Иван Плахов - Случай

Цвета палин не уступали прихотливости формы домов, алый их цвет по мере движения вдоль канала сменялся ярко-синим, переходящим в полосатые красно-синие, затем пламенно-красные, словно выкрашенные киноварью с плаща св. Георгия, синие палины «Гритти Паласа» уступали место желто-белым и бело-голубым в полоску с синим верхом, которые, в свою очередь, сменялись сначала красно-желтыми, а затем одноцветными банально-красными, словно кумачовый стяг погибшей «в Бозе» Совдепии, для разнообразия разбавленные белыми полосками перед монохромным камнем почерневшего ордерного великолепия минувшей эпохи. Сразу же за ними вставали из воды черно-желтые перед типичным венецианским облезлым дворцом цвета мокрой глины. Наконец мелькнула черная дуга моста Академии в обрамлении зеленых проплешин хилых садиков на лице венецианской архитектуры и сразу же за угловатой коробкой причала «Сан-Самуэле» возникли вертикали бревен, выкрашенных в трогательный нежно-голубой цвет, торчащие из прихотливо-зеленой колышущейся влаги. Вслед за нежно-голубым цветом в иллюминаторе проплывают уже темно-синие вертикали вдоль классического тяжелого руста первых этажей, катер резко замедляет ход, ловко причаливая к узкой щели между почерневшими каменными дворцами, перед которыми из воды торчат белые бревна в голубую полоску, словно это гигантские свечки деньрожденского торта великана, по ошибке воткнутые в песчаное дно канала.

– Ностро фермате. Иль Неро! Иль Неро! – вскричал сизоносый и, оборотясь к Адаму, любезно произнес, – Мы приехать, калинка-малинка, белла русса. Андьямо, прего. Андьямо. Кописко?

– Кописко, кописко, – нервно хохотнул Адам и внимательно посмотрел в глаза Джузеппе.

В голове его раздался монотонный голос: «Сейчас главное, чтобы она ни о чем не догадалась. Антонио молодец, что уговорил ее поехать с нами. На ней мы заработаем кучу денег, я смогу избавиться от моего геморроя. Почки подлечить. Господи, почему я настолько стар, что не могу сам уже владеть такой, как она. Я вообще уже ничего не могу, а только смотреть. Сегодняшнее представление с ней будет лучшим, какое нам удавалось до сих пор организовывать». Голос продолжал звучать и звучать в его голове, подробно описывая планы на вечер и на следующую неделю: как он рассчитывает обмануть Антонио, своего напарника, нагрев его на дележе прибыли от продажи прав на видео, которое они собирались снять с Адамом, в котором ему предстояло сыграть главную роль, – но это для него уже не имело никакого значения, так как ему было интересно самому окунуться в ту интригу, которую перед ним сейчас открывала судьба. Он почему-то был твердо убежден, что из этого приключения он точно выйдет сухим из воды. Во всяком случае знание чужих мыслей давало ему фору в игре на чужом шахматном поле.

Вылезая из катера, он чуть не оступился и лишь неожиданно твердая рука Джузеппе, успевшего его подхватить, спасла его от падения в жирно чавкающую смрадную воду канала. Солнце уже село и сумерки окончательно восторжествовали в городе, изменив цвет воды и его топографию до неузнаваемости: топос отказывался принимать логос, предпочитая сумерки чувства свету, отливая сладострастие тьмы в законченные формы разврата, угнездившегося под крышами ветхих домов, причудливых, как людской порок.

– Кто-нибудь скажет мне, где мы? – томно вздохнул Адам и благодарно улыбнулся Джузеппе, испугавшегося тут же нахлынувшим на него умильным чувствам, так не вязавшимся с его образом жизни.

«Старый дуралей не понимает, насколько прозрачен он для меня», – отметил с удовлетворением про себя Адам, крайне довольный тем, что он может внушать чувства даже таким, как Джузеппе, давно утратившем веру в любовь и занимающегося тем, что скрещивает бездомных кошек и собак до тех пор, пока в живых оставалась лишь одна из выживших тварей.

Вслед за Адамом на малюсенький причал выпрыгнул энергичный сизоносый и, обернувшись, стукнул кулаком по корме катера, крикнув: «Андате! Велосе, велосе!», после чего мотор взревел и катер стремительно исчез в сумерках.

– Прямо, прего синьора русса, андате диритте, пуо аутаре, Джузеппе, пуо аутаре, прего.

Джузеппе решительно зашагал прямо в кирпичную щель между домами, которая оказалась узким проулком-лазом между двумя палаццо, соединенных сверху деревянными переходами. Через каких-то двадцать метров старик остановился у мало приметной двери справа и постучал несколько раз, используя комбинацию из длинных и коротких звуков, после чего она тут же открылась, и в освещенном проеме мелькнула женская фигура, сразу же отступившая вглубь помещения, пропуская вовнутрь Джузеппе с Адамом и сизоносым Антонио.

Как только они оказались внутри, дверь захлопнулась, а позади Адама раздался хриплый с изрядной вульгарностью голос:

– Буано сера, синьора э синьери. Добрый вечир в Саду Задоволень.

Адам оглянулся на голос и увидел полуодетую в джинсовые лохмотья брюнетку с отличными формами, которые бесстыже выступали из-под узеньких полосок ткани.

– Ты говоришь по-русски? – удивился Адам.

– Ни, по-китайськи. Здогадайся с трех разив?

– Приятно слышать родной юмор. А у тебя фигура хоть куда!

– У тебя теж ничего, подруга, – прохрипела брюнетка, закрывая дверь на засов, – так ти русская, заради якой сегодни организуют бал?

– Бал? – удивился Адам, с недоумением пожимая плечами, – Я сюда приехал… приехала на фотосъемку. Они мне обещали.

– Охрененно фото и солодко життя? Проихали, подруга. Эти двоэ пройдисвита всем втирают одну и ту же пургу. Ничого, скоро розберешся, що тут до чого.

– А ты сама откуда?

– З Кыева. Тут вже два роки.

– Ну и как? Много здесь наших?

– Так почитай пмайже половина.

– А ты кто по образованию?

– Я-то? Ти смиятися будешь – историк. Як тоби?… А ти хто по профессии?

– Я архитектор. А что?

Тут сизоносый сделал знак рукой брюнетке, и она тут же послушно умолкла, встав перед ним и склонив голову.

– Что это за место? – спросил его Адам, с интересом оглядываясь по сторонам: они находились в боковой анфиладе, отделанной мрамором и богатой лепниной, с зеркалами и свечами, потолки которой покрывали плафоны с потемневшей барочной живописью.

– Оксана, ракконта и ди куэсто посто.

– Як тебя звуть, подруга?

– Франческой, – ответил на ее вопрос Адам и мысленно рассмеялся, представив, что бы сказала хохлушка, если бы узнала его настоящее имя.

– Франческа? – недоуменно прохрипела Оксана, но, переборов свое удивление, продолжила, – Це палац «Иль Неро» або «Чорний» палац, вин заеднаний с палацом «Каза Нуово» и «Каза Веккья». Вин знаменитий тим, що тут жив английський поет Байрон, – ну, той, що написав «Чарльз Гарольда», – и тут вин, за легендою, написав початок своэй поеми «Дон Жуан». Правда прикольно, якщо врахувати, що тепер тут разсташовуються найзнаметиши порностудии в Италии и кинотеатр, де фильми цих студий показують. Формально тут приватни квартири, але це лише прикриття: насправде вси палаци належат комусь, хто содержит вси ци студии и кинотеатр потай, але имени його нихто не знае. Напевно, це мафия, як усе в Италии.