Кирилл Шатилов - Зимняя жара. Реальное фэнтези – Том III – Ложная правда

– Ибри Гов’ях аха хам! – завыли жёлтые.

Пенни поняла, откуда ей слышится женский голос. После очередного поворота она увидела фигуру в похожей на ведро чёрной шапке, стоящую вне столбового круга, на высоком помосте, и то и дело вскидывающую руки, словно подгоняя собственные слова. Она стояла ко всем спиной, обращаясь к огромной деревянной сове, взиравшей на происходящее удивленно вытаращенными глазищами.

– Мы любим тебя.

– Мы любим тебя!

– Мы помним тебя.

– Мы помним тебя!

– Ты дал нам всё.

– Ты дал нам всё!

– Прими же наш дар.

– Прими же наш дар!

– Ихи хама маха хам.

– Ихи хама маха хам!

Сова видела, как в центре круга вращается крест с привязанной к нему синей от холода обнажённой девушкой. Юноша с жёлтой головой и девушка с зелёной отстранённо шли у неё в ногах, приводя крест в движение. К помосту подошёл человек в длинном халате и короткой шубе и протянул стоявшей сверху женщине глиняный кувшин. Женщина в некрасивой чёрной шапке нагнулась, приняла кувшин обеими руками и повернулась к лежавшему на помосте телу мужчины с длинным носом, ставшим после смерти ещё длиннее, и густыми бровями, поседевшими от снега. Она начала лить из кувшина густую прозрачную жидкость прямо ему на лицо, на шею, на живот. Когда жидкость закончилась, всё тот же человек подал ей второй кувшин. За вторым последовал третий. Крест с обнаженной девушкой продолжал кружиться. Притихшие было между столбами жёлтые и зелёные люди снова стали выкрикивать какие-то хриплые слова. Женщина обливала труп до тех пор, пока он с головы до ног ни оказался покрыт чем-то вязким и блестящим. Порывы ветра клонили языки пламени на ярких факелах во все стороны. Человек помог женщине спуститься с помоста и вручил ей один из факелов. Крики стали громче. Они превратились чуть ли не в визг, когда женщина ткнула факелом в помост, а слагавшие его деревянные жерди разом вспыхнули и взметнули в черное небо столб оранжевых искр. Те двое, что кружили крест, побежали. Обнаженная жертва из последних сил металась в растягивавших её порозовевшее от огня тело путах и порывалась закричать, но ей мешала повязка через разинутый рот. Зато теперь очень хорошо был слышен вопль привязанного к дальнему от костра столбу юноши с длинными спутанными волосами. Он был раздет до пояса, и по его израненной груди стекали ручейки запёкшейся крови.

– Пенни!! Не-е-ет!!

Этим воплем он словно силился отогнать вошедшую в круг женщину. Всё ту же, что подпалила помост. Теперь в руках у неё вместо факела сверкал нож с длинным лезвием. Вращающийся крест резко остановился. Толкавшая его до сих пор пара отступила в сторону. Женщина подняла нож над извивающимся телом и снова что-то заговорила, не обращая внимания на крики длинноволосого и перекрывая весёлый треск разгорающегося костра. Теперь по кругу пошли все те, кто стоял между столбов. Хоровод продолжился. Идущие в нём запели. Нож в воздетых руках женщины дрожал словно от напряжения и ждал, когда она закончит говорить и опустит его одним махом в трепетную плоть.

– Пенни!!

Стрелы прилетели со стороны леса, из-за спины совы. Тем, кто их заметил, могло показаться, что это очередной порыв ветра сдул на собравшихся искры от костра. Огненные стрелы утыкали обращённые к сове столбы, сбили с ног не меньше десятка поющих, одна пробила навылет шею женщины с ножом, другая застряла в плече девушки в зелёном платке, ещё дюжина перемахнула столбовой круг и повпивалась в брёвна большой избы под самой крышей, где навстречу маленьким язычкам пламени потянулась податливая солома.

За первой стаей стрел последовала вторая, тоже огненная и разящая наповал без разбора, и только после неё из леса стали выскакивать стремительные тени. Они настигали уцелевших при обстреле людей и полосовали им груди, шеи, но по большей части спины ржавыми лезвиями видавших виды кинжалов. Над рыжими головами то и дело взлетали тяжёлые дубины, добивавшие раненых, кровь забрызгивала тлеющие столбы, жёлтые и зелёные повязки обагрялись красными пятнами, кричали все, и гибнущие, и их убийцы, костёр трещал, крыша избы принялась и пошла по краю огненной змейкой, длинноволосый потрясённо вращал глазами, крест на центральном столбе безжизненно покачивался. Лишь одна из павших в снег за столбовым кругом фигур в короткой меховушке то и дело приходила в движение и медленно отползала прочь, волоча по сугробам грязный подол длинного халата и оставляя на оранжевом снегу темный след крови.

– Пенни!..

Бокинфал очнулся от собственного крика и снова начал рваться из удерживавших его пут. Со своего места у столба он не видел, что сталось с ней, задета ли она стрелой или убита, успела ли Йедда погрузить в неё лезвие жертвенного кинжала или безмолвный истукан с совиной мордой позволил свершиться чуду. Вокруг него творилось жестокое избиение, дикари вопили от радости, столб пламени на месте помоста бушевал, обдавая всех и вся своим горячим дыханием, огонь перекидывался по бревном перекрытия со столба на столб и неотвратимо приближался к нему, ослабевшему от криков и ран. Кровь и слёзы застилали глаза, но он всё вглядывался в распростёртое на кресте неподвижное тело и надеялся, надеялся…

Казалось, нападавшие не замечают ни привязанного к столбу пленника, ни обнажённую на кресте девушку. Они вошли в раж и упивались своим нехитрым делом, не просто убивая, а уничтожая врагов. Из соседних изб сбегались новые защитники, те, что не испугались появления шеважа и кое-как пытались оказать достойный отпор. Но как бы отчаянно они ни сражались, защищая себя и то немногое, что осталось от поместья, силы были неравны, и они падали в снег, пронзённые стрелами, размахивая обрубленными руками и поражаясь количеству вываливающихся из животов вонючих кишок.

Бокинфал увидел остановившегося поодаль широкоплечего дикаря с огненной шевелюрой и могучей грудью, обтянутой грубой меховой курткой. Казалось, она ему мала. Длинные волосатые руки заканчивались здоровенными кулачищами, в которых окровавленный двуручный меч выглядел кухонным ножиком. Силач покосился на Бокинфала, растянул рот в белозубой улыбке и без размаха рубанул мечом по столбу. Верёвки упали в снежную лужу. Бокинфал повалился вперёд, потеряв равновесие, поскольку ноги его оставались скованными. Он увидел подле себя истертый башмак дикаря и услышал хриплый голос, произносивший знакомые слова:

– Не беги. Стрелы догонят. Никто не защитит. Оставайся тут.

Удивиться Бокинфал не успел. Рывок, и ноги тоже оказались свободными. Он бросился было к Пенни, но понял, что вместо этого медленно ползёт на четвереньках, превозмогая страшную боль во всём теле. Сил хватило лишь на то, чтобы дотянуться до креста и заставить его покачнуться. Он со стоном повалился на спину и обратился умоляющим взором к своему странному спасителю.