Ирина Лукницкая - Оберег на любовь. Том 1

– Скажите, пожалуйста, – не веря своему счастью, вежливо обратилась я к продавщице и указала пальцем на коробку, – эти палочки в свободной продаже?

– В свободной, в свободной. Ишь, грамотные! Каждый думает, что он здесь самый умный, – проворчала тетка. Наверное, это она писала то самое объявление про «полеты».

За мной сразу начала выстраиваться очередь. Денег мне мама дала, я решила на лакомстве не экономить и схватила аж пять коробок: одну осилим по дороге, а четыре как-нибудь дотащим, они же легкие. Одного я не учла: хоть и легкие, но – объемные.

Вероятно, очень смешно было смотреть на меня со стороны. Я сгребла все в охапку, заключив коробки в крепкие объятья, словно близких родственников, и, не дыша, двигалась в направлении нашей скамьи. Надо сильно постараться, чтобы и груда не развалилась, и булки, пристроенные сверху, не попадали на землю.

– Ух, ты! Сколько всего! Хрустящие, сладкие, готовые к употреблению! – изучала Соня анонс на коробке, забыв о сизаре-попрошайке.

Впрочем, в поле зрения голубя больше не наблюдалось.

– Молодец, Полина. Обожаю! – признавалась подруга.

Скорее всего, обожала она не меня, а мою добычу. В эйфории от привалившего счастья в виде разных вкусностей, девчонка продолжала:

– Я всегда говорила, это лучший хлебный магазин! Обязательно что-нибудь хорошее выбросят. Только, Поль, почему ты так мало взяла?

– Мало?! Ты с ума сошла! Это-то как попрем, непонятно…

– У меня же сетка есть, вот.

Пространство безразмерной плетеной авоськи уже частично было занято каким-то бесформенным комом. В выпуклых ромбиках я узнала благородную плащевую ткань.

Соня, кривясь от боли, втиснула ноги в злополучную манку и метнулась, было, в сторону хлебного. Но я вовремя ее остановила.

– Ладно, пошли уже, жертва тесной обуви… Там очередина – три километра, еще на электричку опоздаем.

На электричку мы успели, но заскочить в здание вокзала и утолить жажду из питьевого фонтанчика нам уже не довелось.

С криками «Сюда, сюда! Здесь свободно!» мы ворвались в вагон. Заняли целый отсек, с шумом размещая вещи и усаживаясь на твердые деревянные диваны напротив друг друга, и я приготовилась вкусить удовольствие от путешествия на поезде. Мне было жутко радостно и почему-то хотелось подурачиться. На перроне топтался долговязый паренек с микроскопической собачкой на поводке. В породах собак я не очень разбираюсь, в голове все время крутился только какой-то «карликовый пинчер». Не факт, конечно, что это пинчер, но что карликовый – безусловно! Своими тонюсенькими высокими лапками и суетливостью песик напомнил мне длинноногого несмышленого олененка. Парень грозил пальцем чуточному существу, хмурил брови и тянул его за шлейку, а тот дрожал, упирался «копытцами», как мог, и тащил хозяина непонятно куда, дергаясь в разных направлениях – парочка смотрелась очень комично. Неожиданно владелец собачонки задрал голову. Я не удержалась и красноречиво покрутила пальцем у виска. Что означало: тоже мне укротитель! Взял бы малютку на руки, дубина.

Мальчишка, как в зеркальном отражении, с ходу проделал то же самое. А его губы четко выговорили: «Сама такая!». Дерзкий! В отместку я успела показать язык. Все равно уже не догонит. Машинист электровоза поддал, и парень с упрямым олененком скрылись из вида. А я засмеялась и сказала:

– Ту-ту-у-у-у, поехали!

– Ты прямо как ребенок! – нисколько не осуждая меня, а, скорее, разделяя мое хорошее настроение, восхитилась моей непосредственностью Соня.

К нам подсел старичок, по виду стопроцентный дачник. Он был в синих «трениках», в льняной рубахе, скроенной по типу косоворотки, и в разлохмаченных от старости тряпичных башмаках. Кроме традиционной садовой сумки-тележки на колесиках при нем имелся предмет мебели, явно отслуживший свой век в городской квартире. Дед пристроил сломанную кухонную табуретку о трех ногах, привалив к себе, бережно снял древнюю перфорированную шляпу начала эпохи оттепели с замусоленной лентой над полями и настроился читать «Крокодил». Но очень скоро старик спекся. Какое-то время он еще удерживал в руках развернутый журнал, а мы с Соней падали со смеху, глядя на обложку. Прямо на развороте помещалась карикатура на современную семейную жизнь: крупным планом ходики, из которых вместо кукушки выскакивает растрепанная тетка со скалкой в руках, а зашуганный муж, в трусах и майке, с небритой похмельной рожей, отпрыгивает от дубинки с поджатыми лапами, словно заяц. И так, видимо, каждый час… Сцена называлась «семейные часы с боем». Возможно, картинка и не была столь смешной, чтобы вот так умирать от смеха, но нам с Соней сейчас только палец покажи!

Тут дедушка, сраженный морфеем, всхрапнул на весь вагон и выронил свой «Крокодил». Опять повод. Мы зажимали рты, чтобы не разбудить соседа. Потом самовольно подняли журнал с грязноватого пола и, выхватывая его друг у друга, стали по очереди зачитывать разные выдержки.

– …Ввиду семейных обстоятельств, в частности болезнь свиньи, я имела невыход на работу в течение пяти дней, – декламировала Соня и ждала моей реакции.

Я приглушенно хихикала, а она, икая, вносила поправки.

– Это… это… из объяснительной.

Меня больше насмешил короткий фельетон, который назывался: «Хочу домой». Смысл его был таков: в пионерском лагере персонал создал настолько неблагоприятные условия, что бедные дети хором просились домой. Городским отделом народного образования города Новопургинска была проведена замена высшего руководства лагеря, укреплен состав воспитателей, отремонтирована крыша, а также улучшено санитарное состояние территории и, главное, внешний вид вожатых. Вроде, тема серьезная, но меня так разобрало, что я не могла остановиться. Соня тоже хваталась за живот.

– Ой, не могу. Пионеров жалко…

Потом подруга пересела ко мне на лавку, мы ели булочки и вместе рассматривали картинки из раздела «иностранный юмор». На рисунках длинный полосатый кот сначала отдыхал на ребристом радиаторе отопления, потом поднялся и пошел, чуть живой, заплетая лапами. Туловище и хвост оказались волнистыми, сохраняя контур батареи. А сам котейка теперь больше стал похож на ползущую гусеницу. Своим ржанием мы все-таки разбудили деда. Он на секунду открыл глаза, окинул нас непонимающим взглядом и пробормотал: «А… Девчонки… Смешинка в рот попала? Вот стрекозы»… И опять задремал. Мы просто взорвались хохотом.

Когда журнал надоел, смех иссяк, а булки были съедены, потекла беспечная болтовня двух девчонок-подружек. Теперь уже под дружное хрумканье. Рука сама так и тянулась к палочкам, щедро обваленным в сахарной пудре. Это зараза, как семечки – чем больше грызешь, тем больше хочется. Не оторваться!