Алексей Николаев - Внутри Ленина пресс

Галина не любила неясностей.

Слава все это время вертел в руках сувенирную пепельницу, но вдруг оживился:

– Галина, – он вдруг вспомнил ее имя, – не подскажете его адрес?

Женька провела рукой по волосам и вмешалась в разговор:

– Да на почте он живет. Всю жизнь. Как его только ноги еще носят?

Экскурсия двинулась дальше.

– Я с ним говорила, – продолжила Женька, наматывая прядь волос на тонкий палец, – бедного деда уже достали расспросами. «Внученька, – говорит, – да хуле с них взять? Скоты, внучка, скоты!» Как-то так ответил.

Слава слушал и смотрел на пепельницу. Смешная штука, бычок следовало тыкать в харю покойного поэта. Действительно, как еще из продукции местного завода склепать сувенир?

Все закончилось где-то через час. Немногочисленная процессия двинулась к гостинице. У самого входа в номер Слава старательно хлопнул себя по лбу.

– Жень, послушай, я там, кажется, забыл пепельницу эту дебильную. Сбегаю за ней, ты же подождешь?

– Да. Не будешь против, если я у тебя в номере посижу?

– Сколько угодно, – Слава изобразил улыбку, – держи ключи, я скоро.

По дороге к музею Слава заскочил в магазин и взял там бутылку сухого красного.

Чтобы добраться до музея, нужно было подняться в гору, выйти на обширную площадку и пройти еще где-то километр в сторону леса. Слава шел, то и дело поправляя лямки на полупустом рюкзаке. Он смотрел вверх и рассеянно повторял:

– Здравствуй, небо!

И потом:

– Здравствуй, солнце!

Но был поздний вечер. Переведя дух после долгой прогулки, Слава вошел внутрь. Галина еще не ушла, она дожидалась, пока доберется до работы сторож Григорий. В свои девяносто с гаком лет он еще мог осилить подъем. Ничто не делает человека таким живучим, как многолетний и однообразный труд вкупе со сварливым характером. Галина была на кухне. Чайник как раз закипел.

– Галина, здравствуйте!

– Здравствуйте, молодой человек.

По ее губам скользнула тень улыбки.

– Чем я могу вам помочь?

– Я хотел бы сегодня сторожем поработать. Просто у меня, знаете, такая тяга к этому месту возникла. Хотел, так сказать, проникнуться духом.

Во взгляде Галины вспыхнуло разочарование, и Слава заметил это. Но он твердо добавил:

– Пожалуйста.

Она молча, и как будто бы задумчиво сняла чайник с плиты. Бросила чайный пакетик в чашку себе и ему.

– Я думаю, что могу пойти вам навстречу. Нужно только встретить Григория Лаврентьевича.

Оглушительно хлопнула входная дверь. Слава и Галина еще не успели повернуться ко входу, как на порог кухни взлетела Женя.

– За пепельницей, значит, пошел. ЗА ЭТОЙ ПЕПЕЛЬНИЦЕЙ СТАРОЙ ПОШЕЛ, КОЗЕЛ?!

Лицо Галины поползло к земле.

– Вы… ты… да как ты смеешь, прохиндейка малолетняя!..

Женька взревела, как львица, и обрушилась на Галину потоком волос и ногтей. Они вцепились друг в друга. Ничего нельзя было разобрать в них, кроме ног и ярко накрашенных губ. Скоро они успокоятся, выпьют по чашке чая, а потом уйдут вместе, совсем позабыв и о Славе, и о старом стороже.

А сейчас Слава взял с пола рюкзак и вышел в коридор. Переступил порог гостиной и закрыл за собой дверь. Какое-то время он просто стоял и пытался привыкнуть к темноте. Подошел к рабочему столу. Опустил на него ладонь. Потом снял рюкзак с плеча, достал оттуда бутылку вина и отрез веревки. Вино он поставил на пол. Это для деда Гриши. Слава Перьев забрался на стол и горько улыбнулся портрету отца. Технология, отточенная поколениями. Потом он принялся за работу.

Когда дед Гриша вошел в гостиную, то ничему не удивился, даже бутылке вина на полу. Он пил вино и ждал утра. Когда небо за окном стало высоким и красным, старик вышел на порог дома и уселся на ступеньки. Его мутные глаза слезились от света, потому что наступило утро, и он еще мог его видеть.

Тогда он сказал:

– Здравствуй, небо!

А потом

– Здравствуй, солнце!

И больше ничего не говорил.

Денег сегодня до неприличия много. Днем Артем подошел ко мне на улице, протянул пухлый конверт. Сказал: «Ты его нашел, понятно? Давай без вопросов.» Я понял, раз и навсегда.

Теперь я думал о растратах. О дорогих кабаках, об элитных напитках, о десятках книг. Состояние близилось к коматозному. Призрак капитализма обнажил белые зубы. Я тоже. Куда угодно и что угодно. Ворлд ис юрс.

По улице проплыла барышня. Она отбросила волосы с лица, и вместе с ними в воздух ворвался ржавый крюк. Он бережно вошел мне в затылок, и потянул следом за ней. Я обогнал ее, развернулся и застыл на месте, пораженный.

«Ты поразительна, – громко думал я, – смотри, меня обезоружила твоя красота». Я посмотрел ей в глаза. Чтобы оценить свои шансы достаточно одной лишней секунды взгляда. Есть! Мы тоже пускаем крюки! Мы, Александр Второй… Поехали дальше. Я подпустил ее поближе. Выдох и искренняя улыбка:

– Я прямо застыл. (Улыбайся, будь ошарашен. ОШАРАШЕНЕЕ!)

Она прыснула, и на каких-то полшага замедлила ход своих ног и истории человечества. Я пошел рядом с ней и добавил:

– Можешь считать меня навязчивым, но я решил посвятить тебе свою книгу.

Ее лицо тронула маска иронии. Еще и не дура, ну ничего себе. Я, пожалуй, лажанусь с минуты на минуту. Но она ответила.

– Книгу, которая в конверте?

– Это гонорар за предыдущую. Обналичил в банке.

– Трехлитровой?

– Стопудовой. Тут за углом.

Брейк! Дыши, дыши, дыши. Деньги творят чудеса, материализуют мысли. Секунда прошла.

Бокс!

– Я не смогу себе простить, если не угощу тебя кофе.

– Ну если все так серьезно, я тебя выручу.

Нокаут! Я закрыл глаза. Меня трясет за плечи тренер и смеется. Толпа объята пламенем. На ринг выносят Пояс Победителя… Я открыл глаза.

– Тогда нам налево.

И она пошла пить со мной кофе. Все удалось. Я заказывал виски и рассказывал о своей стремительной писательской карьере. Вкратце. Спрашивал ее. Она отвечала и принимала все, что я ей предлагал. Вечер еще только начинался, и я попросил принести нам счет.

– Знаешь, Лена, – начал я, вскрывая конверт, – в «Доме Кино» сегодня показывают одну действительно интересную фильму…

Тут я опустил глаза и увидел, что у меня в руках.

Листовки. С текстом.

«В ЖОПУ ЦАРЯ!

В ЖОПУ ДЕПУТАТОВ!

В ЖОПУ ЧЛЕНЫ

ИЗБИРКОМА!»

Дисквалификация. Тренер сдирает с меня пояс и громко матерится. Родители выпускают своих детей на ринг, чтобы они подрезали мне подколенные жилы. Падаю в обморок, запускаю автопилот.

– Лена, я должен был сказать. Я оппозиционный писатель. Это стыдно, но я…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.