Евгений Федоров - От трёх до тридцати

Когда пришло запоздалое подтверждение из родной части, откуда уже отправили домой похоронку, в медсанбате развели руками: поздно! Ноги будем удалять. Правда, военврач пожалел разведчика и одну ногу ему чудом спас…

Через неделю наши форсировали ту самую реку. Семёна на носилках притащили на указанное им по карте место, где он и нашёл огромный портфель с оперативными немецкими документами такой важности, что ему пообещали Героя. Но в результате дали только жалкую пенсию и инвалидность…

Дора Борисовна, директор детдома, нашла Семёна в макеевском военном госпитале, где он лежал на излечении. Одну ногу ампутировали до колена, а на второй удалили все пальцы. Дора привезла в очередной госпиталь своих пацанов с самодеятельным концертом. В аккомпанементе у артистов Доры была одна балалайка и девчоночий хор на мелодии «Светит месяц» и «Два притопа, три прихлопа». Но в столовую, где проходил «концерт», прихромал на костылях красивый, черноволосый дядька с трофейным аккордеоном на плече. Он быстро схватывал от девчонок мелодию, и… по коже бегали мурашки от его аккордов!

После концерта Дора подошла к Семёну Иосифовичу, поблагодарила за участие и, ненароком, поинтересовалась, куда он отбудет после выписки? Семён Иосифович изменился в лице, молча долго смотрел в пол, а потом сказал:

– А не знаю, куда мне ехать. Жена от калеки отказалась. Прислала письмо, чтоб не объявлялся, ведь она по «похоронке» выхлопотала пособие на детей. И у неё уже есть « человек »…

Они помолчали. Дора знала, что такие случаи, к сожалению, были не единичны. Одни жёны были рады хоть безрукому, хоть безногому, абы живой вернулся домой. Но были и такие, которые напрямки заявляли в госпиталь: «Мне калека не нужен, мне надо устраивать свою жизнь, забирать не буду, отправляйте его в дом инвалидов». Поэтому Дора решительно заявила:

– Вам никуда ехать не нужно. Я предоставлю вам крышу, питание и работу по вашей возможности. Ну, скажем, сапожник, сторож, электрик, дворник, истопник, извозчик… Вот кем из перечисленных вы сможете работать у нас в детдоме, на том и слава Богу, мы будем вам рады!

После некоторого молчания, Семён Иосифович потёр кулаком глаза, как бы пряча слезу, тяжело вздохнул и внятно сказал:

– А вот на всех сразу, перечисленных вами должностях, и буду работать. Дай вам Бог здоровья, при пацанах работать всегда мечтал, до войны мне свои двойняшки во всём помогали…

НИИ, научно-исследовательский институт угольной промышленности, после освобождения от фашистов понемногу восстанавливал свою деятельность в одном из уцелевших трёхэтажных зданий. И, как и до войны, территория НИИ была режимной, окружена кованым, с острыми пиками и колючкой, забором и проходной, где бабки-ВОХРовки с револьверами на поясе беспробудно гоняли чаи. Пацанам за ворота выходить запрещалось, кроме организованных выходов в школу под надзором активистов из старшей группы.

Но какие такие заборы и бабки-ВОХРовки могли удержать пацанов «на зоне» (как они величали территорию НИИ), доставленных в детдом под конвоем из голодной, но вольной жизни? Вся округа из частного сектора стонала от таких соседей, как полторы сотни малолетних сорвиголов, считай, преступников. Особенно во время созревания урожая на охраняемых цепными псами приусадебных участках и садах.

Когда в детдом прибыла очередная семейная пара куркулей с жалобой на пацанов, собравших без спросу опавшие с дерева яблоки, «чтобы, значит, оплатили им утрату – ведро яблок и саму цибарку», навстречу им вышел Семён Иосифович в военном френче с погонами капитана и знаком гвардии, вся грудь в орденах, и, дрожа от ярости, прошипел сквозь зубы этим жлобам:

– А вы сами принесли сиротам хоть пару яблочек? Всё на базар тащите! За прилавком стоишь, сука, мятые рубли собираешь? А с автоматом в руках из окопа в атаку никогда не выскакивал?

– У него – астма! Он освобождён от фронта по заболеванию! – вступилась за толстого, пучеглазого, лысого мужа хозяйка сада.

– Ещё раз придёте жаловаться на мальчишек, спущу на вас собак! Чтоб близко даже не подходили к проходной, или я за себя не ручаюсь, я – контуженый! Так и своим соседям-кугутам передайте: на сирот жаловаться – не сметь!

Перво-наперво на новом месте Семён Иосифович обустроил в подвале, рядом с котельной, плотницкую, где сделал для себя выгородку, вроде каморки, с топчаном и столом. Потом он избавил себя от костылей и смастерил самодельный деревянный протез на ремнях, как у Джона Сильвера из «Острова Сокровищ».

Но выходить на сцену в роли аккомпаниатора на деревяшке он стеснялся и считал показухой, выжиманием слезы. Вот тут он и достал из фронтового вещмешка своё сокровище: хромовые офицерские сапоги. В левый сапог он вмонтировал деревянный протез и перешил голенище таким образом, что крепящие к культе ремни были почти незаметны. С правым сапогом проблем не было, пустоту в носке от укороченной ступни он заполнил ватой. На выступлении Семёна Иосифовича всегда усаживали на стул заранее, а свою хромоту он научился умело маскировать. И со стороны зрителей виден был симпатичный, черноволосый артист в щегольских по тому времени сапогах.

Многие женщины « ложили на Сёму глаз», но после предательства жены он не видел женщин «в упор». Ведь она обрекла его на позицию «живого трупа». Она запретила ему объявиться в живых, чтобы не потерять пособий и чтоб он не мешал ей в новой семье. И вот, зная о том, что где-то растут без отца двое его сыновей с чужим «папой», сердце его постоянно болело и он искал выход из этого положения в том, что всю свою любовь отдавал беспризорным пацанам.

Давать концерты раненным бойцам и в эшелонах поездов, следующих на фронт и в госпитали, Дора считала святым долгом и поэтому репетициям и подготовке новых номеров уделяла всё своё личное время. Так она создала и танцевальную труппу из мальчиков и девочек. Руководить группой «Венгерские танцы» она поручила наиболее способному исполнителю её постановок – Антону.

Как ни странно, главная проблема в этих начинаниях состояла в том, что «артистов» не во что было одеть и обуть.

Для школы и «на выход» у детей была кое-какая форма и обувь. Но, в остальное время они носили обноски, штопаные-перештопаные и бегали… босые. Просто на ночь, перед сном, все кое-как, холодной водой, мыли свою «обувь» – босые, исколотые, изрезанные, в болячках, ноги. Не только мальчики, но и девочки. Добывать для детдома пищу и одежду было главной задачей Доры Борисовны, и в тресте к её просьбам уже привыкли и даже иногда подкидывали помощь, например, при распределении «американских подарков».

«Американские подарки» – это такая помощь от наших союзников. Эти запаянные парафином картонные коробки включали в себя всякую консервированную снедь: галеты, мармелад, шоколад, сгущёнку, колбасный фарш, яичный порошок, сигареты и даже… презервативы. Естественно, что распределяли такую «халяву» только парторганы и исполкомы (не забывая себя, любимых), кое-что перепадало (но уже за деньги!) школьным учителям, чиновникам всех рангов и профсоюзам. И даже – в госторговлю! Хотя американцы планировали свою бескорыстную помощь, как ПОДАРКИ.