Николай Лапшин - Предназначение. фантастический роман

«Прасковья приняла маленького беженца в семью. Через некоторое время решила получить хоть какой-нибуть документ на него и пошла с Петечкой, то есть с моим отцом, в стансовет, где не застав предсдателя Короткого, обратилась к секретарю стансовета.

Ноздрачев, увидев Прасковью с мальчишкой, грубо спросил:

«Что приперлась лишенка, белогвардейская потаскуха? Советская власть тебе понадобилась, сука. Упекли твоего деникинского бандюка в лагеря!»

Прасковья, не ожидая такого приема от представителя власти, ответила забито:

«Да вот хлопчику документ нужно справить, из беженцов он».

«Не твоего ума дело, курва! Из районо приедет инспектор и заберет у тебя мальца, а то такая – Ноздрачев грязно выругался – вырастит ещё одного врага народа. Иди отсель, покуда в НКВД тебя не сдал!»

Природное бесстыдство, умение вовремя прилипнуть к сильному, друзья собутылники, занимающие большие посты в районной администрации, а также самогонка Куличихи, с которой сожительствовал Ноздрачев, позволили ему выплыть из мутной, бурлящей событиями жизни времен гражданской войны и наступившего после неё красного беспредела.

Прасковья с Петечкой пришли домой. Устало опустившись на лавку, она подперев рукой голову, задумалась. Петечка, присев с краю, боязливо поглядывая на неё, спосил:

«Тетечка, а правда, что ваш муж был белогвардейцем, врагом народа?»

Для него, двенадцатилетнего мальчишки, выросшего в городе Ленина, в городе Революции, не видевшего живого белогвардейца, не складывалось в голове, как может быть женой белогвардейца, эта рано состарившаяся, поседевшая женщина. Она спасла его от верной голодной смерти, вырвала из костлявых рук дистрофии, она согрела его мальчишеское сердце материнской теплотой. Прасковья ответила скорее себе, чем Петечке.

«За что мне Бог дал наказание? Всю жизнь вдовой, при живом муже. И бьет меня, судьба-злодейка, бьет без роздыху. Муж! Отдали меня замуж, не успела даже ребеночка зачать, Гришу забрали на Германскую. С войны пришел поранетый, порубленный. Слава Богу, думаю, что живой. Тут свара накатилась, гражданская. Сказал Григорий, что хватит господа хорошие, навоевался! Не будет он больше стрелять ни в белых, ни в красных. Русские они люди! Налетели на станицу ветром буйным красные, постреляли казаков за то, что не захотели убивать братьев своих, людей русских. Застыла в немом ужасе станица. Горстка казаков, во главе с Матвейкой Зозулей, ставшая служить красным, стаскивала убитых к станичному правлению. Григория Прасковья дождалась к утру. Не заходя в хату, он попросил собрать ему харчей, забрал бурку и ушел в неизвестность.

Бывший односум и собутылник Григория, Матвей Зозуля, в сопровождении новой станичной власти, Короткого Якова и его приспешника, Ноздрачева Ильи, с десятком пьяных казачков ввалились в хату, рыскали по углам и убедившись, что Григория нет ни в хате, ни в сараях, приступили к Прасковье.

«Где Гришка, сучка? – орал потрясая плетью Ноздрачев – куды спрятала?» – и наотмашь хлестнул Прасковью плетью.

Зозуля осадил поднятую для второго удара руку Ноздрачева и сказал:

«Хватит паря. Савецка власть с бабами не воюет. Заберем её в холодную, посидит там, одумается!»

Выпустили её из тюрьмы недели через две вооруженные люди, то ли бандиты, то ли зеленые, то ли сброд воюющий со всеми и против всех. Разное говорили о Григории люди. Одни говорили, что сложил он голову за белых, другие, что за красных.

Время лечит. Ушли из головы мысли о муже. Короткий стал председателем стансовета, а потом и райсовета. Зозуля, красный командир, одно время служил в различных районных организациях, но после высылки из РСФСР Троцкого, был признан троцкистом и за пожар на местном заводике был обвинен во вредительстве. Его исключили из партии, осудили и расстреляли. Здорадное чувство колыхнулось в душе у Прасковьи, как и в те годы, когда на суде был зачитан приговор чрезвычайки: за ведение антисоветской агитации и деятельности, врагов народа и перевертышей приговорить к высшей мере социальной защиты, расстрелу. Среди десятков фамилий Прасковья услышала, Зозуля Матвей Сидорович.

«Собаке, собачья смерть! Чтоб вы, как пауки в банке, сожрали друг друга!» – хотелось ей крикнуть во весь голос, стоявшим на помосте людям в форме.

Прасковью вызвали в стансовет, прочли бумагу, дали расписаться, объяснили, что с этого момента, она Прасковья Ивановна Бурлакова, лишается всех гражданских прав за укрывательство белогвардейского бандита, Бурлакова Григория Семеновича, сроком на пять лет.

Её, молодую женщину, вычеркнули из списка живых. Советская власть вроде бы насытилась. Пошло послабление. Перестали расстреливать, стали лишать гражданских прав, превращая людей в живые трупы.

Прасковья перебивалась случайными заработками. Все более, менее ценное из хаты и подворья было забрано, как у жены врага народа и пораженки в правах. Огород отрезали, разрешили пользоваться лишь двумя сотками, остальной участок зарос бурьяном. В колхоз, организованный в станице её не приняли. Постепенно Прасковья втянулась в такую жизнь. Стала угрюмой и дерзкой. На перекладных она добиралась до рыбных промыслов, закупала там вяленную рыбу, везла домой, воровато торговала возле проходящих пассажирских поездов. Беда пришла в зиму тридцать второго и загостилась в станице весь тридцать третий год. ГОЛОД! Как осталась жива, Прасковья до сих пор не может понять, утвердилась в одном:

«Бог спас и не дал ей умереть голодной смертью!»

В тысяча девятьсот тридцать четвертом, в конце лета, пришел муж.

«Здорово-живы. Был в лагерях, вину свою перед Советской властью искупил трудом. Отпущен вчистую с поражением в гражданских правах на десять лет». – так кратко описал свою прошлую жизнь и перспективы будущей, Григорий Семенович Бурлаков, осужденный за отказ убивать своих братьев. Казак защищавший Родину от германского нашествия в Первую Мировую войну, полный Георгиевский кавалер, не пожелал ввязываться в братоубийственную войну.

Прожил Григорий со своей Прасковьей по бумагам девятнадцать лет, а по сути и двух не будет. Не долго пробыл муж на воле, не успела Прасковья привыкнуть к нему, как прокатившаяся по Великой стране волна репрессий захлестнула казака Григория Бурлакова и унесла его в страшную пучину лагерей, на этот раз навсегда.

Вечная память всем Русским людям, погибшим в бессмысленной братоубийственной войне! Упокой Господи души их!

Любаша родилась уже без отца – Прасковья замолчала, потянулась рукой к застывшему Петечке, погладила его по стриженной голове и сказала – вот так было Петечка. Поймешь ли ты мой рассказ, мою жизнь. Мал ты еще. Иди! Бог тебе судья! Поиграй с хлопцами, мне управлять хозяйство нужно».