Ива Михаэль - Леди Шир

– Тебя мужчина искал, – громко и радостно сказал сторож так, чтоб и Эфраим его расслышал, – несколько раз приходил, интеллигентный, инженер, наверно.

Шир очнулась, как после забытья, по воздуху медленно кружился снег. Шир показалось, что она уже полжизни стоит так на лестнице за спиной у сторожа с ружьём. О ком говорил сторож, Шир не поняла и понимать не хотела. И чтобы там дальше не происходило в её жизни, Милош уже умер, и надо как-то дожить эту жизнь. Шир подумала, что теперь ей многое безразлично и даже то, что Эфраим назвал её «падшей женщиной».

– … Мужчины к ней ходят, – рычал Эфраим, – моему несчастному брату голову морочит. Но на кой чёрт ей старик, пацана соблазнить решила. Я сразу догадался, Марселя дурака захотела к рукам прибрать, а ему дурню и невдомёк, что наша Шир у себя инженера принимает.

Шир безучастно смотрела на Эфраима, как в театре смотрят на плохого актёра. Сторож выстрелил в воздух. Хлопнул сухой выстрел. Шир вздрогнула. Эфраим от неожиданности повалился на землю.

– Ага, работает, моя девочка! – радостно закричал сторож. – Мы с ней всю войну прошли.

Сторож поднёс ружьё к губам и поцеловал ствол. Похоже, он совсем забыл про Шир, глаза его горели из под наморщенных век, лицо напряглось, обострилось.

– Ползи отсюда, мразь, пристрелю ведь, точно тебе говорю.

Эфраим, не поднимаясь с земли, стал пятиться назад так, как будто его и впрямь подстрелили.

– Сучье племя, – ругался он, но уже значительно тише, – в тюрьму засажу, вы сожгли мою пекарню, завистники проклятые…

Эти двое нашли себе занятие: Эфраим, отталкиваясь пятками, старался отползти подальше от «сумасшедшего старика», а «сумасшедший старик» преследовал его, как затравленного зайца, держа на прицеле. Даже для неба нашлось дело: сыпать снегом. Только Шир бесполезно стояла на лестнице и с тоскливым безразличием наблюдала за сценой охотника и его жертвы. «И как могло это случиться? – думала Шир, она задавала себе вопросы, на которые вовсе не собиралась отвечать. – И что же я сделала не так, в какой момент ошиблась, почему моя жизнь покатилась к чёрту, и где теперь, интересно, мой дом, в этой стылой конуре или у добродетеля Лео?»

Шир вспомнила про ключ. «Будет смешно, если забыла его в ресторане», – подумала она и опустила руку в карман, ключ был в кармане. Шир поднялась по лестнице к своей двери и засунула ключ в замочную скважину. Замок уже наполовину проржавел, но таки открылся, хоть и с жутким скрежетом. Шир замкнула дверь изнутри и, не раздевшись и даже не сняв обуви, залезла под одеяло и укрылась с головой, ей не хотелось видеть то, что теперь окружало её. Ни повисшее на стуле монашеское платье, ни сундук с её вещами, ни портрет умершего Милоша на стене. Ей хотелось уснуть, чтобы прекратить думать, но сон не приходил, пришли они – воспоминания.

Было это лет пятнадцать-двадцать назад. Милош едва оправился от болезни, которая чуть не убила его, но долго оставаться в постели он не мог. Он заставил выбрить себе лицо, и во время этого занятия он то и дело вертелся и давал указания, за что был трижды порезан брадобреем. До дома оставалось несколько недель пути, но осенние дожди и неожиданный снег размыли дороги, и, наверно, придётся ждать первых заморозков в лагере под хутором. Молодые кони били землю копытами от голода. Но долго оставаться в лагере было нельзя: кони могли погибнуть, и тогда весь труд пропадёт даром. Казалось, что в лагере все чем-то заняты очень важным, только Шир не находила себе дела. Милош носился верхом на черной кобыле. Он был очень худым, измождённым болезнью, но глаза его горели стальным блеском. Он что-то постоянно кричал, жестикулировал руками. Шир наблюдала за ним и повторяла себе: «Теперь это мой муж». В лагере к Шир никто не подходил, кроме старшего брата Милоша и их старика отца. Они пытались с ней говорить, но Шир их почти не понимала. Все другие люди, Шир ещё не разобралась, кем они были, обходили её стороной, опуская голову. В лагере были только мужчины.

Весь день Шир просидела одна возле их шалаша, наблюдая за Милошем, но потом и он исчез на своей смоляной кобыле. После полудня пришёл старик, он принёс Шир свежего сыра с хутора, хлеба и овощной отвар, похожий на суп. Она ела сыр с хлебом, запивала отваром, а старик с благоговением смотрел на неё и бормотал себе под нос непонятные слова. К вечеру появился Милош и с ним какие-то люди. В лагере засуетились: заложили костры, сдвинули наскоро сбитые дощатые столы, стали готовиться к ужину. Шир сочла для себя необходимым помочь накрывать на стол. Милош уже сидел с гостями за пустым столом, они оживлённо говорили. Милош показывал альбом с записями и с зарисовками лошадей. Гости были такими же варварами, как и сам Милош, и, когда Шир подошла с подносом к столу, один из гостей что-то сказал ей и потянулся к ней двумя руками. Но не успела Шир понять, что происходит, как Милош вскочил, схватил гостя за грудки, стал трясти его, хлопать ладонями по щекам и что-то кричать. Лицо Милоша оскалилось и сделалось красным, подбежал брат Милоша, он разнял их. Ошалевший гость плюхнулся на своё место, как наполовину опорожнённый мешок, а Милош схватил Шир за локоть и отвёл в шалаш.

– Зачем подавать стала? – кричал Милош, стоя, согнувшись в шалаше и глядя на Шир сверху вниз. – Ты не прислужница, а хочешь со мной сидеть – лицо накрывай.

Шир осталась в шалаше одна, она сидела в оцепенении, пытаясь понять, что произошло. Милош впервые кричал на неё, Шир уже слышала, как он кричит на других, но надеялась, что эта участь обойдёт её стороной. В шалаш осторожно заглянул брат Милоша, он подал Шир сложенный отрез материи и показал руками, что этим она может накрыть лицо. Временами у Шир уже начинало получаться чувствовать себя частью происходящего, но иногда всё опять оборачивалось сумбурным сном, от которого ей никак не получается пробудиться.

В лагере всё ещё шумели, слышны были голоса, смех, стрельба холостыми (надеялась Шир) в воздух. Шир сидела в палатке в темноте, полностью накрытая покрывалом. Вошёл Милош:

– Ангел мой, ты ещё не уснула? – шёпотом спросил он.

– Ещё нет, – тихо ответила Шир.

– Устал я от них, будем уже спать.

Милош зажёг оплывшую свечу, что была прилеплена воском на поставленных один на другой сундуках.

– Зачем сидишь с покрывалом, не нужно этого? – сказал он и стащил с Шир густую вуаль, которая полностью закрывала её лицо. – Прости, пожалуйста, что кричал, просто разозлился, ненавижу таких, что на чужих жён смотрят. Тут в степи волчьи законы, мужчины долго без женщин, становятся дикие.

Милош присел возле Шир, положил ей голову на колени и обхватил её ноги.

– Не бойся меня, я не какой-то зверь.

– А я и не боюсь, – сказала Шир, она опять начинала чувствовать, что всё происходящее, происходит именно с ней, – просто я не поняла, что сказал тот человек.