Владислав Лебедько - Живые души, или похождения Лебедько

О! Это была самая захватывающая сказка в детстве нашего героя, как был влюблен он в девочку Элли, которая шла вместе с друзьями к мудрому Гудвину. Гудвин же, в свою очередь оказался «картонной дурилкой», миражом, но весь парадоксализм ситуации в том, что Гудвин также и маяк. Когда ты приходишь к нему, то видишь, наверное, что это – пустышка, но пройти весь сложный путь до этой пустышки, до этого Ничто, преодолев все трудности и тяготы пути и обретя достойнейших друзей, можно только прельстившись величием это пустышки! Сам путь уже все решил, решительно все. Ты шел к Гудвину, а оказалось, что пришел к себе, и даже более, чем к себе – к Ничто. Нет ни малейшего желания думать, здесь каждое сказанное слово может убить все, точнее – Ничто.

А что же улыбка Чеширского Кота? Лебедько уже был ей – только что, сейчас оттуда и задал вопрос: «Кто я?». Тотчас понял абсолютную бессмысленность этого вопроса, даже Никто – это не ответ, даже Ничто – это не ответ. Сам вопрос бессмысленный. Точнее, нет, не так. Вопрос не бессмысленный, этот вопрос играет ту же роль, что и Гудвин.

Сию минуту Владислав Евгеньевич потягивается, кряхтит, отверзает веки и, садясь на скрипучей гостиничной кровати, произносит вдруг вслух: «Ух ты! Эвона в какую литературу заехать изволил! Что же, господин Берков, держитесь, милостивый сударь, я иду к вам!». И при этих словах поднявшись и радостно отшлепавши себя по ягодицам, наш сновидец пришел весьма в бодрое состояние духа, в коем и находился все утро, удивляясь тому, что во снах находится много вещей, неизъяснимых даже для самого обширного ума. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда.

В полдень, как и было намечено, рука Владислава Евгеньевича уверенно коснулась звонка перед квартирою номер двенадцать в одном из пятиэтажных домов по улице Первомайской. Спустя немного времени, за дверью послышался глухой кашель и шаркающие шаги. Без привычного в подобных случаях вопроса: «Кто там?» дверь отворилась. На пороге стоял действительно широкий во всех отношениях мужчина лет шестидесяти пяти: широка была его талия, широко лицо и широка улыбка, сие лицо озаряющая. «Я…» – начал было в волнении Лебедько, но Берков (а это был, без сомнения, он) прервал его на полуслове: «Знаю, знаю, проходи, брат, да не обессудь – ремонту меня», – и действительно, вещи в квартире были нагромождены чрезвычайно беспорядочно, обои отодраны, а весь пол оказался покрыт штукатуркой. «Ты ботинки-то не снимай, иди на кухню, будем чаевничать, – продолжал Берков, – я бы тебя на даче встретил, да вот понимаешь – ремонт: это… это…», – Борис Петрович совершил неопределенный, но очень широкий, размашистый жест, позволивший Владиславу Евгеньевичу подхватить: «Ремонт – это состояние души!», – добродушное лицо Беркова растянулось в очередной широкой улыбке. Он одобрительно похлопал гостя по плечу: «Смекаешь, брат. Ну, не откажись выкушать зеленого чайку да и пирогами-то не побрезгуй, хозяйка утром испекла – тут тебе с рыбой, с капустой, с яблоком…».

Хозяин, поколдовав с заварным чайником, попереженив чай аж восемь раз и дождавшись того момента, когда гость с аппетитом набросится на пирог, подначил его вопросом: «Ну-с, с чем изволил пожаловать?» – Лебедько, пойманный вопросом, что называется, с полным ртом, начал было, жестикулируя: «Все говорят, кхе, все говорят…» – «Все говорят – нет правды на земле, но правды нет и выше, – для меня так это ясно, как простая гамма! – подхватил Берков и залился звонким смехом, видимо, довольный удачной своей аллюзией на пушкинского Сальери, – и заметь, это я тебе безо всякого буддизма, а просто из жизненного опыта скажу». Гость тем временем спешно прожевал и проглотил кусок и проделал еще одну попытку изъяснить свою мысль: «Все говорят, мол, просветление и все такое, так вот я бы хотел сей щекотливый вопрос прояснить, так сказать, из первоисточника». Хозяин вновь растянулся в широчайшей улыбке: «Эк ты! С первого же абцуга так польстил старику! Ну, слушай же, слушай, но не соглашайся ни с одним моим положением, ибо убедить я тебя могу в чем угодно и это, как ты понимаешь, будет великая иллюзия, – для пущей убедительности Берков сподобился и подмигнуть. – Мы это самое просветление, как ты изволил выразиться, называем изначальным состоянием. Так вот! Когда в канонических текстах ты встречаешь что-то типа такого оборота, мол, «просветлевший будда заметил, что окружающие – тоже будды», ты воспринимаешь это как некую поэтическую аллегорию, но заметь – наше изначальное базовое состояние является просветленным. – Лебедько слушал превнимательно, но и пирог жевать не забывал. – И дальше все, что происходит с человеком в процессе формирования личности, делается из этого же материала, то бишь из изначального состояния. В противном случае этого было бы совершенно невозможно достичь! Просветление – это просто возврат обратно. Совершить этот возврат как действие принципиально невозможно! – Свои речи Берков подкреплял, солидно кивая головой. – И нет никакой разницы между обычной непросветленной личностью и личностью, стремящейся к просветлению, поелику и то, и другое строится на основе изначального состояния. Любое стремление уводит искателя от изначального состояния куда как далеко. В свое время грамотные буддийские мастера исследовали, приводят ли буддийские практики к просветлению. Исследования их однозначно показали – нет, не приводят. Но – способствуют! Измучившись, назанимавшись всякой хренью, ты вдруг обнаруживаешь, что ты все время… «Что?» – «И так все время был просветленным?» – ответствовал Лебедько, покончивший к тому времени уже с двумя внушительного размера пирогами. «Погоди, не торопись. Известен такой случай: один почтенный практик обращается еще к более почтенному Мастеру: «Такой-то и такой-то просидел десять кальп в медитации, да так и не достиг просветления. Почему?» – «Ты задаешь хороший вопрос!» – отвечает Мастер. «Все-таки почему?» – не унимается ученик. На что Мастер изрёк совершенно идеальную фразу: «Потому что не достиг». Понимаешь?» – «Просветленному просветление не грозит», – попытался было отшутиться гость.

Берков хмыкнул: «Психология не рассматривает процессов за пределами жизни. Предметом психологии является период от момента зачатия до момента смерти. Ты, поди, и сам понимаешь – редко кто из психологов, находящихся в разумном состоянии, работает с пациентами, которые уже не приходят в физическом теле. Психологу нужно, чтобы пациент притащил с собой физическое тело и, конечно, кучку денег. А вот для экстрасенсов это уже искусство, им уже пофиг – кто хочет, тот и приходи. – Со значением приподняв бровь, он продолжал: – То, что в буддизме называется воплощением, в психологии именуется состоянием. У тебя вот в течение дня меняются состояния: проснулся с похмелья – одно состояние, опохмелился – состояние уже другое. И все время они меняются. Выходя за пределы психологии, нужно отдавать себе отчет, что у нас как у личностей никакой кармы нет. У меня как у Бориса Беркова никогда не было никаких перерождений. Я был Борисом Берковым всего один раз, и в следующий раз Борисом Берковым уже не буду.