Станислав Радкевич - Август-91. До и после

Шитову завязали глаза туже прежнего, и чья-то властная рука вывела его прочь из залы Совета. Они долго шли узким коридором: шеврон речфлотовского кителя, бывшего на Шитове, то и дело корябал шершавую стену. В затуманенном мозгу поплыли картины многочисленных прежних испытаний: шпаги, направленные в грудь ему; уродливая деревянная кукла, в которую вонзает он кинжал…

– Протяните руки вперед, ладонями вверх, – был ему голос откуда-то сбоку.

На правой ладони Шитов тотчас же ощутил резную деревянную рукоять, а на левой – хладный булат клинка. Он покачнулся: его поддержали. Он до боли в пальцах сжал рукоять кинжала и изготовился нанести смертельный удар.

– Приложите руку к сердцу изменника, – раздался тот же голос.

Кто-то твердо перехватил свободную левую руку посла и прижал ее ладонью к теплому живому телу, в котором быстро стучало сердце. От этого прикосновения пленник вздрогнул и сдавленно застонал: отчетливо различалось, что рот его заткнут кляпом.

– Да свершится правосудие! – сказали хором сразу несколько мужских голосов вокруг него.

…

Повязку сдернули: из узкой прорези в обритом боку барана, накрепко прикрученного к высокой скамье, струею била кровь. Масон, изображавший стоны Руцкого (это был лично знакомый Шитову актер МХАТа в ранге народного ), немедля отступил за спины братьев. Баран еще конвульсивно дергался в путах. Лужа крови на кафеле уже начала растекаться в разные стороны, и кто-то из членов Совета уже наступил в нее, оставив после себя цепочку кровавых следов.

– Одним ударом, товарищи! – восхищенно заключил некто, по выправке – военврач.

Все поздравляли Шитова, по-братски сдержанно обнимались с ним, скользили холодным шелком полумасок по разгоряченному его лицу, избегали встречаться взглядом с испытуемым. По всему чувствовалось: что-то важное, ради чего, по-видимому, и состоялось затянувшееся действо, еще не произошло, но вот-вот произойдет.

– Поздравляю вас, брат, с присуждением вам, как бы, тридцатого градуса масонства, – церемонно произнес присутствующий здесь же Птицин, Великий Мастер. – Начиная с сегодняшнего дня вы, как бы, кадош, совершенный.

– Я клянусь… – начал было Шитов.

– Для осуществления казни настоящего Руцкого, изменника и клятвопреступника, – тихо указала маска Фуше-Крючкова, – вам отводится ровно месяц. То есть, не позднее 15 августа сего года при Ельцине должен начать работать наш сотрудник и вольный каменщик – Руцкой-2.

– Тирания падет… – потерянно зажевал посол.

– Будь готов! – взыскующе заглянул ему в глаза Мишка Чума.

– Всегда готов! – твердо отвечал Шитов.

У Щура возникло ощущение «боя с тенью». Что означает выдвинуться к Верховному Совету РСФСР? Войти в контакт с начальником охраны? Организовать охрану и оборону здания стами 2-го батальона Рязанского полка ? Кто противник? Кто наши? Генерал раз за разом проговаривал про себя слова приказа, спущенного ему в Тушино, но они так и оставались мертвым набором слов.

То есть уяснить поставленную задачу не получалось. Как же тогда оценить обстановку, товарищ генерал? Принять решение? Протчее, товарищи офицеры?

Вследствие вышеуказанного – все через пень-колоду. Ни снаружи, ни внутри Белого дома Щуру целый час не могли сказать, кто начальник охраны. Наконец, подвели к полковнику милиции, но у того все не получалось унять тремор в руках. «В вашем камуфляже, – выдавил, слава Богу, – ехали бы вы отсюда, товарищ генерал». А Паше, чтоб ему пусто, все божья роса: «пошли полковника на хер и ищи батальон». Точно как в сказке: пойди туда, не знаю, куда. Сделай то, не знаю, что. Сказочники, мать их…

Водитель уазика, Сашка-сержант кожей осязал ярость генерала и по опыту знал, кого в такой ситуации назначат стрелочником. Но выхода не было. Куда ни сунешься – везде урны, палки, проволока. «Баррикады», блядь. Видела бы эта интеллигенция настоящие баррикады, как в Вильнюсе. А уж от «козла»-то сигают – прямо в лужу. А если танк?

– Правее держи, сержант, – зарычал Щур, – правее!

– Есть, тварищ рал. На лестницу?!

– Вперед!

– Есть.

Уазик впритирку, визжа бампером по гранитному парапету, вклинился в расщелину, оставленную с краю баррикады, как видно, для самих баррикадников. Те замахали руками, заулюлюкали, а какой-то в тельняшке еще и пнул «козла» под корму. Водитель сгоряча газанул, но машина, как бешеная, стала подпрыгивать на ступеньках, и он тут же вынужден был сбросить обороты. Уазик кое-как доскакал до конца лестницы, и потом еще какое-то время потерянно катился вдоль набережной.

– Теперь давай направо. Переулок видишь?

– Так точно, тварищ рал.

– Теперь к тротуару. И протри стекла. Самому, небось, противно?

– Так точно.

За первым же углом город уже был как город: редкие прохожие под зонтиками, две-три мокрые машины у тротуара. Водитель осмотрел глубокие, до металла, свежие шрамы на бампере, словно извиняясь, погладил металл ладонью. Потом осторожно увлажнил в грязной лужице тряпку и стал стирать плевки со стекол.

…Первая, до всех баррикад еще, цепочка защитников Белого дома вдруг снова ожила в щуровой памяти. Чего-то ведь они в тот момент за ручки хватались, ждали чего-то. Это им кто-то сказал: будет танковая атака. Латать – не за что хватать: панк-вшивота, полоумная бабка-ельцинистка, инженеришко с «дипломатиком»…

Ну, и та : залпом черные кудели, стрела-талья и вокруг лодыжки – черный ремешок… Он – совсем еще не старый, популярный генерал, любой норматив физпо выполняющий лучше рядового молодца-десантника. Она – злюка, москвичка, интеллигентка. И?..

– Рязанцы!

– Вижу.

Сидящий позади старлей-связист заметил десантников ровно на секунду раньше генерала. Щур поморщился.

– Рули к батальону, – запоздало приказал водителю.

– Есть.

Чего только не было в этот час на Калининском проспекте! Окруженные со всех сторон народом приблудные БТРы (у одного в стволе пулемета – белая гвоздика), развернутые поперек проспекта троллейбусы и груды досок, выволоченных, как видно, с какой – то стройки, да так и брошенных на полдороги. И везде – люди, люди, люди – смеются, суют солдатам банки сгущенки, плачут, чуть не в драку лезут на оробевшего кавторанга…

К родной десантуре генеральский уазик продирался как сквозь джунгли. Рязанцы притулились на погосте столичного долгостроя, в грудах мусора и зарослях лебеды. Построенных ротами ребят с четырех сторон прикрывали ровные шеренги БМД. Но ядовитое бардачное море уже захлестывало и этот, единственный в округе, островок порядка. Здесь москвичи невзначай разговорили механика-водителя, там не ровен час докричатся до ротного. Вот-вот забродит сусло. Только пива из него не выйдет. Слякоть одна – с привкусом крови…