Игорь Агафонов - Под прикрытием Пенелопы

Когда вернулся с конфетами в кармане, Алевтина и Илья Сидорович стояли с Заточкиным, и все помощники от студии роились вокруг них и что-то горячо обсуждали. Поистине, у Алевтины дар – собирать вокруг себя поклонников…

Побродив среди толпы у других павильонов, Миронов направился к выходу. Там уже стоял Заточкин – в ожидании, что кто-то его узнает и подойдёт за неполученным по забывчивости автографом? – это за ним – знатоком психологии и механики людского поведения – и раньше замечалось на других мероприятиях: он так же стоял у выхода, подбирая последки славы. Или – мелькнула вдруг догадка – ещё раз покрасоваться перед Алевтиной?

***

Когда Илья Сидорович у себя дома варил для своих гостей пельмени, то, уронив сырой пельмень, сперва отпнул его в угол, затем воровато оглянулся и подобрал, после чего, как картёжник из рукава, украдкой сунул в кастрюлю.

«Надо запомнить, – заметил себе Миронов. – Характерная деталь… Как-то сумбурно прошёл день, неприятный осадок…»

Теперь предстоял ещё вечер официального открытия Студии. Алевтина в последний момент передумала идти: у неё разболелась голова.

***

Столик, за которым устроились Ейей с Волохой, находился в самом конце актового зала, но и тут гул гостей мешал разговаривать, поэтому Ефиму Елисеевичу пришлось пригнуться над столом, дабы сократить расстояние до конфиденциального.

– Слушай, я вот всё думаю, откуда произошло слово…

Тут, однако, поверх Волохиного плеча Миронов увидал на входе отца Александра и, привстав, помахал ему рукой. Священник слегка поклонился в его сторону и повернулся к Заточкину.

– Так ты про какое слово?

– Реклама.

– Ну?

– Рек Лама. Лама изрёк. А Лама, сам знаешь…

– Ты думаешь, он придаёт какое-то значение всей этой рекламе собственной персоны? Сомневаюсь.

И увидав по лицу Ейей понимание, о ком речь, продолжил:

– Просто он преотлично осведомлён о психологии и вкусах среды обитания. И долбит и долбит в одну точку. Кто там из древних постоянно говорил на собраниях: Карфаген будет разрушен!

– Я разве спорю? Чего ты раскукарекался? В адепты записался? Кстати, хочу познакомить тебя с батюшкой. Очень образованный человек. И пишет весьма и весьма…

– О чём же он таком пишет?

– О духовном, мой друг, о духовном.

– Да? Надо у него тогда кое о чём поспрошать. Он подойдёт?

– Должен.

– Но как он сюда затесался?

– Ты не дооцениваешь нашего боса. Заботясь о нашем благе и престиже организации, он рыщет и рыщет повсюду… и у всех попросит, и всем пообещает. Талант, одним словом. А тут всё-тки двойное торжество. Круглая дата и рождение студии… Да ещё книжка вышла – это уже…

– Три. Освятить решил? Да ну?!

– А ты против?

– Я-то не против! Но ты разве не читал последний его стих?

– Ну и чего там?

– Да он с Христом расчихвостил в пух и прах.

– В каком смысле?

– В таком… Прямом. Не будь Тебя, сказал, не было б стольких хлопот. Были мы раньше свободны, как дети, и в этом наш крепкий оплот. Ну что-то в этом роде. Язычник, одним словом.

– Подожди! Кто-то из… известный поэт прошлого столетия уже сочинял подобное… Как его?.. Да быть не может! Он же осторожен, как не знаю кто.

– Так во-от, и я о том же. Стало быть, кому-то по дружбе… Ангажемент.

– И опубликовал?

– Этого не знаю. В рукописи соизволил… посоветоваться.

– И что ты ему присоветовал?

– Т-с. Твой батюшка… к нам направляется. Ему руку целовать обязательно?

