Ярослав Полуэктов - DUализмус. Семя льна

– Платан вспомнил, – посмеивается Кирьян Егорович. – С Платоном, что ли попутал? Философствовать ходил в сортир?

– Кто таков Платон? В бочке что ли который? На цепи?

– В бочке Диоген, а я про Платона. Ну, Платон, блин, под деревом сидел – так дерево и назвали. Философски.

– Или Платона от дерева?

– А фуй его знает. Неважно. История замалчивает. А это каштан. И в рот его ити. Жареному идти в рот то есть. Вкусный, говорят. Как солёный виноград. Кору ещё пользуют. Витамин и ещё какая-то там муйня дубяцкая.

– Ну и вот… кору, жареную… каштан… Оскома, о-о-о! А Катя там… – о чем-то своём вспоминает Бим.

– А говорил: Машка…

– Вот бы Хольц-то бы, блинЪ, тут развернулся. …Бы! И с Машками. И Катьками… – гнёт свою линию Бим.

У барона фон Хольца из сибирского Угадайгорода – лучшего бимовского друга и соподвижника по любовным похождениям – было неплохое, отработанное холостяцкими годами свойство любить девичьи сердца и теребить лобки. Немолодой, с мешковатый фигурой, прихрамывающий и умный Хольц одинаково умело покорял сердца за деньги и бесплатно. И pochuy было бы Хольцу, где покорять – под платаном или под каштаном. Ноги вверх! И до утра…

– А он это, в Мекку, ой, в Мюнхен хотел. В смысле родст… – Бим подумал и усилил значение родственников, – сродственники все тут его. …А это, я ещё эту сучку, Грэтхен, ещё не снял. Токо хотел… Как же её фамилия… Не израильская, нет, немецкая, слышь. Помнишь, нет?

– Какую ещё Грэтхен?

– Токо хотел… ну эту… которая? Где она? Грэтхен эта. – Бим посмотрел по сторонам. – Ну, сказочная эта …героиня. У этого, у Перра, только немецкого. Два их. Помнишь?

– Ну-у-у?

– Ну, героиня.

– Что?

– Ну, Грэтхен. По-сказочному – Машка.

– Не понимаю.

– Ну, Машка, да только ихняя.

– Не знаю.

– Ну, героиня. Грэтхен. ДА-а-а. И она так стояла. …Ну, в смысле не проститутка, а это… обслуга ихняя. Ну, в смысле – в этом смысле. А Грэтхен это чо у них, как в Турции …Машка. …Или как зовут в Китае кого-то, это…, наших девок, Киря, ну?

– А я не знаю… – ничего не понял Киря (пусть он в остатке главы побудет из уважения к Биму просто Кирей) … из туманного бимовского бреда. – В Китае… не знаю.

– Таня, Катя, Маня?

– А, в Турции…? А-а-а … – задумался Киря, начиная понимать к чему там клонят. – Ну, был я в Турции разок, в Стамбуле то есть. На Босфоре… Девок звать… э-э-э, были девки… не помню.

– А-а!!! Наташка!!! – заорал вдруг Бим неожиданно и на весь двор.

Половина внутреннего Хофброя повернула головы в сторону путешественников и раскрыла рты. Другая невозмутимая половина, скрытая стеклом, подумала… А что она могла подумать кроме как:

– Опять эти русские чудят…

– Эти русские пьяницы портят нам атмосферу…

– Они выиграли войну с немцами…

– Алкаши смогли победить Гитлера. …Как, почему? Дед Мороз помог? На французские грабли наступили?

– И где же эта волшебная Наташка?

– Наташка! Наташка, бли-и-ин! – хватаются за животы, смеются. От души. Раскраснелся Бим. Начинает плыть Кирьян Егорович. – Ха-ха-ха!

– А тут Грэтхен! – подъитожил диалог Бим Сергеевич, ковыряя листочком каштана в протабаченных зубах. – Ха-ха-ха!

И по хрену русским путешественникам как их отцы смогли победить Гитлера. Победили и всё тут! Просто на каштаны хотели посс… мотреть в Берлине!

Как же они заранее могут знать: без телескопа времени здесь никак.

♥♥♥

– Так, пойду-ка я пока не поздно ноль-ноль посещу, – сообщил неожиданную новость Киря.

– Погода хорошая. Сходите, – позволил Бим.

