Мария Фомальгаут - Сумка с истиной

Киваю.

– Поминали умерших.

– Ну и вот… и вроде у меня там сын тоже погиб…

– Ваш сын?

– Да в том-то и дело, что по-настоящему нет у меня никакого сына! А тут во сне так четко все было, вот знаю я, был у меня сын, и он погиб там… и вот хожу, сына своего ищу…

– Интересный сон.

– Это вроде как военные там какое-то оружие испытывали… и от этого люди в зеркала превратились.

– Невероятно.

– Я еще жаловаться хотела… ну, во сне хотела жаловаться, что сына моего угробили… а мне там люди сказали, не жалуйтесь, а то вам военные память сотрут.

– Ух ты…

– Вот… мне это приснилось все, вот чего-то я так волнуюсь…

– Ну что вы, не надо волноваться. Нервные клетки не восстанавливаются.

– И то правда.

– Выдумали тоже. Из-за снов переживать.

– Ой, знаете, я из-за всего так волнуюсь…

– А зря. Мне вообще вчера приснилось, что я в аварию попал… и ничего. Утром встал, на работу собрался, как ни в чем не бывало…

– Ну, вы молодец… я вот так не могу.

– Сможете… я вот тоже не сразу научился… маленький был, фигню какую-нибудь потеряю и реву…

– Вы извините, что я так… время у вас отнимаю…

– Да ничего, ничего…

– Да я же вижу, вы человек занятой… генерал… а я тут лезу… просто вот как это приснилось… и я вот думаю…

– Да не надо об этом думать.

– Вот я тоже так думаю… а на душе неспокойно.

– Да не надо. Успокойтесь. Все хорошо будет. Правда-правда.

Женщина уходит. Делаю пометку в блокноте – получилось.

Из холла поднимаюсь в лифте на третий этаж, где комната с зеркалами. Офицеры уже убрали двух убитых, и цветы под зеркалами убрали, цветы-то зачем, лежали бы, никого не трогали.

Иду мимо зеркал, не слышу, но чувствую их безмолвные крики. Я их знаю. По именам. Всех. Я-то знаю, кто есть кто в отличие от родственников.

– Разрешите доложить…

Оборачиваюсь.

– А чего шепотом подкрадываемся, пулю в лоб хотим?

– Никак нет.

– Вот и я так думаю. Ну чего случилось?

– Заговор.

Рушится мир.

– К-какой заговор?

– Да вот… среди них… – офицер показывает на ряды зеркал, – я тут по датчикам посмотрел… они ауры свои объединяют… вырваться хотят… в мир…

– Где узел объединения?

– Не могу знать.

– А кто может? Я вас на что держу, подкрадываться шепотом, меня пугать? Всё-то вас учить надо… вот, смотрите… пики активности сходятся…

– Четырнадцатое зеркало.

– Оно самое. Полещук Николай Сергеевич… вот он… лидер восстания…

– Это его мамаша сейчас здесь выеживалась?

– Ну…

– И… что с ним делать?

– А то сами не догадываетесь… все-то вас учить надо…

Подхожу к зеркалу.

Размахиваюсь.

Отворачиваюсь, когда осколки хотят ужалить лицо.

Оксана подскакивает среди ночи. Вроде и на работе вымоталась, сил никаких нет, а подскакивает, оглядывается, так и есть, телефон…

Оксана бросается к телефону, надо бы шлепки надеть, надо бы халат, да какой халат, какие шлепки, в прошлый раз вот так вот протелилась, кукуша, там уже трубку повесили…

– Алло… да… слушаю…

Незнакомый голос.

– Новозаводская, одиннадцать.

Оксана прикидывает адрес. Вздыхает. В ужасе догадывается.

– Это… сейчас ехать?

Сейчас. Потом уже может и не быть ничего.

Оксана бросается на улицу – опять в чем есть, некогда, некогда, еле-еле успевает, срывает с вешалки битую молью шубейку, которая не пойми зачем тут висит, и кроссовки надевает, зашнуровать тоже некогда. Мчится на улицу, ловит такси, тормозит не пойми какая машинешка. Это плохо, что не пойми какая, прошлые два раза темные личности Оксану на таких машинешках в лес увозили, и…

…ладно, не о том речь.

– Куда вам?

– Э-э-э…

У Оксаны все переворачивается внутри, бог ты мой, забыла, забыла адрес, кукуша чертова…

– Так куда?

– Новозаводская… одиннадцать.

– Далеконько…

– Ну, пожа-алуйста.

Оксана выкладывает деньги, откуда они у неё взялись, бумажник-то дома был. Да неважно. Думает, как будет жить до зарплаты, тоже неважно, живут же как-то люди, вон, Людка с первого этажа, вечно пьяная…

– Скорее же…

– Дамочка, куда скорее, тут больше сорока нельзя.

– Я вас умоляю…

– На гаишников нарвемся, сами платить будете.

– Буду, – кивает Оксана, не знает, чем.

– А мы Джефри спасем? – спрашивает Женечка у мамы.

– Спасем, спасем обязательно, – говорит мама, так говорит, что непонятно, то ли слышала, что Женечка сказала, то ли не слышала, бигуди накручивает, феном фенит, кому-то по телефону названивает, да-да-да, бегу…

– А когда?

– Ой, зайчоночек, давай вечером сегодня…

Женечка не любит, когда мама её зайчоночком называет. И когда как с идиоткой с ней разговаривает, тоже не любит. Только мама этого понять не хочет.

Женечка ждет. Главное, вечера дождаться. И Джефри главное вечера дождаться. До вечера с Джефри ничего в темнице не случится, не заберет её Армагеддон. Это злой волшебник такой, Армагеддон. Он Джефри забрал и в темницу заточил.

А Женечка его не боится.

И Джефри его пусть не боится, Женечка уже Джефри весточку написала, чтобы та не боялась, Женечка её сегодня вечером из темницы освободит, выкуп за неё заплатит. Ехать до неё, правда, далеко, это через все Местности-Окрестности ехать надо, ну да ничего, Женечка своего Буцефала запряжет, это не конь, это единорог такой, и поедет. И мама поедет, и они Джефри освободят…

– Приехали.

– Господи, и полгода не прошло, – Оксана в сердцах хлопает дверью.

– Хоть бы спасибо сказали, – бормочет водитель, Оксана не слышит, мчится к одиннадцатому дому, темный дом, ни вывески никакой, ничего, неужели опять обманули, три раза обманывали…

Оксана замечает неприметную дверь, толкает, уже не сомневается, что сейчас Оксану за дверью прихлопнут обухом.

Не прихлопывают.

Маленький магазинчик, не магазинчик – магазинчишко, таких в девяностые было чуть меньше, чем до фига, потом все куда-то делись, провалились куда-то в какую-то другую реальность. Женечка такие магазинчишки обожала, прилипала носом к витрине, стояла, как приклеенная…

Оксана сама прижимается к стеклу, ищет, ищет, черт…

– Что-то конкретное выбираете? – спрашивает девушка за прилавком.

– Да… кукла у вас тут такая была… – Оксана хочет сказать Джефри, не говорит, – платье такое черное… и на голове рожки маленькие…

– Да, было что-то такое… сейчас гляну…

У Оксаны екает сердце, неужели…

– Ой, извините, вот только что буквально женщина последнюю купила.

– А куда она пошла?

– А я откуда ж знаю, я отсюда не выхожу…

Оксана бросается на улицу, оглядывает пустоту, – хочется разрыдаться в голос…

Нет.

Не сдаваться.

Ни за что.

Возвращается в магазинчишко.

– А… откуда кукол этих везут, не знаете?