Константин Крикунов - Четыре тетради (сборник)
- Название:Четыре тетради (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array Литагент «ИП Князев»
- Год:2010
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-91901-001-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Константин Крикунов - Четыре тетради (сборник) краткое содержание
Анализ творчества К. Крикунова дан в послесловии критика Никиты Елисеева.
Четыре тетради (сборник) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Нет, мягче:
– В таком случае вам нужно идти в верхний ресторан.
Там нет ни рыбы, ни мяса.
Христос Воскресе!
Турки, дети, то излишне услужливы, то обидчиво грубы.
А в России сейчас – Крестный ход.
Немка смазывает пальцем сливки с ободка кофейной чашечки, и пальчик облизывает, пока никто не видит, моет водой, оглядываясь, ставит на тарелку, поболтав, вверх дном, ждёт-ждёт, оглядывается, тащит к выходу, спрятав в рукав, поговорила, остановилась, уплыла.
Крестит стакан: – Изыди, нечистая сила, останься чистый спирт.
Приветствие в монастыре, трудник монаху:
– Харе Кришна! (Сидит у помойки.)
Чёрненькая девушка потёрла тыльной стороной указательного пальца ресничку.
– Чем девушки отличаются? – Вниманием к ресничкам.
Опыты с глиной, девичьи грёзы.
Птенец как огонь.
Кот Диоклетиан.
Вышел, пытался окропить лесного мотылька.
Вода розовая.
«Потому что победа течёт в нашей крови», – пишет Григорян в газете Вера.
«Господь простит оплаканные грехи», – пишет Лена Григорян.
Песок. Растёт овёс. Куст плексигласа. На корабли ходить нельзя. Солнечно. Мелко.
Капает дождь. Час ночи. Был в монастыре. Стирают бельё.
Бомба похожа на яйцо.
Грибы нанизал на ветки, как белка.
Кверху лапами десятки мёртвых мух. Затопил печку, зашевелили лапами, завоскресали. Сметал в совок, шевелящихся, – в печь. Дом-побоище: головы, крылья, лапы и туловища. Сметаю и жгу в ольхе.
Каша с сухими грибами. Серые поля и розовые леса.
Последние сугробы в ложбинах, лисьи и птичьи следы, новые, свежевырытые мышиные норы. Муравьи уже копошатся. Обратно – через кладбище?
Поля и леса молчали. И вдруг в роще над могилами. Нет.
Поля и леса молчали и были полны движущихся клубов воздуха; обугленный пень, похож на чёрного ангела; пальто на ветке у дерева, как старик с повисшей рукой, прислонившийся к дереву лбом.
И вдруг в роще над могилами – не торжественный, а детски весёлый не хор, не щебет, а радостный гвалт птиц над синими (…) в пёстрых, ярких, разноцветных… цветах между крестами. Гвалт, как в освещённый первым… Детский сад после завтрака, солнце в комнате, новые узнавания друг друга, как радость предвкушающих – воскресение – уже! – победу над смертью и зимней тишиной, над мёртвым ещё кладбищем.
Печальный вторник Страстной седмицы, когда… Тайны дочерей.
Костёр. Тележка в верёвочках. Топор (взлом) – кипяток, варенье – (сгоревший сосед), мокрый старик (кипяточку). Цыганка на лошади, скачущей до его двери – которая со мной в автобусе – жизнь – как справиться? – кто насылает – тот ли – или Он? – Мыл ноги в снегу, прощался с зимой, просил ещё зим.
А., похороненный в снежное поле.
Ушёл этот снег. Над могилами радуются юные птицы.
Ночь наступает, дождь идёт.
Почему не к односельчанину, не к сыну (у него машина стоит, ну их на…) – ко мне?
Недобитые мухи завывают между рам, капает вода умывальника, жужжит счётчик, скрипит, слышно, перо.
Среда. Сон про слова: что каждый всё равно читает по-своему, но вместе, в обращении этих слов, между ними, предрассветном, мутно, глухо синем и радостном, парящем.
Вечером зарядил дождь. А ночью – в просвете штор – звёзды.
Ты! –
Рождество? – почудилось.
Вспомнилось: Пасха.
Костёр, огород, путешествие, поля, всё в прибитой к земле траве, сене, как отутюженные, ровные.
В ручьях и лужах лягушки, сфотографировал её глаз и в нём – лес, просвет неба и мой силуэт.
У недобитых мух родились детки. Одна, заснувшая между обоями и брёвнами, – вторые сутки воет и стонет, не может выбраться. Счётчик поёт якутские песни.
У дома в старом снегу следы. Кто-то там большой ночами ходит, сам себе след в след.
Дед просил ночлега и воды. Я отказал. Взломал замок в его доме и принёс воды. И кипятка.
Ну, смотри, смотри… Изменишься.
– А, посмотреть, как они там живут.
Закрыл лицо.
И Иуда в нас живёт, и Пётр.
«Если вы хотите Его распять – распните и меня».
И чего это сумасшедший старик попёрся на ночь в такую даль?
А так – будто бы ничего не произошло, если бы не Антоний.
Тухлая рыба висит на стене.
Эти дни… (нрзб.) крови. Пью томатный сок, ещё не кровь. Великий четверг, полночь. О сегодняшнем дне – завтра. Пост по-английски и немецки – весна.
Митрополит Антоний: не говори себе: а стал ли я совершеннее, достойнее Бога. Этого делать не надо. Надо просто идти, идти от света к свету.
Тихий мы переводим с греческого – радостный.
Тихий и по-русски – тоньше, ярче, чем радостный.
Лежал в серой траве. Дочка станционного смотрителя (порох!) в красной бейсболке толкала домой мимо моих окон пьяного отца: за шиворот и в спину. Он шёл, выбрасывая вперёд колени.
«И смерть это вовсе не смерть, а разлука со смертью своей».
Рассказ про крестьянина и моряка.
– Тебе не страшно ходить в море?
– Нет.
– Как умер твой дед?
– Утонул.
– Как умер твой отец?
– Утонул. А твой?
– Умер в постели.
– Отец? – Умер в постели.
– И тебе не страшно каждый вечер ложиться в постель?
Здесь же, в главе о браке, где оба и Е. Книга эгоистична.
О мире, как обо мне. Но она прошла, но она – такая малость того, что надо сказать.
Антоний: «…потому что в церкви не тот, кто там стоит, «отстаивает». Можно без единого движения губ, без единого телодвижения, без единого слова, без единого звука постоянно предстоять Богу в молитве».
Витя. Три дня пил. Проходит мимо.
– На Пасху разговеемся.
– Не, я буду в завязи. Три дня, и всё. Матку мыть надо.
Мать, старуха, в бане.
Про являвшегося ему:
– Вы горите! Проснулся, вагон горит. Старик в косоворотке, в чунях, с благообразной бородой… После той встречи и стреляли: то заклинит, то промажут в упор, то ружьё из рук выпадет. Медведь не берёт, а говно ещё дымится. Великая пятница, набежит дождь, ветер весь день, шатается всё, день шатается, странно печален.
«Ты что, хочешь нажраться по поводу Воскресения Господня?»
Молитва на сон грядущим: «…да не усну в смерть».
Шуя, дети природы. «Дай мне потому, что я есть!» Звонит сын, звонит дочь. Кто искренне оставил меня в моём валдайском покое, кому я искренне не нужен.
О масштабе мыши, лезущей вверх по занавеске.
О 46 годах царя, который построил за своё царствование капища – и погиб. Все города, народы – все творения рук человеческих пустяк перед этой его, этими его капищами, перед отпадением от бога.
«Ну хорошо, женюсь на чудной и юной деревенской девушке с прекрасной душой и нежно-розовыми лепестками, буреющими со временем… О чём я с ней буду говорить? О том, как прошла в пятницу дискотека, и за что Васька набил морду Петьке, и кто деду Михе порвал ухо, и что отец вчера опять нажрался, и она тащила его домой, а у Серёжки мотоцикл. А увезу – так будет тосковать по Серёжкиному мотоциклу, а не будет – так зачем она мне такая нужна, бессердечная».
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: