Женя Снежкина - Слушай. Говори

Потом на стол выставлялись две хрустальные кадушки с икрой – красной и черной. Обязательно шпроты, шпроты подавались в жестяной банке на блюдце, а кроме них еще рыба – красная и белая. Еще обязательно сервелат и бабушкины грибы.

Потом на стол мама ставила бокалы, стаканы под компот и морс, рюмки для водки, все это было из хрусталя.

В этом моменте, в предвкушении, был самый кайф Нового года – мама уже сервирует стол, значит, время пришло. И мы садились провожать Старый год. Взрослые пили шампанское, мы морс, и наслаждались закусками.

Мама шла на кухню, приносила оттуда горячее (мясо обязательно перекладывала из кастрюли в специальную супницу). Но горячее мы ели уже после того, как часы пробьют двенадцать.

А потом, после двенадцати, мы находили под елкой еще подарки. Мама говорила: «Давайте сходим посмотреть на елочку? Может быть, найдем там еще что-нибудь?» И мы находили. Это был мегасюрприз. Потому что вроде бы Дед Мороз и Снегурочка уже нам подарили все подарки, салатом мы наелись, а тут такое!!! Подарков всегда было очень много.

Я помню, что никогда не выпрашивала игрушек. Один только раз в «Детском мире» мне очень понравилась заводная лошадь с тележкой. Она была такая прекрасная… умела ездить и ей можно было управлять… Я потом, конечно, думать забыла про эту лошадь, потому что видела ее сильно раньше Нового года, может быть, осенью. Дед Мороз мне подарил в тот год набор пластмассовых овощей, кстати, отличный, мы ими играли в магазин с сестрой. И вдруг под елочкой оказалась эта суперлошадь! Я даже говорить не могла какое-то время от восторга.

Какое-то время мы играли с подарками, а потом нас укладывали спать. Взрослые оставались за столом и разговаривали: о бытовых каких-то вещах, о планах на будущее, вспоминали что-то… тихо разговаривали… мы уже не слышали… мы уже спали.

Когда мне исполнилось семь лет, я пошла в школу.

Я не любила ее, там было скучно, скучно, скучно, потому что очень легко. Чистописание, вычерчивание по линейке – это все я уже знала. Или эта лишняя писанина – «домашняя работа», «классная работа». Раздражала необходимость описывать математические действия. Казалось бы, уже сто раз посчитал, сколько яблок у Маши и у Васи, но нет, надо написать условие, потом математическое действие, потом прописью ответ – и не где-нибудь, а отступить десять клеточек с левой половины страницы, сколько-то сверху… Все это навевало скуку.

Еще меня просто бесили сосиски в целлофановой шкурке, которые давали в школе к завтраку. Сосиска была горячей, и целлофан с нее стащить было практически невозможно, а когда она остывала, то делалась невкусной или время завтрака заканчивалось, так что приходилось давиться этой чертовой сосиской. Ну и вообще, как можно варить сосиску в целлофане?!

Классную руководительницу я прекрасно помню. Мне кажется, я была влюблена в нее. Она была похожа на Татьяну Виденееву – худенькая, высокая, голос очень похож, манеры…

Но однажды она поставила мне двойку по труду, я долго сидела у нее в классе и просила не ставить мне эту двойку… Мне никак не удавалось сделать вертолет из конструктора. Я потом сделала его, дома. Положила вертолет в коробку из-под конструктора, долго прилаживала крышку, чтобы вертолет не рассыпался, потом запихивала коробку в сумку, чтобы донести это сделанное. А учительница сказала, что мне кто-то помогал. Как же я была разочарована!

Одноклассников помню… Мальчика Марата, который сидел рядом со мной. Так как я была «очкарик», я всегда сидела за первой партой. Помню мальчика Ваню, круглейшего отличника, он знал все, был очень начитанный, поэтому ему тоже всегда было скучно. А еще Иру, с которой поначалу были в контрах. Мы с ней дрались, она меня ужасно раздражала тем, что выкрикивала на уроках, не соблюдала установленный порядок. А однажды Ира пришла в школу и плакала, потому что ее дог проколол желудок куриной трубчатой костью и умер. И тогда я с ней подружилась. Я ее жалела после смерти дога.

Освобождение от школы наступало тогда, когда мы вылетали из школы и бежали собирать военные пуговицы на свалку. Свалка находилась за казармами, туда в какой-то момент выбросили кучу срезанных с шинелей пуговиц. Их там было очень много, этих пуговиц, они были разных размеров и цветов – посеребренные и позолоченные, со звездами. Мы лазили через забор на свалку и собирали эти пуговицы. Их было очень много, но в то же время нужно было поковыряться, чтобы их найти, так что каждый накапывал себе на свалке свою кучку пуговиц, личное сокровище.

Помню утро. Шум метлы дворника, птички чирикают, детские голоса… это малышня из детского сада, который около дома, на прогулку вышла. Значит, эти воспоминания относятся к тому моменту, когда я училась в третьем классе. Тогда у нас была вторая смена, и я вставала поздно.

Завтракали вместе, но без деда, потому что он уходил на работу совсем рано. Вставал раньше всех, ел и уходил на завод. До завода он всегда ходил пешком, а путь туда неблизкий, поэтому ему нужно было много времени.

До завтрака мама успевала подмести во всей квартире пол и прибраться. Потом мы вместе садились есть. Бабушка за стол с нами почти не садилась, готовила на всех, а сама перекусывала у плиты. Мама и мы с Надей – за столом. Как правило, мне давали яйца всмятку, бутерброд с маслом, чай с сахаром. До сих пор обожаю яйца, это моя страсть с детства.

Я очень любила, когда мама мне заплетала косы и вплетала туда банты. У меня был огромный мешок с бантами, где мама их доставала, непонятно. Тогда не было возможности разноцветные такие доставать. А у меня каких только цветов там не было! Особенно нравилось, когда мама вплетала сразу несколько лент – синюю и белую или белую и оранжевую. Я считала, что это просто суперкрасиво.

А еще я любила мамины сокровища. В углу в ее комнате стоял трельяж с ящиками, где хранились вся ее косметика и украшения. Я обожала там копаться. Помню, что у нее было любимое золотое кольцо с черным камушком. Такое маленькое. Она его очень любила, носила часто. Я все время не понимала, почему она его любит. Мне наоборот нравилось другое – большое золотое кольцо с большим рубином. Все эти «богатства» были доступны для нас. Даже когда мамы не было дома, мы играли с ее косметикой, с ее украшениями, и с золотыми, и не золотыми. Кроме того, все книги, которые у нас были, а их было достаточно много, тоже находились в маминой комнате. Там вдоль стены были составлены несколько книжных шкафов, поэтому получился один огромный шкаф. Я много времени проводила у этого шкафа, рассматривая книжки.

Когда мы жили в Москве, мама работала в милиции, в отделе по экономическим преступлениям. Я не знаю, был ли это УБЭП. Она не была следователем или дознавателем. Мама занималась работой с деньгами, есть такая функция – техническое описание денег, опознание купюр, их хранение, производство экспертизы. Вот такими делами. То есть у нее было какое-то звание, но она не занималась напрямую следственной работой.