Ива Михаэль - Леди Шир

Но и дом Лео был не последним её пристанищем.

Вечером пришёл Эфраим, навьюченный в бараний тулуп, в скрипучих кожаных сапогах.

– Это что ещё за сооружение? – спросил он, хлопнув ладонью по дощатой стене, которую Лео и Марсель выстроили по совету Шир.

– Шир нам подсказала, – самодовольно сказал Лео и многозначительно посмотрел на Шир, надо ещё коврами забить, будет красиво и тепло.

– Ах, Шир, – проговорил Эфраим и пренебрежительно потрепал Шир за щеку, он сделал вид, что только сейчас заметил её, хотя Шир всё это время была рядом и первая вышла ему на встречу, когда он вошёл.

Шир отвернула лицо в сторону и отшатнулась, с ней давно никто так грубо не обращался, она вообще забыла о существовании Эфраима.

– Освоилась уже? – и Эфраим опять потянул руку к лицу Шир, но Лео перехватил его руку и превратил невежественный жест в дружеское рукопожатие.

– Садись за стол, брат, устрою тебе ужин, давно ты у меня не был.

– Давай, Шир, шевелись, – сказал Эфраим и щелкнул пальцами, – хозяева ужинать будут.

Лео виновато посмотрел на Шир, нелепо улыбнулся, как бы извиняясь за брата.

– Ты садись, давай, тулуп снимай, я сам всё принесу, у Шир и без нас работы хватает.

– Правильно, пусть работает, хлеб свой отрабатывает, – важно по-хозяйски сказал Эфраим, он сидел, откинувшись на спинку стула, выпятив живот и широко расставив ноги, – а то придётся её уволить как ту.

– О ком ты говоришь, брат? Никого я не увольнял, – торопливо сказал Лео и опять виновато посмотрел на Шир.

– Ну как же, помнишь, толстуха молодая?

– Так она ж сама ушла, замуж вышла, не понравилось её мужу, что она работает ночами.

– Да уж, – проговорил нараспев Эфраим и с ухмылкой посмотрел на Шир, – не пристало приличной женщине между столами задом вертеть по ночному заведению.

– И что на тебя нашло? – Лео придвинул стул и сел напротив брата так, чтоб заслонить собой Шир от его насмешливого взгляда. – И потом, у нас тут не ночное заведение – ресторан, люди приходят покушать. Расскажи лучше, как твои дела, когда пекарню открывать думаешь?

Эфраим махнул рукой.

– Оставь, много работы, заново строить надо, вот дождусь весны…

Марсель принёс бутылку домашней водки и блюдо с дымящимся варёным картофелем со шкварками.

– Здравствуй, дядька, вот вам для начала, чтоб согреться.

– Ага, Марсель, красавчик, вот ты где, хорошо выглядишь, – Эфраим и его щипнул за щёку, – а я уж думал – ты окончательно тут спился.

– Терпеть его не могу, – сказал Марсель Шир, когда вернулся с пустым подносом на кухню, – он зануда, пусть отец с ним сидит, а мы с тобой и сами управимся.

Впервые за всё время работы у Лео Шир почувствовала усталость. Ей захотелось домой, но где был её дом: здесь у Лео, где разорённый в щепки брат хозяина щёлкает ей в лицо пальцами или, может, в каморке над швейной мастерской, где святая добродетель холодом старается выжить её на улицу? «В каморке, – подумала Шир, там, в каморке на стене, оставался портрет Милоша, – хоть Милош и был варваром, но, пока я была с ним, мне не о чём было заботиться, я заботилась только о нём». Шир вдруг ощутила одиночество, потерю. Никогда ранее, как ей казалось, она этого так сильно не чувствовала. Шир захотелось в холодную каморку, где портрет Милоша, чтобы упасть на кровать и долго плакать. Теперь она снова видела его героем: сильным и добрым, крепостной стеной, ограждающей её от забот. Всё происходило само собой, сами собой появились деньги, а потом сам собой выстроился большой дом, в нём сами собой завелись слуги, и сам собой водился достаток. Милош был трудным человеком, его характер был резок и непредсказуем, но это единственное к чему надо было приноровиться. Понадобилось лишь время и терпение, чтобы научить его доверять, не ревновать и не подозревать. «И какая же глупая мысль водилась тогда в моей голове, что помышляла о свободе и позволила потерять Милоша?» – подумала Шир, с трудом сдерживая слёзы.

Её позвали. Эфраим, он крикнул бесцеремонно на весь зал:

– Шир, неси нам ещё водки!

Они оба с Лео были уже пьяны и теперь, перебивая друг друга, жаловались на жизнь.

– … Того, что зарабатываем летом, только и хватает на дрова зимой, – говорил Лео.

Шир поставила им на стол очередную бутылку водки и, не поднимая глаз, поспешила уйти.

– Сегодня домой пойду ночевать, – сказала она Марселю.

