Леон Костевич - Я иду по ковру

– Вы ж её сами в собес снимать отправили, – напомнил Аркадий.

– Да-да, – рассеянно согласилась Москвина. – А это – Марк, ум, честь и совесть НГТВ. Его, наверно, и представлять не надо, – она показала на повернувшегося от компьютера человека с едва заметной лысиной и открытой гагаринской улыбкой.

Конечно! Конечно, не надо. Кто не знает Марка Корнева! Начинал он, кажется, на радио. Или нет, радийщиком он стал потом, а начинал в «Вечерке», влёт расхватываемой с прилавков «Союзпечати» из-за одних его статей. И тогда же, в самый застой, Корнев написал стихотворение «Троцкий, Бродский и Высоцкий», сразу разошедшееся в самиздате. Один экземпляр, хорошо помню, мама приносила с работы. Речь в стихотворении шла о том, что Троцкого за инакомыслие тюкнули ледорубом, значительно позже за аналогичный грех поэта Бродского просто вышвырнули из страны, а вот Владимиру Семёновичу позволяют играть в театре и снимают в кино. Выходит, издевательски говорилось в конце, погода мягчает, жизнь в стране становится легче и спасибо партии родной. Наказать Марка «они» не смогли – у автора хватило осторожности не подписываться настоящим именем. Чекисты ограничились приглашением Корнева в длинное здание на улице Дзержинского и вежливой беседой о взаимоотношениях Поэта и Власти.

А ещё после убийства священника Александра Меня Марк выдал в «Вечерке» целую полосу под заголовком «Меня убили». Обыгрывая фамилию батюшки, журналист ненавязчиво проводил следующую мысль – зарубив такого человека, подонок с топором убил каждого из нас: и его, и тебя, и меня. Линчевский рассказывал, после выхода номера в печатный орган собственной персоной пожаловал архиепископ Кондратий, заключил талантливого борзописца в объятия и запечатлел на его ланитах торжественный поцелуй. Фотограф «Вечерки» событие отразил, и теперь снимок занимал почетное место среди прочих над столом Марка. Показывая фото каждому свежему посетителю, знаменитый журналист двусмысленно поясняет: «А тут меня Кондрат обнял». Женька говорит, Корнев и на радио марку держал: по мешку писем в неделю получал – больше всех. Да и сейчас наши дамы в учительской его репортажи обсуждают – недели не проходит. И само имя-то какое рельефное: Марк Корнев! Обязательно споткнешься и представишь того, о ком говоришь. Не какой-нибудь Витя Мухин – произнес и не заметил.

…И вот этот просто легендарный человек, не дожидаясь, пока уйдет Москвина, встает от компьютера и первым протягивает мне ладонь:

– Hовая кровь! Пора, пора…

Благоговейно ответив на рукопожатие и ощущая необходимость заполнить возникшую паузу, я брякнул первое попавшееся:

– Я часто вас по телевизору смотрю, Марк… извините, не знаю отчества…

– Нет, старик, – разочарованно ответил Корнев, – так не пойдет. На будущее тебе – у журналистов отчеств не бывает. Зови меня просто Марк и «на ты». Лады?

– Лады.

– Стол твой вон, – показал Марк и игриво добавил: – Инесса, ты не против, если рядом молодой и красивый сидеть будет?

– Ва бене, – равнодушно отозвалась Инесса.

– Вы.., то есть ты итальянский знаешь? – обрадовался я, некогда самостоятельно пытавшийся изучать язык на почве увлечения певцами Апеннинского полуострова.

Инесса, пресытившаяся к тому времени разглядыванием фасонов одежды, тягостно вздохнула.

– Она в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы училась, – ответил за Инессу Аркадий.

– Только ее оттуда попросили, – весело подхватил Марк. – Сокровище, расскажи новому коллеге, за какие такие злодеяния тебя из Лумумбы поперли.

– Ой, Марк, иди на фиг, как будто ты не знаешь! – отмахнулась Инесса.

– Новый коллега тоже должен знать, – настаивал Корнев. – Мы же одна команда, а от членов команды секретов быть не должно.

– Ну, сына одного африканского борца за мир чуркой назвала.

– Ай-яй-яй, – притворно ужаснулся Марк. – За что же ты его так?

– Тупой потому что. За три года русский язык выучить толком не смог, хоть кол на голове теши!

– Душа моя, – успокаивающе заговорил Корнев, – но ты ведь тоже там ни одного языка не выучила. А между тем, тебя за твой шовинизм даже из Комсомола не погнали.

Инесса самодовольно приосанилась:

– Меня и из универа не гнали, предложили самой. Дядя и в те времена не последний человек был – даже в столице связи имел.

Потянувшись к розетке, Корнев выдернул вилку закипевшего чайника.

– А кто у тебя дядя? – поинтересовался я.

– Сильна советская власть! – изумился Марк, а Аркадий даже тихонько присвистнул:

– Знать надо такие вещи. Дядя Инессы – Зиновий Карлович Крокодилов, мэр нашего города и просто небедный человек.

– Все нажито кровавыми мозолями, – пресекла почудившиеся ей инсинуации Инесса. – Компрене?

– Компрене, компрене, – успокоил Аркадий.

Между прочим, как я потом узнал, в не таком уж далеком прошлом фамилия стоила Зиновию Карловичу президентского кресла. Но занявший свято место нынешний лидер державы оказался существом гуманным и, по выражению Марка, отдал Крокодилову город на разграбление.

– Аркаша, а ты текст-то свой дописал? – Инесса отобрала у альбиноса модный журнал и бросила его себе на стол. – Возишься столько!

– Да он у меня застопорился. Понимаешь, грузовик с «Фордом» долбанулись, – пояснил Марку Аркадий, – ничего интересного, все живы. Будь моя воля, я бы эту аварию вовсе похерил, но сегодня по городу с событиями неважно, выпуск жиденький. Так хоть начать надо покрасивее, чтоб зрителя увлечь… Юра, или как тебя – «лид» называется, запоминай.

– Лид?

– От слова «лидер», – нехотя подключилась Инесса. – Первая фраза должна цеплять зрителя, чтобы он канал не переключил. И тем сильней цеплять, чем провальнее тема.

– Начни так, – откликнулся Корнев, – скажи: «По слухам, в „Форде“ находился знаменитый криминальный авторитет Нафаня. Автокатастрофу ему подстроили боевики из конкурирующей преступной группировки». Увидишь, завтра весь город будет обсуждать.

– Классно! – восхитился Аркадий. – А проблем не возникнет?

– Какие проблемы?! Ты же ясно скажешь – «по слухам». Никакой ответственности. И менты не придерутся – у тебя журналистское право не выдавать информатора.

Во время разговора я, не скрывая любопытства, разглядывал угол, где стоял рабочий стол Марка. На стене, помимо карточки с отцом Кондратием, еще десятка два снимков: Марк увековечен с людьми, известными любому гражданину бывшего Советского Союза – все сплошь заезжие знаменитости. На стеллаже справа, среди видеокассет, словарей и сборников цитат – вырезанная из бурого камня фигурка акулы.

– Это потому, что ты акула пера? – снял я акулу с полки.

– Не надо так прямолинейно мыслить, старик, – укорил Марк. – Широко известный факт: акула должна всё время двигаться, в этом особенность её организма. Только тогда кислород вместе со встречным течением попадает акуле в жабры и заставляет биться сердце. Стоит ей остановиться, и она умрет. Я тоже, как акула – живу, пока нахожусь в движении. В переносном, разумеется, смысле. И она, – Корнев взял у меня из рук фигурку, – мне об этом напоминает, не даёт останавливаться.