Мария Фомальгаут - Сумка с истиной

– Примитивно мыслишь… человеку денег дашь, чтобы не работал, он и сопьется к черту.

– А фабрику по переработке мусора сделать? А рабочие места?

– Вот это лучше уже… молодец, соображаешь…

Отец получился совсем не такой, как я хотел. Я его каким-то высоким, сильным себе представлял, а он маленький, сухонький, когда смеется, морщины по всему лицу…

– Ну да ничего… главное, чтобы богатый. И даже нет, не это главное, главное – чтобы он мне другом был… понимал… не то, что эти тетушки-бабушки всякие… Смотрю, да и бабушки-тетушки все приутихли, поняли, что хозяин в доме появился…

Психолог слушает, кивает, сухо, сдержано.

Чувствую, что пора заканчивать.

– Понимаете, дело какое… чувствую себя… опустошенным… будто всю кровь из меня выпустили, не меньше. Скажите, а это может быть как-то связано с тем, что я отца себе выдумал? Ну, я слышал, если воображаемого друга себе придумать, он вроде как из человека начинает жизнь высасывать…

– Да, такое случается.

– Или… или, может… это потому, что он мне не настоящий отец?

– Как не настоящий?

– Ну как же он настоящий может быть, он же вымышленный. А где-то же и настоящий отец должен быть… мать мне про него ничего не рассказывала…

– А мать что говорит?

– А мать умерла, когда мне пять лет было. С тетушками-бабушками остался. Вы не думайте, у меня как-то даже и попереживать не получилось… ну… в пять лет не понимаешь же ничего…

Психолог кивает.

– Так вот… не знаете… с чем это может быть связано… что из меня будто всю кровь высослаи?

– Молодой человек, вам сколько лет?

Кусаю губы. Так. Началось. Сколько лет, номер полиса, группа крови…

– Шестнадцать.

– Ну вот. Вы сколько по миру мотаетесь?

– В смысле?

– Ну, вот в этом месяце сколько перелетов у вас было?

– М-м-м… до фига.

– А на неделе?

– Четыре вроде.

– Вот. Четыре авиаперелета. И еще куда-нибудь в тропики, да?

– Думаете… подцепил чего?

– Да нет. Вы хоть понимаете, что значит из зимы в лето вот так махнуть? Взвалили вы на себя много… то он фабрику организует, то больницу, то еще чего… Хоть бы подучились где сначала, на экономическом или где. Это же не просто так люди образование получают. Так что мой вам совет, кончайте вы это дело… ну, не кончайте, ну обороты сбавьте… это же только в сериалах красивых всё так хорошо, утром встал герой, сел на самолет, полетел в Бразилию, на следующий день в следующей серии встал, поплыл в Америку… и не устает, и не болеет, и ничего. А вы же живой человек все-таки… а не персонаж на экране.

Киваю.

– Много еще чего у вас будет. И обманывать будут, и обсчитывать, и жулики слетятся, как мухи на мед, и вообще… вот вам сколько лет?

– Так шестнадцать же.

– Вот ничего, что воплощать друзей своих воображаемых с восемнадцати можно? Дождетесь, штрафовать начнем… парень, ты пойми, это жизнь прожить надо, чтобы решать, кого выдумывать, кого нет… вот так монстра своего подкроватного в жизнь пустишь, и чего потом? Как в фильме этом… не помню… комедия какая-то была…

Поднимаю колючки. Распушаю хвост.

– Я своего отца обратно не развоплощу!

– И не надо. Вы только не выматывайте себя так… дело-то серьезное…

– Об этом и речи быть не может.

Мне кажется, я ослышался. Я таким своего отца не представлял, я его другим представлял. Ну не мог мой отец сказать – и речи быть не может. Это тетушки-бабушки какие-нибудь. Не отец.

– Но пап, я…

Отец повторяет. Холодно. Жестко. Не улыбается, первый раз вижу, чтобы отец не улыбался.

– И речи быть не может. Еще не хватало, чтобы от тебя рожки да ножки остались.

– Но…

– Я сказал. Все, все, и речи быть не может.

Понимаю, что и правда речи быть не может. Не умею я отца уговаривать. Не умею. Если бы он каждый раз говорил – нельзя, я бы знал, как к нему подступиться, уговорить, ну па-а-ап, ну пожа-а-алуйста, и когда с ним заговорить лучше, после завтрака, когда он новости в Интернете смотрит, или вечером в воскресенье…

А тут не знаю я, как подступиться… а подступаться надо, там все-таки люди гибнут.

Там.

В Пакистане.

Смотрю на фотку девчонки в покрывале, это она мне написала, просила помочь, у них там дом был, а теперь дома нет, разбомбили, а братику лечение нужно, а больницу тоже разбомбили…

И какой я к черту посол доброй воли, если я туда не поеду…

Сажусь в машину.

– Давайте… в аэропорт.

Водитель недоверчиво косится на меня.

– Вам же отец…

– …разрешил.

– Да?

– Да. Давайте…

Хочу добавить еще что-нибудь, не добавляю, чтобы себя не выдать. Не умею я врать. Не умею.

Подхожу к самолету, почему у меня так подгибаются колени, почему…

– Пройдемте с нами.

Оторопело смотрю на полицейских.

– А что я нарушил?

– А то сами не знаете.

– А у меня загран есть.

– Очень рады за вас. Пройдемте.

– Отца своего… вы придумали?

– Я.

– Он у вас олигарх, так?

– Ну…

– Богатый.

– Очень.

– А не скажете, чем он занимается?

– М-м-м-м…

Пол уходит из-под ног. Понимаю. Попался. Так попался, что мало не покажется. Об этом-то я и не подумал, то есть, как, то есть, совсем не подумал. Ну, богатый, и богатый, что, людей богатых, что ли, не бывает…

– Машины… продает.

– Это вы сейчас придумали.

– Ну да.

– А ведь никакими машинами он в жизни не занимался. Как вы думаете, по чьей милости война в Пакистане была?

– Он, что ли, устроил?

– А то кто же… махинациями своими… Очень удобно, весь мир кровью затопить, а потом руками сыночка исправлять все…

Холодеет спина.

– А… что делать теперь?

– Нет, вы на него посмотрите… Как в шестнадцать лет отца себе выдумывать, так это мы пожалуйста, а как за поступки свои отвечать, так мы маленькие еще…

Краснею.

– Серьезно… маленький еще…

– Ну, маленький не маленький, а исправлять все равно тебе придется… что ты думал, не шутки же…

Понимаю. Не шутки.

Думаю, как исправить.

– А мне зеркала сегодня снились… а вы не знаете, к чему зеркала снятся?

Пожимаю плечами.

– Ой, не знаю я… что-то в сонниках не разбираюсь.

– Ой, а я вот тоже не разбираюсь… вот снились зеркала, а к чему, не знаю. А я во сне видела, там катастрофа какая-то случилась, уж не знаю что… и люди все умерли.

Наигранно ахаю.

– На земле все люди умерли?

– Да нет, не на земле… в городе в каком-то… или в районе… и люди умерли, а от людей одни зеркала остались. Я вот так и не поняла, как это, люди умерли, а зеркала остались…

– Да. Странно.

– И потом музей этих зеркал открыли. В память о катастрофе. И туда прийти можно… люди своих родных искали, думали, какое зеркало какой человек… Там даже цветы перед зеркалами оставляли… хлеб… сигареты…