Ярослав Полуэктов - DUализмус. Семя льна

– Но-о? Быть не может… Я…

– Были-были-были!!! Потом изъяли и сказали… да nachuy лишнюю форму держать… Они же редко…

– А ты помнишь?

– А я помню, что были, чего-то вот, а потом стали на прямоугольники ломать там, со скосиками такими.

– Ты помнишь?

– Ну, очень недолго. Очень недолго. Потом снова говорят: Да ну, наhер формы держать. Это же железо. Мы из железа болтов понаделаем и продадим. И стали из отлитых по-рубленному составлять круги. Типа много-премногоугольники. Восемь палок на один разворот.

– Ты помнишь? – всё не верит Бим. Его всезнайство открыто теряет в весе.

– Да! – ставит твёрдую точку Кирьян Егорыч. Он считал. Он видел. Но не спотыкался как Бим.

– Ну, … я тут с восемьдесят пятого года. Я мог видеть это?

– Мог, мог, конечно мог.

– Мог? Но не обратил внимания. Ну не образованный я. Ну вот они. Ладно. В Сорокшестке. Литые. Литые. Причём с закруглениями… пять, восемь одиннадцать метров!!! Радиус. Почему придумали пять, восемь, одиннадцать метров радиус? А?

– Ну, может быть стандартные, чтобы радиусы поворотов соблюдать?

– А кто придумал стандарт: именно пять, восемь одиннадцать? – спрашивает Бим и сам отвечает: – Неведомо кто!

– Значит, СНиП 8 8 Строительные Нормы и Правила в России и бывшем СССР. какой-нибудь.

– СНиП? Это чоль по СНиПу?

– Ну да, СНиП по генплану.

– А кто СНиП придумал? Почему пять, восемь, одиннадцать? Почему не двенадцать, не девять, не шесть, а пять, восемь, одиннадцать?

– А потому, что там радиусы закругления считаются по оси движения, а когда по краю, то там – дынц, и чё-то там маленько прибавляется какая-то разница.

– Неправильный ответ, Киря, неправильный ответ. Киря, вот ты – почти что этот… уже этот… полноценный участник дорожного движения.

– Да ну! …Ну да! – Сначала пытается воспротивиться, потом поправляется в обратную сторону Кирьян Егорович, вспомнивши свою зряшную учебу в автошколе. А школу затмили и заменили немеряные в этом путешествии тысячи километров с джипиэсом в руках и практическим познанием дорожных знаков.

– Вот закругление. Вот два пендикуляра (бабушка Кирьяна, когда была жива смеялась на пендикулярах , считая такое написание правильным и отдающим пердежом, ох уж эти геометры с математиками): туда… туда… – Бим чертит пальцем на столе круги. – Вот взял двоих циркулей… вот сошлись они. Вот это называется радиус. А вот после вот этих. Вот это… двадцать метров, не имеют права вообще никуда …свернуть. …Никак вообще никак – зона види… Ну треугольник, ну видимости. Ну, всякая такая куйня-ботва.

– А-а. Не убедительно. Причём тут два циркуля, зачем они должны сойтись и родить на перекрещении твой hеров радиус? Из пальца ты сосёшь свои доки!

– Ну вот всякая ботва – ху… ня. Это я экспертизе… Доказываешь вот им этим всегда …это самое …О-о-о. О-о-о. Ну, что-то давит на клапан… Да разберусь сейчас я с этим пареньком. Что он нам тут принес? Говно какое-то, говоришь?

– Так прими говна. Чтобы не болело. Тебе ж пиво – лекарство! Ха-ха-ха. Спирин орландский не помог?

– Дай разберусь щас и примем всего по ещё.

Бим шарится в сумке, ищет свой спасительный тахометр: «Нету, бля!»

К.Е.: «Ну, что, надо поискать чегой-то».

– Кого? Отлить? Опять ноль-ноль? Ну, бля, зачастил… ТЕ!

– Щас пойду.

– И я пойду.

– О-о, и я пойду. Но не так быстро.

