Елена Соловьева - Умирающая планета. Последняя надежда

Аленка разогнула спину и утерла пот, льющий со лба градом. День стоял необычайно жаркий, да и все лето выдалось засушливым. За последние две недели с неба не упало ни одной капли дождя, и поливать огороды жителям поселка приходилось вручную, таская воду ведрами из колодца. Именно этим Аленка и занималась все утро, стараясь успеть до того как солнце войдет зенит.

После утренней поливки руки все еще ныли, упорно требуя отдыха. С нескрываемым отвращеньем девочка окинула взглядом обобранную ровно до половину грядку клубники. Это городским детям кажется, что окажись они на такой гряде, то будут объедаться сладкими ягодами до полного изнеможения, а на самом деле съешь три – четыре штучки, и больше не хочется, а оббирать нужно, да еще по дороге и прополоть сорняки, и оторвать разросшиеся усики. Заслонив глаза рукой, Аленка взглянула на небо: cветило стояло высоко и жгло неимоверно. А ведь еще целых четыре гряды лука прополоть, и все до четырех часов. Девочка вновь опустилась на колени и упорно поползла вперед, продвигая вслед за собой огромную корзину, наполненную уже собранными ягодами.

В четыре часа с работы на войлочной фабрике возвращался ее отец, а точнее – отчим. И не то, чтобы Аленка так уж сильно боялась его ремня, да и редко было к чему придраться, а вот слушать очередные намеки на его благодетельство лишний раз было неприятно. Ну, женился он на ее уже беременной мамке, ну признал «своим» ребенком, так живи да радуйся, но не тут- то было: при каждом удобном случае Вячеслав Сбруев напоминал приемышу о его незаконном появлении на свет.

Кем был настоящий отец Аленки, Светлана Сбруева, мать Аленки, никому так и не призналась, хотя доброжелательные соседки и утверждали, будто был у нее роман с заезжим цыганом. Откуда прибыл тот табор и куда делся потом, никому известно не было. В свои семнадцать Светлана, мать Аленки, считалась местной красавицей, женихи за ней, как говорится, ходили толпами, да всем гордая красавица отказывала, и только с черноволосым и статным не по годам цыганом Кало согласилась пару раз прогуляться до реки. После тех прогулок женихов у девушки резко поубавилось, а как стала Светлана носить пышные сарафаны, так и вообще пропали. И лишь Славик – Кочерыжка (как пристало к нему в юности это прозвище, так и приросло, да так, что и не все соседи настоящую его фамилию и знали) решил связать себя узами брака с красавицей – соседкой.

До истории с Кало Светлана и смотреть на Кочерыжку не желала, а чтобы прикрыть позор согласилась и замуж идти. С тех пор Сбруев ходил по селу если не индюком, то гусем-то уж наверняка, не упуская случая лишний случай напомнить всем о своем благородном поступке. Через три месяца после отшумевшей свадьбы на свет появилась Аленка – смугленькая, черноволосая, с неправдоподобно большими, прямо-таки оленьими, карими глазами, убедив всех соседей в их правоте относительно прогулок ее матери на реку.

Светлана свою дочурку обожала и, несмотря на протесты Славика, баловала как могла. Через восемь лет после рождения Аленки Светлана понесла наконец и от Славика, но не суждено было Кочерыжке стать отцом: роды прошли тяжело и мальчик появился на свет мертвым. А через полгода вслед за братиком Аленки ушла из жизни и ее мать. Про своих бабушек и дедушек Аленке ничего известно не было, поэтому жить ей пришлось с отчимом.

Больше никто из женщин на Кочерыжку не позарился, потому и все домашнее хозяйство легло на плечи восьмилетней девчушки. Первые годы Аленке было совсем нестерпимо, но за прошедшие пять лет после смерти матери она смирилась с необходимостью терпеть нападки отчима, уклоняться от издевок соседей и работать как взрослая.

Закончив с прополкой, Аленка накрыла на стол и приготовилась к встрече с отчимом. Через пару минут в двери появился невысокий, коренастый мужчина с неровно обстриженной светло-русой бородкой, торчащей в разные стороны, нечёсаными и немытыми давно волосами, паклей свисавшими до плеч.

– Ну что, доченька, – с нажимом проговорил Сбруев, – все ли ты прополола, все ли полила, или опять сорняки выше картошки вымахали?

– Все в порядке, отец, – сказала Аленка и отвернулась, принявшись вдвое усерднее стирать белье в небольшом деревянном корыте. Лишь бы чем заниматься, только бы не смотреть в хамские глаза отчима.

– А если проверю?

– И тогда все будет не хуже, чем на соседских огородах, – ответила девочка.

– Гм… А белье постирала, или опять с подружками пробегала весь день?

– Постирала – ответила Аленка.

И не было у нее в поселке ни одной подруги, впрочем, отчиму это прекрасно известно.

– Чем потчевать отца будешь? – не унимался с вопросами Вячеслав.

– Щи вот разогрела, каша гречневая.

– Да, не балуешь ты меня, – прогнусавил Вячеслав и скорчил презрительную мину. – Хоть бы пирогов напекла, порадовала батюшку.

– Из чего мне их печь, муку еще в прошлом месяце всю извели? – удивилась Аленка.

– Молока хоть дай, козу-то, поди, подоила? – прикрикнул Славик.

– Молоко я тете Люсе отдала. Мы ей долг уже три месяца отдать не можем. К ней сегодня внуки приехали, она и сказала, что раз денег нет, то молоком забирать будет. Завтра еще снесу ей молочка и в расчёте будем.

– Да кто тебе позволил молоко отдать? Сначала заработай, а потом распоряжаться будешь! Долг ей отдать нечем, – фыркнул отчим. – А куда потратила деньги, что я на хозяйство давал, нарядов поди накупила?

Аленка с сомнением осмотрела поношенное, застиранное почти до дыр платьице, шумно вздохнула.

– Ну-ну! Еще мне тут повздыхай! Иди, прогуляйся что-ли, поиграй, чтоб соседи не болтали, будто я тебя в черном теле держу, – милостиво разрешил Аленке Славик.

Такому разрешению девочка была не так и рада, ведь и идти ей было особенно некуда, и играть не с кем. Соседские дети обидно обзывались кукушонком, а иногда и того хуже: то комком грязи зашвырнут, а то и протухшего яичка не пожалеют.

Единственным утешеньем и источником радости для нее был близлежащий лес. Туда-то девочка и решила отправиться: покидала в свой любимый (он же единственный) рюкзачок пару яблок с огорода, ломоть хлеба, прихватила и выцветшую косыночку – чтобы голову не напекло. Аленка вышла на улицу, прикрыла за собой покосившуюся калиточку и почти бегом направилась на край села, туда, где начинался подлесок. Пробегая мимо, девочка успела заметить, как возле одного из домов играют в чехарду соседские ребятишки, и прибавила ходу. Но на этот раз ей повезло – удалось прошмыгнуть мимо них незамеченной.