнала к Никитским последние заполошные легковушки. «Долой хунту!» – кривыми буквами поперек плаката. Раззявленный клюв «пикейного жилета» на тротуаре.

Через чугунную ограду парка Ось сходу перескочил на мостовую.

– Куда идем-то? – спросил у какого-то длинного, с рукой на перевязи.

– Да на Краснопресненскую.

– А чего там?

– Да Ельцин. Президент российский. Слыхал про такого?