♥♥♥

Божьи коровки учиняют от Бима побег. Он их давит, раздвигая столовые вещи, суетясь. Хлоп, хлоп! Хрум, хрум.

– Бим, кончай мутить!

Какое!

– Это скотина! – вскричал Бим. – Хоть и божья. Мясо ж твоё по двору! Пиву гадят, срут, так нехорошо-о-о.

– Так ты, хоть, не дави, а просто гони нафуй. Они же живые, хоть и немецкие коровки.

Бесполезно уговаривать и останавливать. Коровки не успевают подкрылки высунуть, как Бим их опять пластает по столу и распинывает по сторонам щелбанами. Кирьяну Егоровичу жалко божьих коровок, да и подлетают они почему-то только к ним, будто они избранные ими иностранцы. Чем вот они таким намазаны? Как приятно всё-таки и в кои-то веки побыть в шкуре иностранцев, хоть и не в особо уважаемой шкуре.

Бим уже сильно подпивший. Его понесло. Речь льётся без перерыва. Знаков препинания не различить:

«Ты вот помрешь, блинЪ, и всё прахом пойдёт всё, а мне типа надо, и вот, блинЪ (чик, ещё одну раздавил), я последний день перед выездом …вот когда мы из города, из Угадайгорода выезжали …на квартиру я заехал – купили дочери мы квартиру. Марик… нас встретил …он ещё не умер… встретились …ды-ды, ды-ды. Чё? Мы говорим ну завтра с утра мы езжаем, а я так ему достаю полтишок, чё он хотел, …ну считай как, ну как последняя воля…»

У Бима при этих словах слегка покуксилась рожа и наполовину выползла слеза. Он отвернулся в сторону и вытер лицо кепкой. Он мужчина, ему не к лицу рыдать на виду.

– …Как, а я ему полтишок это подогнал. А Стас звонил, говорит так, Бим, помнишь, мол, говорит, ты последний кто его снимал… а я люблю снимать… – Не забывает похвалить себя Бим, даже окунувшись в трагическое. – Он говорит, мы сейчас всё собираем…

– Информацию? Про Марика?

– Да! Все, да, всё собираем про Марика. Собираем, собираем. Ищем… мы же не знали, а тут бах! Информацию. Да-да, не только он, мы все. Да нет, наhер он один… он кому там нужен. Одному. Всем. Он же в венерке… работает… Ну в нашей, в мужской венерке, понял-нет?

Кирьян Егорыч давно уже понял, знает и понимает… кроме одного: как же там не интересно работать в этой венерке. Фуи разные щупать… шёл бы уж тогда гинекологом, хоть бы смысл был… И бабам приятно. Баба бабе разве добра пожелает? А мужик-то, дело совсем другое. Он может с добротой, и промолчит, если дело погано, и слова найдёт, да и баба сама… А что баба сама? А то, что и ей, как не верти, а приятно. Хоть и пришла не по добру… А он чё? Столько пёзд! Сколь вот пёзд в сутки? Так-то! Вот и выходит, что тоже надоест, да как-то всё равно приятней… Наверное. Ни за какие коврижки не пошёл бы Кирьян Егорыч ни в венерологичку, ни в гинекологию, и пошли они все в жопу! Тьфу-тьфу: Кирьяна Егорыча, хоть и не свят он, но как-то Бог до сих миловал… а дальше он и не собирается… – Это-о-о, слышь!

Не слышит Бим.

«Гос-с-споди! – Бим молится. – Информацию. Да! Ну! Типа. И вспомнили мы. А они сидят сейчас все там в Молвушке. Качаются, качаются, Молва их качает, ты знаешь как там. Ну, все мужики кто. Ну, время-то …уже шесть. У нас тут день, а там вечер. Одновременно сидим и думаем. Они сидят, и это… анализируют, ну что я щас говорю… Бим. …У тебя последние кадры есть. Говорят. Не последние, а крайние там такие… Ты, говорят, это, …сбрось на телефон. …Я это говорю: я никогда ничего не выбрасываю. …Ну, а сейчас я никак не сброшу. Они у меня там, на диске… на родине. а на телефоне нету. Зачем на телефоне, если в компьютере есть. Понятно, говорю. На сорок дней не успеем. …Он говорит: не в этом дело… Ну, понятно…»