– Да что ты, Шир, он очень редко приходит, он скоро уйдёт, – Марсель сразу догадался, почему Шир хочет уйти. – Зачем ты вообще подошла к ним? Меня бы попросила. Ты только не уходи, они скоро разойдутся, я отца знаю, он много пить не может, скоро засыпать начнёт. Я сейчас дядьку выпровожу, а отца наверх спать отведу, и мы с тобой ужин устроим. Мне с тобой поговорить надо.

– Нет, Марсель, спасибо, – Шир печально улыбнулась, – мне хочется домой. Можно мне уйти сейчас?

– …И не нужно меня спрашивать, – сказал Марсель, он взял Шир за обе руки, и ему передалась та печать одиночества, что уже полностью охватила Шир. – Подожди минутку, я провожу тебя, минутку подожди, гостей уже не будет, а с этими двумя я потом разберусь, когда вернусь.

Они были уже у выхода, когда Эфраим догнал их, покачиваясь и шаркая ногами. Он бесцеремонно оттолкнул Марселя, обнял Шир, почти полностью повисая на ней, и, дыша ей в лицо перегаром от водки, сказал:

– Пойдём, дорогуша, я провожу тебя домой, молодым нас не понять, мы с тобой одно поколение, своё мы уже отжили, нам будет, о чём поговорить.

Марсель сжал кулаки и, если б Эфраим не был его дядькой, то Марсель бы его, конечно же, ударил, даже не смотря на то, что тот был его вдвое старше. Но Марсель покорно отошёл в сторону, он понимал, как противен был Шир пьяный невежественный Эфраим с отёкшим красным лицом. За те несколько месяцев, что Шир проработала в ресторане, Марсель понемногу учился понимать её. С раннего детства Марсель начал помогать родителям в ресторане и уже много лет простоял за барной стойкой, наблюдая за посетителями. Марселю было необходимо понимать настроение каждого вошедшего в ресторан, чтобы уметь быль приветливым и ненавязчивым; весёлым, но не насмешливым; услужливым, но не надоедливым. Лео по-отцовски жалел своего единственного сына и по-своему его любил, но во многом и не недооценивал. Лео даже не догадывался, какую важную роль исполняет Марсель в его деле, «недоумок» и «бездарь» Марсель, умеющий вовремя подбежать к посетителю с подносом и с широкой улыбкой, кого-то по-дружески похлопать по плечу, кому-то вежливо поклониться. Каждый новый человек, вошедший в зал, был для Марселя новым уроком, к которому Марсель подходил осторожно и аккуратно, стараясь усвоить всё до мельчайших деталей. Когда к отцу пришёл Эфраим, чтобы рассказать про Шир и выхлопотать для неё рабочее место в ресторане, Марсель был неподалёку и слышал их разговор. Эфраим говорил о Шир пренебрежительно, назвал её женщиной посредственной, но вполне подходящей для работы на кухне. Потом говорил, что очень жалеет её, и его бесконечно добрая душа не может позволить ему оставаться равнодушным. Сказал, что Шир вдова, что горе помутило ей рассудок, и она пустилась в распутство, за что теперь горько раскаивается. Лео был напрочь сбит с толку, но ему нужна была помощница, и он пообещал принять Шир на работу. Марсель пытался представить себе, какой должна быть эта Шир, он не слишком-то доверял своему дядьке и понимал, что многое сказанное им может быть неправдой. И вот на следующее утро пришла сама Шир. Она была совершенно другой, Марсель так и предполагал, что Шир будет чем-то совершенно иным, очень отличающемся от того образа, что он состроил за ночь в своей голове. Впервые заглянув ей в глаза, Марсель догадался, что Шир будет для него тем уроком, что ему и за всю жизнь не усвоить. Поначалу он упорно пытался не поддаваться её влиянию и продолжал вести привычный образ жизни, но делать это становилось всё труднее: то ли возраст давал о себе знать, то ли рядом с Шир было настолько спокойно и уютно, что уже совсем не хотелось никуда идти. Хотелось быть где-нибудь неподалёку от неё. Пусть она и занята своим делом, пусть даже спит, но на неё всегда можно посмотреть или даже просто глянуть украдкой на загадку-Шир, уютно спящую в своей постели. А ещё хотелось её удержать, чтобы она уже никуда не уходила и чтобы самому уже не надо было никуда выходить на поиски счастья. И пусть этот маленький уютный мир навсегда ограничится ресторанчиком отца и несколькими спаленками наверху. Марсель родился и вырос в маленьком мире, построенным его отцом, он не знал большой жизни, не знал и боялся её. Шир стала частью этого мира, не надо было ничего менять и начинать, всё уже само собой началось и поменялось. Марсель не представлял и представлять не хотел, что всё может быть по-другому. Накануне вечером он сказал отцу, что хочет жениться на Шир. Лео молча откупорил бутылку вина, достал из бульона ещё горячий кусок варёной говядины, медленно нарезал говядину на доске толстыми пластами, затем наполнил доверху вином два бокала и тихо сказал: