Лука Птичкин - Мелкотравчатая явь

Вот месиво из муки и масла комком в желудке обволакивается Аш-хлором и Натрий-о-ашем… обволакивается желтой маслянистой жидкостью и тает, впитываясь в стенки желудка…

Наконец, посчитав, что достаточно напереваривался, и все нужные вещества попали в кровь, а ненужные пошли дальше, я встал, разделся и лег в постель.

Пытался читать Стендаля, но строчки не согласовывались между собой. И, решив, что сегодня я слишком туп для чтения, лег спать.

* * * *

Моя работа, данная мне Рчедлой, заключается в отборе хороших деталей и плохих. Хотя, известно, что хорошее и плохое – категории глубоко относительные. Вот поэтому моя работа имела философский характер. Первый день меня старались сильно не загружать и давали холодное пиво на обед вместе с супом и кашей с мясом, котлетой или колбасой. И поэтому после обеда я отбирал детали еще лучше. «Лучше» носит тоже весьма относительный характер. И, таким образом, моя работа являлась дважды философской.

И вот так я отбираю детали. Хорошими деталями в моем восприятии являются не потертые, не слишком старые. Вот главные критерии. А имеют ли они брак, или нет – уже не мое дело. Я выполняю работу в соответствии со своей индивидуальностью, а как там кто воспримет – решать не мне. Многие из этих деталей я в глаза не видел, но все равно работаю. Некоторые упрекают меня в профессиональной некомпетентности, а я на это отвечаю:

– У меня же нет образования в отличие от вас…

– Ааа… – отвечают они.

Вот бы так было в реальной жизни, думаю я, и стараюсь работать лучше.

С другой стороны, я не хотел, чтобы так было в реальности, ведь в жизни детали нужно знать, чтобы их отбирать. Ну, по крайней мере, в большинстве случаев.

Недавно я познакомился с персоналом электростанции. И с одним товарищем, Бьюфордом, и милой девушкой Рчедлой мы уже достаточно близко общаемся.

В этом мире я не курю. Все-таки, идеальному «Я» курить не пропишешь. Зато мое идеальное «Я» пьет пиво, хотя ему этого тоже не рекомендуется. Как ни крути, абсолютного идеала не существует даже в пределах одного разума. Даже для самого себя. Человека всегда хвалят, мол, он царь природы, он может все, никакой компьютер не способен передать сложность человека и тому подобная дребедень. Но на самом-то деле? Да, человек настолько сложное существо, что сам не способен осознать свою сложность, не говоря уж о компьютерах, которые сделаны им же. Человек однако, настолько же несовершенен, как и сложен. И может он далеко не все. Даже себя понять как надо – и то не способен.

А надо ли?

…То была последняя моя встреча с моим миром. С тех пор много воды утекло. Казалось бы, прошло всего три месяца, а так все изменилось. То есть, и не изменилось, и изменилось одновременно. Как-то трудно сказать. Свои чувства я стал больше закапывать вглубь себя, а они лезли все равно, причем уже в форме мыслей. Это как зарыть зерна в землю в попытке забыть, а они будут давать все новые и новые ростки. Глупо так и обидно. Обидно за свои чувства. Они не должны подавляться мыслями. А по-другому и не получалось. Чем больше я чувствовал, тем больше об этом думал, а чем больше думал – тем больше унижал чувства, подавлял их, и они гасли, как гаснет в дождь костер, который пытаешься развести.

С этим я справляться не мог. И от этого страдал. Мир был колоритен, но тускл. Много разного рода событий и впечатлений хороших, плохих, только очень слабо воспринимаемых.

22:56 – горели цифры на экране дешевого, но родного мобильного телефона. Я стоял под деревом у входа в профилакторий и пытался получать удовольствие от курения. Затягивался, выдыхал. А дым из-за сильного ветра растворялся в воздухе, едва только выйдя изо рта, поэтому особой радости от этого занятия я не получал. Даже не замечал, как делаю затяжки. Просто автоматично курил и все тут. Зачем курил, не понимал. Даже думалось не так хорошо, как раньше в минуты курения. Но все равно это делал. И какого лешего я уделяю этому так много внимания?

Я стоял, медленно переминаясь с ноги на ногу. Как качается фонарь. И чувствовал себя фонарем. Только я никому не свечу. И от понимания этой данности становилось паршиво. Обидно, фонарю до фонаря, что он светит, а мне не до фонаря, а я не свечу.

Мало-помалу начинало создаваться впечатление, что я смотрю на мир как… через дно пластикового стаканчика с какой-то жидкостью. Причем, что за жидкость я пью – пиво, лимонад, воду или компот меня совершенно не волнует, потому что этого я не знаю. А просто пью, пью… и рассматриваю все вокруг через это дно с штампом изготовителя, скажем, «Интеко». Естественно, изображение искажается, а элементы размываются. Удивительно, как я вообще что-либо различаю. Да и надпись на донце видно мне в зеркальном виде. Посторонний человек посмотрит и скажет «ИНТЕКО». А я вижу «OKETHN». И как ни крути стаканчик, для меня это всегда будет OKETHN. И, самое странное, меня это устраивает. Пусть они спорят со мной, пусть говорят, что хотят, а я их не пойму полностью. ОКЕТНN, а не ИНТЕКО. Буквы, вроде, те же, а слова разные… Таким Макаром я и «понимаю» других людей. Таким же образом я и стараюсь им сочувствовать, да только толку от этого мало. Слова разные.

И вот всю жизнь я пью какую-то жидкость из этого стаканчика. Чувствую своеобразный вкус. Только что – понять не могу.

Какая-то видимая только мне чайка крикнула слышимым только мне голосом слово «рай». На самом деле это был скрип двери. Вышла вахтерша в белом халате и что-то сказала мне.

– Что? – переспросил я.

– Заходим! Уже одиннадцать. – Повторила она.

Я втоптал окурок в землю, превращая его в бумажно-ватно-табачное крошево, и зашел внутрь.

Идя по коридору к своей комнате, я думал: «чайки в действительности всегда кричат слово „рай“. Может, они знают, что это такое?»

Я усмехнулся начавшемуся бреду и стал заниматься своими привычными, бесполезными и бесславными делами, о которых завтра никто и не вспомнит. Даже я. Я вспоминал, что скоро переезжаю обратно в общежитие.

* * * *

Общежитие.

За окном бушевала осень. Солнце то выглядывало из-за быстрых туч, то снова в них куталось и от этого освещение мерцало, как от сломанной мигающей дневной лампы.

А по комнате были разбросаны многочисленные пивные бутылки, клубы пыли катались от сквозняка по полу, как перекати-поле в пустыне, и все вокруг: стены, тумбочки, кровати, стулья, столы, и прочее, хотя и стояло, но выглядело так, будто вот-вот развалится. И это мой дом… Общежитие на выходных было пустым и вселенски пьяным. Сосед по комнате мило дрых на своей койке в противоположном углу после пятничной пьянки. Вчера им было весело, а я, игнорируя их и их громкие посиделки, пытался спать. И у меня даже получалось.