Ксения Сингер - Если Мельпомена выбрала тебя

– В этой внешней памяти сидит очень много данных, ты разберешься. Через сутки мне надо быть в топ-форме на полигоне. Завтра рано утром я улетаю в Исламабад, потом пересадка на Скарди, а дальше вертолетом до базы. Больше двадцати часов в пути. Буду у вас в университете в начале июня. Ты сама понимаешь, как с этим обращаться. Посмотри, может быть, придет какая идея в голову. Время – двенадцатый час. Всё. Спать.

Спать хотелось ужасно. После двух вечеров скитаний допоздна, вернее, до утра по Парижу накопился катастрофический дефицит сна, да еще надо было сложить вещи. Я тоже завтра рано утром улетала. Я чувствовала себя неловко, и мне было жаль, что уезжаю, не попрощавшись ни с Ренате, ни с Дани. С Ренате встречусь через пару дней, а Дани, наверное, никогда больше не увижу. И от этого было почему-то грустно.

Каково же было мое удивление, когда утром, сделав check out, я увидела сидящего в кресле вестибюля Дани. Я подошла к нему и подала руку попрощаться. Он, удерживая мою руку в своих ладонях, стал говорить, что едет тоже в аэропорт и мог бы взять меня с собой в такси. Я очень обрадовалась. Это будет быстрее, и у меня будет время заскочить в аэропорту в сувенирную лавку, купить что-нибудь детям.

Такси ехало через центр Парижа. Начал падать снег редкими крупными хлопьями. Таксист включил радио. Пространство между мной и Дани заполнил проникновенный голос Азнавура: «Тombe la neige». Дани сидит, положив руку на спинку сиденья, полуобернувшись, и смотрит на меня. Внутри меня все плачет вместе с песней. В аэропорту Дани вдруг исчез, не попрощавшись и ничего не сказав. Я зарегистрировалась, прошла контроль, купила Ларе смешную плюшевую обезьяну, Нику – симпатичного пластмассового бегемота, который глотал свою соску, а бабушке – этуи для очков с Эйфелевой башней. Подхожу к моему гейту. За окном идет густой снег. Очень красиво, но не обещает ничего хорошего. И уже слышу, объявляют, что по метеоусловиям задерживаются следующие рейсы: мой, естественно, среди них. Кто-то сзади приобнимает меня и я с радостью слышу:

– Я все-таки поймал беглянку. Стоило мне на минутку отойти, как она тут же сбежала. И уже даже закупиться успела. Так-так.

Я тут же начинаю оправдываться. Действительно, человек меня привез, а я даже спасибо не сказала. Показываю на окно и говорю:

– Вот теперь из-за этой красоты мой рейс задерживается на два часа.

– Мой тоже. Смотри, вон там уютная скамейка.

Мы сидим и болтаем, так, ни о чем. Рассматриваем мои покупки. Дани спрашивает:

– Чьи это дети?

Мне не хочется ему врать, но сказать правду я не имею права, поэтому говорю уклончиво:

– Их отец – любовник моей матери. Дети живут у нас с бабушкой. Бабушка – это мама моего папы. Она мой лучший друг и никогда не бросит меня на произвол судьбы.

Перед посадкой меня просят подойти к стойке. Дани уже проходит на посадку в самолет, даже не оглянувшись. Мне что-то объясняют, сто раз извинившись. Я улавливаю только, что у меня что-то не так с местом, и я сейчас получу другой билет. Стюардесса, по-видимому, ошибочно, отправляет меня в бизнес-класс. Чтобы не мешать посадке, иду туда. Замираю от удивления. В билете стоит: место номер четыре. Вижу очень довольную физиономию Дани.

– Тебя все-таки пустили. А то я уже злорадствовал – зайца поймали.

Мы выходим из такси. В Гамбурге тоже идет снег. Дани просит таксиста подождать.

– А куда дальше поедем?

Слышу тихое:

– В аэропорт.

Сладкая догадка ужасает. Внутри все ликует: это он из-за меня придумал эту поездку. Дани дошел со мной до двери подъезда, остановился, глядя мне в глаза, притянул к себе, поцеловал в губы и почти побежал назад. Я стояла, смотрела вслед отъезжающему такси, запутавшись окончательно, где белое, где черное. Что это, предательство? И любовь ли это?

Апрель

Я была уже близка к финишу моей учебы. Дипломная работа была написана, но оставался еще один экзамен. Защита же диссертации была позади. Она состоялась в начале апреля, практически сразу после конференции. Все прошло легко, как говорится, без сучка и задоринки. Но ученая степень становилась легитимной только при наличии диплома об окончании университета. Защита же его была еще впереди.

Я готовилась к сдаче экзамена и защите дипломной работы. Между тем мысли постоянно возвращались к данным, оставленным мне Яковом. Все оказалось сложнее, чем выглядело на первый взгляд, а на третий взгляд показалось просто неразрешимой задачей. Пять уравнений с десятью неизвестными. Я не могла подвести папу. Он бы обязательно решил эту проблему. Если же я, так похожая на него, не смогу это сделать, то его друзья будут думать, что и он бы тоже не справился с ней. Этого допустить было нельзя. И еще одно, засевшие где-то в подсознании на заднем плане, названия городов, пророненных Яковом: Исламабад и Скарди. Папа именно эти два города обвел на карте кружками, когда собирался на К2. Значит, это где-то недалеко от папы. Еще почему-то вспоминался Дани. Мне казалось, что он должен был дать о себе знать, а может, просто мне этого хотелось. Прошло уже почти два месяца, а от него не было ни слуху ни духу. И Ренате, с которой я виделась почти каждый день, о нем не вспоминала.

Май – июнь

На защите моей дипломной работы все шло вначале гладко: я сделала доклад, ответила на вопросы. Референт дал хорошую оценку. Я уже спокойно сидела, думая, что и защита диплома практически уже позади. Началась свободная дискуссия. И тут ко мне привязался один ворчливый профессор-педант, который стал говорить:

– Надежность результатов прежде всего опирается на аккуратность их изложения. И если текст представлен на немецком языке, то и графические отображения данных не должны быть на английском. Если ты специалист с высшим образованием, ты не должен себе позволять жаргонные, пусть даже от науки, выражения.

Идея пришла в неподходящее время и в неподходящем месте. Возможно, этому способствовал его голос, напоминавший мне звук пилы или синусоиду, а может быть, и разложение в ряд Фурье. Дальше я слышала только мотив, пропуская мимо ушей слова, пока мне не подал знак локтем в бок рядом сидящий. Я с некоторой задержкой понимаю, что хочет от меня этот зануда.

– Что вы можете мне сказать на эти замечания. И вообще, что вы все время пишете, когда к вам апеллируют?

– Я могу только сказать, что вы абсолютно правы. Я записываю все, что вы сказали.

Для меня было сейчас самое главное, чтобы никто не помешал. Я поняла, что ухватилась за ниточку, за самый ее кончик. Дискуссия шла дальше, я не следила за ней и не принимала участия. Только видела, что Ларс сражался за меня, как лев. После защиты Ларс подошел ко мне:

– Что с тобой? Ты заснула там, что ли? Почему ты вдруг самоустранилась?