Сергей Конышев - Мощь Великая

Затем, без перерыва, обучающихся разбивают на группы, внутри которых выбирается жертва, над которой издеваются все остальные. Доведя жертву до отчаянного состояния, ее место занимает следующим участник группы. И так – по кругу.

Первое занятие длится девять – десять часов подряд. Всё это время люди унижают друг друга без перерывов. Их не кормят, не поят и даже не отпускают в туалет, заставляя испражняться публично. При всём этом, по утверждению организаторов, по окончании занятия ученики должны чувствовать облегчение и радость, а если такого не происходит – значит, такие люди проявили мало усердия, и им надо повторить занятия. При такой постановке вопроса во избежание повторения тренинга никто не признаётся, что ни радости, ни облегчения не испытывает, а находится в отчаянии и унынии.

После такого занятия люди приходят на второе – уже суточное. Почему приходят? Ну, видимо, рассуждают так: деньги заплатили, уже намучились, потому на полпути останавливаться жалко – вдруг, всё-таки, их действительно впереди ждёт обещанный положительный результат. А может, испытывают от этого какое-то извращённое наслаждение?..

На втором занятии продолжается эмоциональная выжимка учеников. Теперь их делят на пары, где и происходит основная работа. Приёмы унижения становятся всё искуснее, приобретают более личностный характер и, как следствие, имеют куда большую поражающую силу. Работа в парах перемежается с коллективной, заключающейся в том, что ученика подводят к боксёрской груше и заставляют изо всех сил лупить по ней и орать, выражая свои запрятанные чувства, а товарищи в это время пинают и оскорбляют его самого. В ходе процедуры человек должен раскрыться полностью. При всём этом обучающемуся необходимо любить всех окружающих без исключения, постоянно доказывая свою любовь. Не сумевших доказать ждут дополнительные занятия.

Прошедших укрепляющий курс поздравляют с полным раскрытием, провозглашают последователями Великой Идеи и приглашают вступить в члены Университета Познания, что впоследствии позволит им стать Магистрами Познания, а при большом прилежании – и Мастерами Познания. Подавленные личности, чувствуя поддержку своих мучителей, зачастую принимают предложение о дальнейшем сотрудничестве. Их можно понять – они, вопреки учению, не видят окружающий мир как старого доброго друга… наоборот! – теперь они воспринимают его как враждебную опасную среду, а единственный островок, где они могут найти сочувствие, понимание, спасение – это Университет Познания. Для того чтобы удостоиться чести стать членом Университета Познания необходимо полностью убедить организацию в своей преданности. Основным подтверждением такой преданности является передача всего движимого и, главное, недвижимого имущества в собственность Университета Познания.

Так люди попадают в абсолютную власть секты.

«Р. S. У меня есть серьёзные поводы утверждать, что на самом деле Университет Познания создан и управляется очень духовно продвинутыми людьми (или другими существами), о существовании которых организаторы курсов даже не подозревают. Эти тайные руководители имеют возможность собирать энергию сектантов и аккумулировать её для последующего использования в целях духовного прогресса или ещё для каких-то магических целей. Обязательно продолжу расследование в этом направлении» – значилось в конце темы.

Поскольку Коврин почти до утра просидел над тетрадями Крюкина, проснулся он поздно. Во время кофе Коврин вспомнил про записку, переданную им человеком из «Тропа Йогина. Ом», оказавшуюся на поверку пустым листком бумаги, и решил не затягивать с этим делом, а поехать в «Лужники» прямо сейчас, чтобы как можно быстрее определиться – стоит ли это вообще чего-нибудь, или попалась очередная пустышка. Сейчас он, скорее, чувствовал последнее. Подобное с ним происходило довольно часто: сначала он загорался какой-то идеей, какое-то время пылал и дымил ею, считая это делом жизни, – не меньше! – но потом как-то резко угасал, особенно когда труды не приносили скорых плодов. Тогда «дело жизни» превращалось в «полную ерунду». Вот и теперь он уже подумывал о том, чтобы предать забвению идею с сектами и поехать в редакцию – получить какое-либо, пусть даже совершенно ничтожное, задание и просто работать, вместо охоты за эфемерным «делом жизни». Тем не менее, партию стоило доиграть. Коврин проверил в кармане записку и отправился в «Лужники» – искать некого дядю Игната.

В центре не было особых пробок, только на Третьем кольце, уже перед самыми «Лужниками», пришлось немного постоять. Он припарковался рядом с гостиницей «Юность», что у метро «Спортивная», и далее проследовал уже пешком. Дорогой Коврин смутно припоминал, что в молодости ходил в «Лужники» на какой-то концерт и, вроде бы, тот проходил как раз во дворце спорта «Дружба», но вспомнить, где именно находится этот дворец спорта, сейчас он не смог. Пришлось пользоваться вспомогательными средствами. Пройдя под эстакадой, Коврин тут же увидел огромную схему спортивного комплекса «Лужники», отыскал на ней дворец спорта «Дружба», сориентировался и двинулся дальше, ускорив шаг. Дальнейший путь занял минут семь. Здание казалось совершенно безжизненным. Коврин походил перед фасадом, потом забрался по ступеням наверх, спустился, походил ещё. Так и не обнаружив признаков обитания человека, вернулся несколько назад и спросил у охранника, есть ли надежда обнаружить во дворце спорта «Дружба» хоть кого-нибудь. Неулыбчивый охранник ответил, что вряд ли у Коврина что-нибудь из этого выйдет, потому как, – насколько тому известно, – никаких мероприятий на ближайшее время там не намечено. Коврин решил всё-таки проверить ещё раз и, без особой надежды на успех, медленно, прогулочным шагом снова дошёл до дворца спорта «Дружба», поднялся на несколько ступенек и, облокотившись о перила, закурил.

Через минуту перед расфокусированным взором Коврина появился мужичок в валенках и телогрейке, с лопатой и тележкой, на которой громоздилась пара объёмистых алюминиевых баков и большой картонный короб, и стал освобождать тротуар от снега и немногочисленного мусора. Когда Коврин докурил и отшвырнул окурок, мужичок подцепил этот самый окурок лопатой и закинул к себе в короб, после чего медленно разогнул спину, повернул лицо в сторону Коврина, посмотрел ему в глаза и сказал что-то про неприличность сорения. Коврин совершенно не желал сейчас вступать в перепалку с кем бы то ни было.

– Извини, дед.

– Дед? Почему же дед!?

Тут мужичок распрямился в полный рост, расправил плечи, и перед Ковриным вдруг появился молодой, лет двадцати семи на вид, широко улыбающийся парень.