– Это сугубо личное дело. Он прекрасно видит, кто перед ним…

– И кто же я?

– Да то же, что и я. Пр-родукт эпохи атеизма.

Через минуту, едва седовласый отец Александр, присел за столик, Волоха предложил тему для беседы.

– А вы читали, батюшка, поэта… Тришкина? Талантливый, впрочем, но… расправился с Христом в одном своём стихотворении.

– И в чём же заключается сия расправа? – спокойно и чуть насмешливо посмотрел на Волоху батюшка.

– Видите ли… поэт сожалеет, что учение Христа заменило язычество. При нём душа человека, по его мнению, чувствовала себя вольготнее, свободнее. Человек якобы жил как часть природы, был ближе и к космосу.

– А вы скажите мне, как он закончил свой бренный путь?

– Ну… знаете ли, он ещё не закончил. Планов у него, как я полагаю, воз и маленькая тележка.

– Что ж… Человек не может работать со своим сознанием и своим талантом… э-э… один. Обязательно на пару. Какая наша главная отличительная черта от животных? Сознание, так? Со-знание, со-трудничество… со-действие… знание совместное, значит. Иными словами, либо он с Богом, либо с Дьяволом. Если человек-творец живёт с Богом, открыт для него и молится ему, то Бог его таланты будет увеличивать и направлять. Ко благу всем. Но ежели человек на волне дьявола… ежели не верует в Бога или является верующим формально, то делами его заправляет дьявол. Человек этот может быть очень талантлив, но произведения его несут страшный, разрушительный заряд.

Отцу Александру показалось, что его окликнули, и он полуобернулся – Заточкин по-прежнему встречал новых гостей…

– Ещё не скоро, батюшка, – успокоил Ефим Елисеевич. – В списках столько народу, что будем мы тут навроде сельдей в бочке.

Отец Александр вернулся к прерванной мысли.

– Временами… Возможно, вы слыхали о таком явлении в психиатрии – альтернирующая личность. Врач наблюдает состояние такого пациента и видит, что тот становится как бы другой личностью: в состоянии изменённого сознания у него появляется определённая лексика, ранее ему не присущая: другой стиль мышления, другая энергетика. Например, из спокойного, уравновешенного человека он превращается в агрессивного, злого. От него прямо-таки пышет яростью. Затем – раз – и личность эта, яростная и злобная, так же внезапно исчезает, и возвращается прежняя. Так вот, у всех поэтов и художников, которые не являлись богоборцами, сознательными, нередко наблюдался подобный синдром. Когда дьявол не воздействует на них, они пишут иногда дивные вещи. Но в состоянии изменённого сознания, они творят совсем иначе… Скажем, ночью вскакивает такой творец и записывает уже готовые фразы… ложится опять спать, утром читает: неужто я сочинил? А сочинил-то не ты. Дьявол тебе сочинил, один из тех, кто с тобой контактирует, и тебе продиктовал, а ты записал. Многие сочинители признавались: я-де закрываю глаза и вижу бегущую строку, мне остаётся только зафиксировать её на бумаге. Вот вам и ответ на вопрос: как кто пишет. Значительная рать деятелей культуры – музыкантов, поэтов, художников и писателей – творили совместно, их сознание работало со-вместно с дьяволом, а не с Богом. Поэтому у разных сих творцов, взять того ж Есенина, мы находим – стихи дивной и даже духовной красоты. Журавли там, храм на горе… за душу берёт. Даже на песню переложили православные люди и поют. И он говорил: я верую в Бога, в матерь божью… но почему же временами мне хочется хулить Господа? И я тогда пишу страшные стихи! Сам признавался. Был такой эпизод, забрался он на колокольню Страстного монастыря и начертал на стене непотребное слово… как он туда забрался, не понятно. И чёрной краской намалевал, значит, страшное богохульство. Вот вам, пожалуйста. При этом он, повторяю, говорил: я верующий человек.