Наталья Рындя - Проводник

– Да… это-то и пугает… – пошутила, подытожив, я. – Всё, поехали, нам ещё нужно к моей маме на минутку заглянуть.

Минут через двадцать наша машина уже остановилась у калитки родительского дома. Ребята остались сидеть в ней, я по-шустрому направилась к двери. Поднялась на крыльцо и постучала в окошко. Загорелся свет, и передо мной возникло мамино лицо.

– Привет! Открывай!

– Вам кого?!

Я чуть не поперхнулась. Смотрит на меня в упор, между нами сантиметров двадцать, и спрашивает!

– Чего кого?! Мамань, ты что?! Дочь это твоя! Ё-моё!!!

Она пристально вгляделась. Господи! Опять этот взгляд незнакомого человека! Буквально полчаса назад было примерно то же самое. Но там был парнишка, знавший меня относительно недавно, а тут, позвольте, женщина, меня родившая! Что, вообще, происходит-то!

– Наташка! – протянула она после своего внимательного разглядывания. Произнесла, словно себе не верила.

– Ну да! Открывай уж, наконец…

Спустя пять минут я уже садилась обратно в машину.

– Поехали!

– Всё нормально? – Наташка заглянула с переднего сиденья.

– Не знаю! Родная матерь меня тоже не признала! Хорошенькое дело! Сейчас приедем на эту самую вечеринку, а со мной никто и не поздоровается! А я, между прочим здесь выросла!

Ситуация складывалась неоднозначная. Весело, конечно, ничего не скажешь, комментировать в третий раз и реакцию паренька на мой образ, и вот теперь, – мамину. Выглядит очень смешно. Но очень как-то непонятно…

Описывать саму состоявшуюся вечеринку смысла нет. Ну, во-первых, дело это общеизвестное: сначала трезвые, чинно сидящие приглашенные слушают приветственные речи ведущего, пытающегося всеми силами развить праздничное настроение у достаточно скованного народа; потом на помощь ведущему приходят парой уже немного поддатый главный герой события, – Дед Мороз, и собственно сам создатель правильного настроя, – господин Алкоголь. Скованность исчезает, уступая место легкому разгулу; голоса звучат громче, музыкальное сопровождение от них не отстаёт, и, не успеешь оглянуться, как буйство (у каждого своё) правит бал.

Во-вторых, не сама вечеринка оставила свой след в моей натуре, а люди. Градус общительности вырос до невероятных размеров; поговорить хотели все, даже, в принципе малознакомые личности. Наташку с женихом пришлось оставить за столиком, а самой перемещаться из одного конца пространства в другой. В общем, меня носило как щепку в ветреном лесу, и в какой-то момент от этого не прекращаемого общения у меня всё заколыхалось внутри. Говоря классически, мне стало дурно.

Выйдя на улицу, я присмотрела скромный уголок в кустах, забилась в него, чтобы отдышаться. Изнутри поднималась тягучая тошнота, и это ощущение было не объяснимым. Еда вроде бы хорошая, одни фрукты… Может, коньяк? Но его мы привезли с собой, подделка исключена. Французский, марочный, дорогой. Может много? Но мы втроём его едва пригубили. Не может же мой организм от тридцати грамм такого напитка прийти в негодность?!

– Натаха!

Из кустов выглянула пьяная физиономия. Не сразу, но я её узнала. Далёкий товарищ по детству, забитый и затурканный. В нашей подростковой компании он был самый неприметный, скромный, что называется, – мальчишка на подхвате. Уважения всегда вызывал мало, интереса ещё меньше.

– А-а-а-а…. привет…

«Только тебя мне сейчас не хватало». Его появление спровоцировало ещё одну волну тошноты. Строить дружелюбную мину становилось всё трудней.

– Ты вааще!

И дальше зазвучал монолог, даже с большой натяжкой не могущий быть названным приличным. Если коротко и без нецензурной лексики, то речь его была посвящена неприкрытому восхищению собственно мною и желанию совершить со мною некие действия, призванные возвести нас обоих в ранг близких людей. Нет, не молитва; другое…

На несколько мгновений даже ощущение тошноты прошло. Подобрать слово, могущее передать моё состояние, было трудно. Обалдеть?! Или однокоренное слово с жестким растением-приправой?! Не знаю, возможно и то, и другое вместе.

Говоривший был мне другом-товарищем по детству и отрочеству. Я могла с полной уверенностью сказать, что знаю его. Это было глуповатое до простоты и простое до глупости создание, всю жизнь которого можно было описать и предсказать до старости, не прибегая ни к каким гадательным практикам. И его диапазон желаний и возможностей ни для кого не мог быть секретом. Даже для него самого. И я точно знала, что выражаемые им сейчас желания не могли быть его. И потому что сама чувствовала то, что было на меня направляемо любым человеком, в том числе и им, и потому что опять-таки, знала его!

Я слушала его, а в голове крутилась одна и та же, повторяющаяся мысль: «это не он говорит; это не он». Слава богу вскоре его запал кончился, и он замолчал.

– Ты в своём уме?!!!

– Я… ну… ты это… не обижайся… я это… ну ты это…

Вот, теперь был он. Застенчивый, недалёкий и понятный.

– Иди, ладно… мне подышать нужно… одной…

– Ну извини, ты это… не обижайся… – он попятился, пьяненько покачиваясь.

– Иди… аккуратно…

Оставшись одна, я глубоко задышала. Надеялась, что это поможет избавиться от внутренних нехороших ощущений. Ведь видимых причин для плохого самочувствия не наблюдалось. Сейчас подышу, и всё восстановится…

Но едва я вернулась в душный зал, всё поплыло перед глазами, внутри что-то противно затряслось, тошнота вернулась с удвоенной силой. Кое-как добралась до своего столика, и склонившись, оперлась на него руками.

– Ты как? – Наташка спросила, по-видимому уже и сама понимая, как.

– Домой… – только и смогла прохрипеть я. Лично для меня вечеринка закончилась. Внезапно…

Повезло мне с друзьями. Без лишних слов меня молниеносно собрали и погрузили в машину. На обратный путь, занимавший обычно минут двадцать, в этот раз было потрачено намного больше времени. С десяток раз машину пришлось останавливать из-за открывшейся рвоты. К подъезду уже доставили не фееричный неузнаваемый персонаж, а стонущий мешок с костями. Картинка, надо полагать, была ещё та…

Больше суток я провела в мутной, дремлющей коме. Сейчас могу точно сказать: ни до этого, ни после так плохо мне никогда не было. Как не померла, сама не знаю. Ни мыслей, ни чувств, ни эмоций. Сознание сконцентрировалось на выворачивающих всё тело приступах.

Сквозь сплошную туманную завесу время от времени прорывался Наташкин силуэт, хлопочущий над моей распластанной массой. Жора заглянул ко мне ближе к обеду. Присел, успокаивающе погладил и ласково проговорил:

– Всё хорошо, все хорошо…

Внутри что-то прояснилось. Я кисло улыбнулась, и по-собачьи преданно заглянула ему в глаза. На миг всколыхнулась радость, – сейчас Жора всё исправит! Сил говорить и просить у меня не было. Глядела в его спокойные глаза, и молча просила: «Помоги, пожалуйста!»