Константин Крикунов - Четыре тетради (сборник)
- Название:Четыре тетради (сборник)
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Array Литагент «ИП Князев»
- Год:2010
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-91901-001-2
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Константин Крикунов - Четыре тетради (сборник) краткое содержание
Анализ творчества К. Крикунова дан в послесловии критика Никиты Елисеева.
Четыре тетради (сборник) - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
– А что ты будешь делать, когда придут чихающие свиньи?
Вечер. Песок. В песке растёт овёс. Дикий, каким ветром?
А! раньше у деревни были поля, колхоз, бабы пекли хлеб. Теперь ничего нет. Овёс одичал.
Зелёное дерево на красном небе. Сидим на бревне. Того берега не видно.
– Женское искусство? оксюморон! – сказал Сашка. – Хотя, впрочем, в некоторых вещах они бывают весьма искусны.
– Есть ложные белые, – ответил я. – А я такой ложный антифеминист.
– Ку-ку, – сказала кукушка.
– Ку-ку! – ответил Сашка кукушке. – Считай, сколько тебе осталось жить.
Ночь, в железной кружке – чёрный, как небо, чай с мятой. Озеро не плещется. Звёзды уже падают. Одна чиркнула над самой головой.
Я сказал «о Господи» и не успел загадать желание.
Чёрные журавли качали из земли нефть. В степи стояли рыжие столбы огня.
– Лиса! – вскрикнула мама, вагон прилип к стёклам Уральских гор, прошла третья ночь, и мы приехали.
Тявкали собаки, воздух звенел насекомыми.
Дядя Коля поднял руку в чёрное небо, сорвал две холодные вишни и повесил мне за ухо. Дверь открылась, и на траву выплеснули целое ведро электричества. Я увидел большой стол, люди звякали тарелками, говорили: «Какой он уже у нас большой!», бабушка Паша топала широкими лапами по деревянному полу, по которому за порог катились большие яблоки.
Из синей глины Лахтинских болот ласточки свили гнездо. Уезжая, мама дала ключ и запретила открывать дверь на балкон, чтобы не тревожил ласточек.
Через неделю гнездо разбилось. Один птенец лежал у санок с выеденным муравьями животом. Другой не разбился сразу, а пытался уползти под балконный люк. Просунул голову под лист железа и издох. На его бархатистой спинке сидела муха.
Это был удар воздуха из открытой форточки, когда курил? Или глупые ласточки не рассчитали клейкость своей слюны, не сопоставили её силу с тяжестью двух растущих птенцов?
В осколках разбитого глиняного яйца трепетали перья.
Вчера над городом прошёл смерч, поваливший тополя поперёк улиц. Говорят, на острове Голодай была песчаная буря. Я не видел, я пил коньяк, созерцая поэтическую грозу и тяжёлые капли короткого ливня сквозь толстое стекло случайного кафе.
Я долго держал балконное окно открытым, ласточки не вернулись.
Ночь, дождь, мимо деревни, где жил Толстой, мимо Полотняного завода, где Пушкин гостил в усадьбе Гончарова.
Вместе с рассветом из туманов вышли и полетели назад картинные русские домики, холмы, берёзовые рощи, петухи и гуси.
В городе на каждом столбе объявления о круглосуточных ритуальных услугах.
Цветёт вишня, а липа уже отцвела, и метель из цветов.
Речка с рыбаками и рыбкой.
Школьники, перебегающие дорогу.
У музея космонавтики поп выгуливает своё большое семейство, на горке под первой ракетой Королёва пасутся козы. Фабричная гостиница, зелёная лужайка, за ней открытая настежь дверь, в пустом коридоре горит стеклянная люстра, но я не люблю, когда мешают утренний свет с электрическим.
«Давно вас ждём! – из боковой каморки, сладко зевая, вышла сонная барышня и провела в светлую комнату, где постель заправлена по-деревенски, с ушками.
– Здравствуй, – сказала Груша и вошла в комнату.
Каким-то образом проскользнула сквозь – не мимо меня, оказалась у окна, повернулась, пока был ослеплён.
Впрочем, я её придумал.
Я давно зарёкся возвращаться в этот город.
Я посмотрел на свои голые ноги, смахнул с простыни на пол лоскут солнца, пора идти.
Божий день пришёл и тронул светлой ручкой занавески.
Тихо в комнате твоей.
Бабушка,
если просили,
читала:
«Горит восток зарёю новой,
уж на равнине по холмам
грохочут пушки,
дым багровый
клубами всходит к небесам».
– Мой мальчик,
ты спишь?
– Засыпаю.
Бабушка ходит,
читает:
«Здесь каждый Отчизну
с младенчества любит
и душу изменой
свою не погубит».
Тихо на земле твоей,
не считаем дней.
Божий день пришёл и тронул
детской ручкой
занавески.
Ты. Очерки русской жизни
Геннадий Айги
I. Жизнесмерть
как жить? да шкурой на базаре торговать своею золотой
Я говорю потому, что я есть. Я говорю для того, чтобы сказать: я ещё жив. В моём положении нельзя создавать Гернику. Герника заказывается сама собой. Создавать Гернику в моём состоянии было бы бредом, дикостью, сумасшествием. Ни Пушкин, ни Данте ради проповеди мне не нужны. Но они мне нужны потому, что показывают высоту накала слова человеческого, самой жизни. Вот – высота накала! И я могу соприкоснуться, быть сопричастным этому накалу. Он меня держит и не даёт сдаваться в жизни. Он даёт чувство высокой, большой серьёзности существования.
Если человек взрывается до каких-то мощных высот в религиозном отношении поэзии… Это редко бывает, и это – совсем другое дело. Так в Тютчеве иногда происходит. Но и это – не проповедничество, а тоже что-то другое.
В крестьянской избе овцы – что они делают – ягнятся или телятся? У них ягнята появляются почему-то зимой. Зимой появляются ягнята, их вносят в дом, скажем – утром. К вечеру они начинают прыгать и бодаться. А человек, например, или другие существа некоторые, очень долго, очень долго учатся, чтобы встать на ноги и сделать шаг.
Есть некоторые поэты, которые рождаются в готовом виде. И замечательные поэты. Я написал очень много чепухи, очень много было заблуждений, прежде чем понял: это – моё. Это отчаянное чувство, что что-то внутри есть, а языка для этого нет. Мне было 19–20 лет, когда я стал вдруг догадываться, где я должен искать и что искать. Это было очень поздно.
Мой отец сельский учитель, один из первых чувашских переводчиков Пушкина. Я вырос среди книг. И первое, что я вообще в детстве слышал, отец напевал «Буря мглою небо кроет» на чувашском языке. И на русском языке.
Это было смешно, потому что это было не стихотворение, а рассказ. О том, что мы с мамой были в лесу и что все деревья уже пожелтели, и самое мощное дерево стояло ещё в листьях, грязно-жёлтых, меня это поразило, и это был дуб. О своём удивлении, почему же этот дуб стоит, чего он ждёт и почему это происходит, был мой рассказ. Отец сказал: ты, видимо, будешь писать. Я это принял всерьёз.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Интервал:
Закладка: