Валерий Анишкин - На распутье

– Значит успел. Говорят, его назначат зам главы администрации по сельскому хозяйству.

– Ничего себе, – не удержалась Ольга Алексеевна. – То-то, я смотрю, Раиса Петровна даже не остановилась, мимо прошла, когда я ее встретила возле «Светланы». Я же помню, как они приехали из Малаховки, где он был заведующим райсельхозтехникой. Тогда Раиска окликала меня аж с другой стороны улицы. Во, дела пошли!

– Раиса Петровна прошла мимо, потому что спешила и тебя просто не заметила. А ты, мам, становишься в позу базарной бабы… Почему Андрей Николаевич не может занимать серьезный пост? Он же не дурак, не пьяница. Человек порядочный, так что вполне достоин. И вообще мне этот разговор неприятен, и я не хочу его продолжать.

– Мила, да не в том дело, что достоин-недостоин, а в том, что люди на глазах меняются, стоит им чуть над другими подняться. Здесь-то и раскрывается человек в полной мере… Слава богу, хоть не министром назначили.

– Катя, – прикрикнула Мила, – ну-ка, ешь нормально.

Катя съела половину сосиски и толкла вилкой в тарелке картошку.

– Не хочу картошку, хочу мандарин, – насупилась Катя.

– Съешь картошку, потом мандарин.

– Я съем сосиску, а картошку не буду, упрямо повторила Катя.

– Ладно, ешь сосиску, – сдалась Мила и пожаловалась: – Вот так и воюем. Воспитательница в саду жалуется: плохо ест. Из-за стола самая последняя выходит.

– Не последняя, – возразила Катя. – Артем последний.

– Вот видишь, мам, оказывается не последняя. А ну, давай ешь, не разговаривай.

Ольга Алексеевна засмеялась:

– Ничего, ты тоже в детстве плохо ела. Зачем ребенка насиловать? Захочет – поест.

– Между прочим, Мила, – Виталий Юрьевич нервно помешивал ложечкой чай, и пальцы немного дрожали. – Дружба предполагает гораздо большее, чем обмен секретами по телефону или при встречах. Настоящая дружба – это не только взаимопонимание, но и готовность придти на помощь в любую минуту. Как говорится, все пополам… В школе мы дружили с Мишей Горлиным, а мой отец, твой дедушка, тогда работал техноруком, по-нынешнему, главным инженером, на швейной фабрике. После войны все было трудно. Бабушка твоя, когда трюмо на базаре купила, радости не было предела. Так и с одеждой. Мне сшили на фабрике по госцене из недорогой ткани в рубчик пальто с поясом, первое нормальное пальто. А это было в десятом классе, когда мы уже на девочек посматривали. И когда отец мне сказал про пальто, я спросил: «Пап, а Мишке?» И отец, ни минуты не колеблясь, ответил: «Конечно, сын». А отцу не так-то просто было заказать не одно, а два пальто… Тогда у людей совесть была на первом месте, и честь берегли.

– Ты бы, пап, еще прабабушку вспомнил. Давайте договоримся так: со своими друзьями я сама разберусь. Можете чем-то помочь, помогите, а нет – лучше молчите. А то, как говорят умные люди: «Легче всего давать советы, потому что они ничего не стоят».

– Да, совсем забыла. Насчет помочь. Вот сто тысяч рублей. – Ольга Алексеевна вынула из кармана халата приготовленные деньги. – Это немного, конечно, но все же какие-то деньги… Дома-то какая еда есть?

– Ой, спасибо, мам! – обрадовалась Мила. – Сейчас что-нибудь куплю. Да, мам, я Катьку у вас оставлю. Завтра, может быть, в детский сад отведете? А я после работы забегу.

Мила встала из-за стола.

– Не хочу с бабушкой, хочу с тобой, – заявила Катя.

– Я тебе покапризничаю. Как миленькая останешься и слушаться будешь. Узнаю, что не слушаешься, в угол на целый день поставлю, – пригрозила Мила.

