Олег Овсянников - В преддверии А

– Эх, пойду с Бармалеем гулять, – поднявшись из-за стола, подытожил Палыч. Вот в нем вся сермяжная правда, – показал пальцем на насторожившегося пса расстроенный старичок. Мы для него гнездо родное, он за нас в огонь и в воду. Да, Бармалюша, – потрепал по холке подбежавшую собаку.

Неделю мотался Иван по своим делам, сдавая зачеты в институте. И только звонок Андрея Степановича вернул его к забытому делу. Приехав в институт имени Сербского, долго на проходной улаживал обычные формальности. Найдя указанный кабинет, почти полчаса ждал врача. Появившись, тот стремительно проследовал через приемную и, пригласив посетителя, расположился в кресле. Ознакомившись с документами, отложил их в сторону и, сняв очки, задал вопрос:

– Что конкретно Вы хотите узнать?

– Да в общем, когда можно пообщаться с преступником? – ответил Иван.

– Ну, милый мой, это сложно. Вам что-нибудь говорит название кататония ступорная? Нет?! Объясню. Это отказ от реального чувственного восприятия физического мира. Для вывода из этого состояния мы применяем шоковый инсулин, далее необходим восстановительный период. И вот только затем будет ясно, что начнет изрекать пациент. Понятно?

– Не совсем, – делая глупое лицо, задумчиво протянул Иван.

– Хорошо. – Доктор нажал на расположенную на столе кнопку.

В открывшуюся дверь протиснулся квадратный мужик в белом халате.

– Вызывали, Петр Дмитриевич?

– Да. Будьте добры, пригласите из восьмой палаты профессора. И если несложно, пусть наденет белый халат. И дайте ему стетоскоп, а то еще разговаривать откажется.

Мужчина, не говоря ни слова, повернулся и вышел из кабинета. Минут через десять в дверь постучали.

– Войдите, – разрешил Петр Дмитриевич.

В кабинет прошмыгнул небольшого роста благообразный, ухоженный старичок в белоснежном халате. Его голубоватые глаза с нежностью смотрели на присутствующих. Пристроившись на стуле, он с серьезным видом обратился к хозяину кабинета:

– Слушаю Вас, коллега. В чем дело? – и застыл в почтительной позе, ожидая ответа.

– Вот здесь товарищ интересуется, почему невозможно после шокового инсулина сразу же общаться с больным, – с серьезным видом сформулировал вопрос доктор.

– Понятно, – старичок встал со стула. Заложив руки за спину, принялся прохаживаться вдоль стола. Возможно, воздействие вирулентных процессов на цикличность спиралевидного восприятия подавляет активное эго доминанты сознания, аккумулируя замкнутость гипертрофированного пространства в подсознание, воспроизводя эффект Демплера открытого и изученного мною еще в семидесятые годы. Последующее воздействие этого метода показали: развернутые релаксации демоплазмы способны принять разумную форму с помощью плаценты.

– Николай, – позвал санитара сквозь непрекращающийся монолог врач.

Явившийся мужик, подхватив подмышки вещавшего профессора, покинулкабинет.

– А с кем он сейчас разговаривал? – чуть заикаясь, отреагировал изумленный Иван.

– Ни с кем. Это наш пациент. Спрашивайте, что хотите, часами декламировать может. Специально для посетителей держим. Вот таким и ваш подопытный стать может. Психиатрия самая непознанная наука. Признать душу – значит, нам здесь делать нечего. А нет ее – тогда вообще страшно становится.

– Извините, Петр Дмитриевич, а вы пьете? – спросил Иван.

– В каком смысле? – удивился доктор.

– В прямом. Шампанское, коньяк, водку. Я к тому, может, вечером посидим.

– Да в принципе можно, – растерянно отозвался врач.

Уже почти все покинули заведение. Официант скучающим взглядом обвел редкие парочки, сидящие в полутемном зале ресторана. Горящая свеча в стеклянном колпаке бросала причудливые тени на лица сосредоточенных собеседников. В основном говорил плотный мужчина в очках, разгоряченный алкоголем, он с жаром жестикулировал.

– Пойми, если человека поместить в абсолютно темную и тихую комнату, его разум полностью отключится через несколько дней или недель. Он осознанно отрицает понимание реальности мира. Но при этом добровольный отказ от чувственного восприятия позволяет соприкоснуться с неведомым началом правящей силы. А если индивидуум предпочел злой путь следования, и момент контроля отсутствует, на поверхность вырывается все враждебное, до этого загнанное в темницу подсознания. Маниакальные убийцы, насильники признают, что не смогли справиться с губительным желанием. И если степень разрушающей зависимости берет верх над всем комплексом контроля, сознание выключает разумную действительность. Человек превращается в зверя. Но это происходит крайне редко, как правило, что-то заставляет не допускать подобного, толкая человека на самоубийство. С вашим клиентом мне ничего не понятно. После выхода из забвения он тут же впал в крайний суицид. Желание уйти из этого мира настолько сильно, что мы вынуждены держать его связанным. И потом, Иван, ты мужик нормальный, не подведешь, этим случаем сильные мира сего заинтересовались. Иностранные специалисты приезжали. С нами беседы приватные о секретности провели. Петр Дмитриевич, помолчав минуту, налил полную стопку коньяка. Выпив залпом, поморщился. Подумав, неожиданно выпалил: – Эх, была не была. Пакость какая-то происходит, а понять не могу. Это четвертый пассажир такой. Клиника болезни у всех одинаковая – ступорная, выводим тут же суицид. Боремся бесполезно, смерть. А главное, в редкие минуты откровения одно и тоже пишут. Более ничего, ни звука.

– А что, если не секрет? – подался вперед Иван.

Доктор схватил салфетку и, достав ручку, принялся старательно карябать. Передав бумагу собеседнику, вытер покрывшийся испариной лоб.

– Да здесь значки какие-то, – удивленно рассматривая написанное, пробормотал Иван.

– Во, во, никто понять не может, – устало отозвался доктор.

– Вы мне, Петр Дмитриевич, не могли бы лучше имена и фамилии пациентов написать.

– Нет. Даты, когда прибыли, пожалуйста, а инициалов не ведаю. И врач, склонившись к столу, резко проставил на бумаге колонку цифр.

Расстались почти друзьями. Иван, посадив в такси подвыпившего психиатра, на прощание дружески пожал руку.

Домой явился за полночь. Долго сидел на кухне, тупо рассматривая необычные каракули. Затем, пройдя в коридор, снял трубку телефона, набрав номер, долго ждал ответа. Услышав знакомый голос, извинился за столь поздний звонок. Только попытался пересказать услышанное в ресторане, как Андрей Степанович, тотчас же прервав, попросил через полчаса ждать во дворе. Зайдя в комнату, обнаружил лежащего на постели Бармалея. Хлопнув собаку по заднице, долго ловил спрятавшегося под кроватью пса. За всей процедурой нехотя наблюдал Леопольд, расположившийся на диване, но вскоре, потеряв интерес к происходящему, закрыл свои зеленые глаза и, развалившись, предался блаженству. Иван с трудом надел Бармалею ошейник и, прихватив куртку, покинул квартиру.