– Подожди тут, – сказал Кирьян Егорович, – и далёко не отлучайся от шмоток. А то тут немчура… Ты не думай, что они тут все правильные… Шмыг со стола чего-нибудь, и бежать.

– Ну, ладно, подожду, а потом ты мне расскажешь – что куда.

– Я думаю надо идти туда.

– А мне кажется куда-то туда.

– А может туда?

– Ну, сходи туда… Кто с фотиком?

– Ты!

– Ты с фотиком?

– Ты блЪ, и здесь, и с фотиком. Часовой вроде. Понял?

– А чё не понять?

Группа распалась надвое. Бим, походив кругами с фотоаппаратом по двору, кося глазом на оставленные шмотки и не найдя сколько-нибудь достойного художественного кадра, вновь бросает-возвращает десант к столу. Все живы. Это не на Днепре. Шелестит бумажками. Из коробочки достаёт очки. Шерстит сумку, вытаскивая и бросая добро на стол. Столешница забита сувенирами.

– Нету, бля, прибора, – ворчит он себе под нос и начинает обратное складирование с диктантом самому себе. – Трубка есть, где она? Вот она, в зубах. Денюжки, стикеры, флаг. О, флаг! Моё!

Медицинский, самый жизненно важный для Бима сейчас инструмент, забыт им в хостеле. Давление не доказано силой независимой цифры.

Детские голоса громче. Общий гул усиливается. Музычка, как чёрт из волшебной коробочки. Выскочила, играет тихонько вдалеке колокольчиками. Это Ave Maria с часов на площади. Со стола падает трубка. Бим, кряхча, наклоняется, поднимает. – Прости, Киря, не уберёг (Это заочно. Кири тут нет).

Но трубка цела, если не считать свёрнутую вбок голову.

– Глык!

Звон бокала означил порцию пива. Скрежет вилки по пластмассовому фарфору отметил факт тщательного доедания сосисок. У Бима ничего не пропадает. Если он не доест что-то ввиду маловастости зубов и нехватки времени, то сложит остатки в пакет, или завернёт в салфетку и унесёт на скромный вечерний харч. И съест в гробовой тишине недопонимания. В голодный год Бим бы не пропал, пустив в дело даже стебли трёх колосков 9 9 Тут Чен Джу умничает, ссылаясь на известный в истории сталинский «Закон о трёх колосках», жёстче и циничней чего вряд ли придумаешь (примечание для молодёжи, у которой по истории твёрдая тройка). .

Вот девчушки, хохоча, пробежались немецкими догоняшками вокруг колонн, подпирающих угол свода со статуей Марии. Приостановились, посмотрели на Порфирия, что-то сказали промеж себя. Тут же засмеялись и умчали к мамкам. А потому, что Бим смахивает на доброго, подвыпившего немецкого гнома только без колпачка.

Узким воздушным пучком гулькнул звук автомобиля через арку, прострельнул сквозь Порфирия в арку противоположной стороны Новой Ратуши и стих аж на Риндермаркт. Смешался с тамошним уличным шумом.

♥♥♥

– Видел бочку у входа? – спросил Бим, когда Кирьян Егорович вернулся.

– Видел.

– А ты понял как она работает и для чего?

– Да так, не обратил особо внимания. Торопился. Помню, что тёмная и дубовая.

– Дак, это вот малый гнёт.

– Чего-чего?

– Гнёт, ёпть! Не слыхал? Ну, вино жмут из винограда. Сверху рукоятка, под ней винт толстый из дерева.

– Нека, не рассмотрел.

– Ну, так я и рассказываю подробно. Сбоку вот там и там обруча…

– Обручи.

– Я и говорю – обруча. На них захлёстки. Когда до упора завинтят, а вино уже слилось…

– Не вино, вино потом будет. Сок сначала типа сусла!

– Ну, сок. Так вот потом захлёстки – куяк вверх, и обруч сымают. Бочка куяк надвое, переломилась… и… шкурки… это…