Катя захныкала, и Ольга Алексеевна стала утешать:

– Это чего ж ты с бабушкой не хочешь оставаться, а? Это что ты бука сегодня такая? А мы рисовать сейчас будем, я новые краски нашла. А еще шить будем. Будем шить?

Катя подумала, взвешивая, что лучше, зареветь или остаться так. Реветь не очень хотелось, а мама все равно с собой не возьмет. И Катя согласилась рисовать и шить.

– Мила, ты бы картошки взяла немного. Нам с отцом хватит, – предложила Ольга Алексеевна.

– Спасибо, мам, потом – отмахнулась Мила.

– А ты куда сегодня?

– В ресторан, мам.

Ольга Алексеевна подняла брови, Виталий Юрьевич вопросительно посмотрел на дочь.

– Да успокойтесь, родители. Из Бельгии приехала Линка с мужем в отпуск. Приглашают. По сколько-то сбрасываются все наши. За меня, как я самая бедная, платит Элька Михеева.

– Мила, девочка, ты, главное, не падай духом. Время такое сейчас. Подумай, что есть многие, которым хуже, чем нам. И ты посмотришь, все утрясется.

– Твоими устами, пап, да мед пить. Все я понимаю… А кто это у вас в подъезде стекло выбил? – спросила вдруг Мила. – Ремонт не собираются делать?

– Да ты что, какой ремонт? – искренне удивилась Ольга Алексеевна. – В ЖЭУ сроду денег нет. Платим, платим, – как в бездонную яму… а в подъезде денег не соберешь. Хотели кодовый замок поставить, нужно было по пятьдесят тысяч собрать. Из тридцати квартир только десять сдали. Пришлось деньги вернуть. Так и живем, как в проходном дворе. Здесь же алкаши каждый день водку распивают.

– А толку-то от твоего кодового замка! – возразил Виталий Юрьевич. – В третьем подъезде стоит кодовый, а там все равно бомжи ночуют.

– Ладно, я побежала, – заторопилась Мила.

Она поцеловала мать с отцом и выскочила за двери. Ее каблучки простучали по ступенькам, расхлябано хлопнула дверь в подъезде, и все стихло.

– Мерзко на душе, – поморщился Виталий Юрьевич.

Ольга Алексеевна промолчала.

Они сидели в зале на диване. Уже смеркалось, но они не включали свет и не включали телевизор. Просто сидели рядышком и больше молчали, чем говорили. Катя мышкой затихла за дедовым письменным столом в спальне и увлеченно мазала акварельными красками по бумаге, благо бумаги Виталий Юрьевич не пожалел и дал много.

Ольга Алексеевна думала о своем. Ей вспомнилась свадьба дочери с Андреем. Андрей ей тогда понравился: высокий, ладный, с военной выправкой. Мила училась на третьем курсе Университета, а он заканчивал высшее военное училище, но, соблазнившись быстрыми деньгами, которые легко зарабатывали его друзья на гражданке, открывая фирмы и ввязываясь в торговые предприятия, ушел с последнего курса, организовал с помощью отца столярную мастерскую и стал грести деньги лопатой. В то время это было просто. Народ сметал с прилавков все, потому что товаров было мало, рынок только насыщался, разбогатевшие предприниматели напропалую жировали, парились с девочками в саунах, играли в казино, проигрывались и пропивались в пух и прах, а кто устоял, строил поражающие воображение русского обывателя коттеджи с бассейнами и банями, и им требовались столярные работы и мебель на заказ. Мила, наивная дурочка еще, с головой окунулась в новую для себя, независимую от родителей и свободную от родительской опеки жизнь. Чуть не каждый день цветы, дорогие подарки и компании. Все это не нравилось Ольге Алексеевне и Виталию Юрьевичу, и они говорили об этом дочери, но она и слушать ничего не хотела, огрызалась и обижала, заявляя, что нравоучений и нотаций ей с избытком хватило, когда она жила с ними. Ольга Алексеевна замолкала и, поджав губы, шла на кухню, а Виталий Юрьевич исчезал в спальне, где садился за письменный стол. Мила уходила, хлопнув дверью.