Лейла Элораби Салем - Право на новую жизнь

Но хуже стало в тот момент, когда в семье появился общий ребенок Инны и Сергея. Мальчика назвали Даниил. Малыш родился со слабым здоровьем, часто вставал по ночам и по два-три часа безудержно плакал. Инна Викторовна проводила по полночи возле колыбельки, укачивая Данилку, из-за этого не высыпалась, ходила весь день раздраженная. Естественно, злость всю выливала на одного единственного человека в семье – Веронику, которая в силу возраста не могла ответить матери на оскорбления и унижения. Деньги, что водились в семье, тратились на лечение мальчика, плюс памперсы, молочные смеси, каши, пюре, соки. Вероника оказалась никому ненужной, о ней словно позабыли, даря всю любовь Данилке.

Денег на еду и одежду не хватало. Из-за постоянного недоедания у Веронике обнаружили гастрит. Учиться девочка стала хуже, скатившись до троечницы. Одевалась хуже всех в классе, донашивая старые вещи. Ей было стыдно переодеваться в раздевалке перед физкультурой, так как не хотелось демонстрировать старые, много раз чиненные колготки и растянутый бюстгалтер. А попросить у матери денег на новую одежду девочка боялась, ибо знала, какая реакция последует после такой просьбы. Однажды Вероника постаралась намекнуть Инне Викторовне, что ей нужны новые джинсы и сапоги, на что женщина вскинула руки и ринулась на дочь, понося ее последними словами и теребя за волосы.

– Чего тебе еще надо от меня, уродина? – кричала Инна Викторовна. – Тебе что, мало вещей? – после этих слов она ринулась к шкафу и начала выкидывать оттуда майки, штаны, кофты. Трусы дочери. Вещей было немного и все как один старые и поношенные.

Вероника громко плакала, закрывая голову от ударов, что непрерывно сыпались на нее. Женщина выгребла вещи и, схватив девушку за волосы, рывком подняла ее голову и закричала:

– Смотри, сколько у тебя вещей, дармоедка! Что, мало, да? Я и так одна горбатюсь на всю семью, ничего себе лишнего не позволяю. А тебе прямо сейчас понадобились джинсы и сапоги. Иди к своему папаше и проси у него, ясно? Хотя он ничего не даст тебе, он же нищий. Да и не нужна ты ему, у него теперь своя жизнь. Хотя… кому ты вообще нужна? Если бы знала, что все так получится, я лучше бы аборт сделала, чем тебя рожать.

Девочка продолжала плакать. Слова, сказанные матерью в порыве ярости, больно ранили ее. Первое мгновение ей захотелось выброситься из окна, дабы покончить с этой несчастной жизнью. Но в последний миг что-то ее остановило от подобного действия. Вместо этого Вероника уткнулась лицом в подушку и заплакала.

Инна Викторовна со злорадством смотрела на несчастную дочь, в ней не осталось ни капельки сочувствия к этой несчастной, забитой жизнью девочке. Всю нежность, заботу и любовь женщина отдавала Сергею и Даниилу, которые ее ни во что не ставили. Веронике же не оставалось ничего, только побои и унижения каждый день.

Но как говорится, беда не приходит одна. В последнее время, когда Вероника перешла в седьмой класс, отношения с одноклассниками тоже испортились. Класс разделился на группы, и каждая из этих групп старалась продемонстрировать свое превосходство над остальными. За бортом отверженных оказалось двое человек: Вероника и Оля. Последней повезло больше: родители, желая для дочери лишь добра, перевели ее в лицей, подальше от хулиганов и жестоких одноклассников. Вероника же осталась одна одинешенька со своей проблемой, которая не волновала никого из взрослых: ни учителей, ни родителей. Девушка и так чувствовала постоянное негативное давление дома, так еще к этому добавилась школа с ее порой жестокими законами среди учащихся. О переводе хотя бы в параллельный класс не было даже и речи: Инна Викторовна не желала найти лишние деньги, дабы заплатить взятку классному руководителю, а за просто так никто помогать не собирался. Покинутая всеми, брошенная на произвол судьбы, Вероника старалась изо всех сил побороть страх и робость, но тщетно. Комплексы, привитые матерью и отчимом, мешали ей построению отношений с одноклассниками.

Кажется, хуже быть не может. Но, оказывается, может. В тринадцать лет у Веронике ухудшилось зрение. Бабушка пошла с ней к окулисту, который прописал носить очки во время просмотра телевизора и чтения книг. Девочка и представить не могла, что очки эти еще больше испортят ей жизнь. Мало того, что в школе вот уже год она подвергается насмешкам со стороны одноклассников и учителей за ее одежду и внешний вид, так еще и дома в кругу близких людей, которые, напротив, должны были бы поддержать ее.

Сергей при виде падчерицы в очках разразился смехом. Отсмеявшись, он закурил сигарету и сказал:

– Вер. Ты и так уродина уродиной, так еще и очки надела. Теперь ты стала четырехглазой уродиной.

Сидевшая на кухне с кроссвордом Инна Викторовна, услышала слова, сказанные в адрес дочери, и решила поддержать мужа:

– Да, вся в отца уродилась. Такая же страшная и никчемная. Даже не знаю, кто ее замуж возьмет с такой рожей и характером. Так и будет одна всю жизнь.

От этих слов на глаза Веронике навернулись слезы. Она умоляюще взглянула на Сергея, но тот презрительно отвернулся. Ничего не ответив, девушка ринулась в свою комнату, где проплакала целый час. «За что? За что?» – спрашивала она саму себя, но не находила ответа.

Вдруг зазвонил телефон. Вероника ринулась к письменному столу и взяла трубку. В трубке она услышала голос бабушки.

– Как ты, моя родная? – спросила Зоя Семеновна.

– Плохо, бабушка. Пожалуйста, забери меня к себе, – со слезами на глазах ответила девушка.

– Я стараюсь. Ты знаешь, как я стараюсь. Бегаю по всем инстанциям, прошу чуть ли ни на коленях забрать тебя и взять над тобой опеку. Да разве тебя мне отдадут? Мне так и сказали: раз родители девочки ни пьющие, а сама она ходит в школу и у нее есть компьютер, то значит, что семья благополучная. А на психологические унижения никто внимания не обращает-то.

– Бабушка, ну пусть папа меня заберет к себе.

– Папа, папа, – негодующе отозвалась Зоя Семеновна о собственном сыне, – этот непутевый о себе-то позаботиться не может, мечется с одной работы на другую, денег вечно не хватает. Живет практически за мой счет. Я ему сто раз уже говорила, чтобы работу приличную нашел да тебя бы к себе забрал. Да разве он пошевелится, когда ему и так хорошо: ни забот, ни хлопот, ни ответственности. Сейчас в Интернете подработку нашел аж за десять тысяч рублей! Но разве проживешь вдвоем за эти деньги. Одни коммунальные платежи пять тысяч стоят.

– Бабушка, прошу, поговори с папой еще раз. Убеди в том, что мне хочется жить с ним, а не с мамой, которая постоянно унижает меня.

– Вероника, поговорю конечно, но вряд ли это что-то изменит, – в голосе бабушки звучала обида, которую она питала к сыну из-за того, что он так легко забыл о дочери, которую все же любил и не обижал.