Вера Маленькая - Однажды в Коктебеле. сборник

У любовника злость во взгляде. Не достала денег. Не помогла. Красивый, стройный. Что же он так орет? Она ведь ему ничего не должна, ничего не обещала. Не хочет ее больше видеть? Да и не надо. Он всего лишь партнер по роли. Мужчина для имиджа! Был… Хотя могла бы помочь, могла. Муж о машине и слышать не хочет. Ольга только осторожно намекнула и замолчала. И, правда, какая машина, если ему не платят? Она бы выкрутилась, но лучше не рисковать, а деньги вернуть. Азарт закончился. Надо пожить спокойно. До новой навязчивой мысли. Но приснится тот пруд. Без кувшинок, заросший тиной. И учительница! Стоит на берегу, смеется и зовет Олю, зовет, а она убежать не может. Прыгнула бы в пруд, уплыла, спряталась в ивах, только учительница за руку крепко держит.

– Ты что, Оленька? – всполошится муж, – плачешь во сне, кричишь.

– Кошмар приснился, – ответит она, – ты спи, Игорь. Я на балкон, подышу. Они придут на балкон, муж и дочка, обнимут, погладят и Ольга подумает, что вот только эти родные люди и есть не роль. Настоящее! Все остальное, словно из чужой жизни. Даже подруга, а мамочки уже нет… Дочка беленькая, с веснушками. Веселая. Утреннее солнышко! Артисткой Ольгу называет, стоит только запеть, а поет хорошо, душевно. Голос красивый и сильный. Артисткой называет. И не знает, как это больно. Не сбылось же.

Не сбылось! Чуть психопаткой не стала, людей стыдилась. Казалось, что только на нее, уродину, смотрят и знают, знают об учительнице. Вот купить пистолет, покупают же где – то, и пристрелить эту гадину. Пристрелить! Желание агрессивно, острое. Ольга понимает – не роль. Боль, которая все извратила. Найти гадину эту… Да, куда она могла деться? В той же, наверное, школе.

Через неделю узнает – в той же. Не роль! Взбаламутил тот сон, растревожил. Страха нет. Вместо пистолета охотничье ружье мужа. И билет на поезд уже куплен. Будь что будет. Только вот деньги надо вернуть Владимиру. Владимиром зовут этого мужика. Офис на соседней улице.

– Не потребовались? – удивляется он, – а что так? Если машина ушла, так это ерунда. Другую найти несложно. Может, и ты мне однажды поможешь. Наслышан уже, юрист ты грамотный.

Ольге вдруг хочется выпить водки. Он наливает. Рука у нее дрожит. Стакан падает на пол. Жесткое: «Рассказывай!» И она расскажет. Все! О том, что пристрелить хочется, тоже.

– Тебе, Оля, сейчас чего не хватает в жизни? – спросит он так проникновенно, словно дружны сто лет, – с мужем мир и любовь, дочка, работа престижная, квартира хорошая, одета с иголочки, эффектная, молодая. Я вот к тебе проникся. Что не сбылось, как у женщины? Оргазма нет?

– Есть, – всхлипнет она, – с мужем.

– Других и не надо, – улыбнется он, – а ты страдаешь. Учительница извращенка, конечно, но забыть пора, а вот выговориться давно надо было. Неоконченные дела детства, так кажется. Хочешь, с хорошим психологом познакомлю?

– Ничего ты не понял, – раскричится она и хлопнет дверью. И через несколько дней сядет в поезд. Ружье не возьмет. С ним можно приехать в другой раз. Сначала посмотреть в глаза.

Здание школы почернело, облезла краска, выбиты стекла. Сгорел дом, в котором жили молодые учителя. И пруд зарос тиной. Только несколько кувшинок скромно цветут там, где когда – то купалась. До деревни от школы недалеко. Вот и дом, в котором они с мамой жили. Родной и чужой, потому что продан, но ее должны помнить. Интересно, сохранилось ли старинное зеркало? Зеркало, которое знало все о ее мечтах, в котором отражалось веселое, озорное лицо в конопушках. Оно видело, как она играла Наташу Ростову, Джульетту… Ему нравилось!

– Оленька, – узнает хозяйка, – красавица. Не изменилась совсем, только веснушек нет. Изросла!

Ольга останется до утра. Вечером соседки придут, поахают, похвалят, вспомнят, что в артистки хотела. Не получилось? Да и ладно. Главное, чтобы семья была. О заботах своих расскажут, о школе, учителях.

– Молодая была, с черной косой. Эта где? – спросит, скрывая волнение.

Как они о ней уважительно! Директор школы, подумать только. Но она с ней разберется. Завтра… Лето, школа закрыта, значит дома.

Полная женщина полет грядки. Ноги в венах. Лицо отечное. Короткая стрижка, седые пряди. Ольга называет имя учительницы, просит пригласить. Она же не перепутала дом.

– Слушаю вас, – говорит женщина.

У Ольги перед глазами другое лицо. И в мыслях не было, что оно может быть другим, старым. Сколько ей? Сорок пять, пятьдесят? Она ведь хотела плюнуть в глаза той, красивой, молодой и бесстыжей! У этой глаза усталые, хотя и в пятьдесят еще можно быть молодой.

– Я ошиблась, – говорит Ольга.

Какая месть? Какое ружье? Они смотрят друг на друга, цветущая, яркая Ольга и учительница, которую безжалостно не пощадило время. В усталых глазах мелькает любопытство, изумление, но Ольга уже уходит. Уходит быстро. И долго еще сидит у пруда. Не сбылось и уже не сбудется. Прощайте, прощайте, Наташа Ростова Офелия, Дульсинея и Анна Каренина! Давно поняла, не «уродина конопатая» было самым страшным. Они со сверстниками обзывали друг друга грубей, а через минуту уже смеялись. Мир пошатнулся, когда учительница сказала: «Поцелуй». Когда захлестнула волна стыда, растерянности и страха. Все сплелось в ядовитый клубок, который не смогли распутать даже любовь, даже семья. Все отравляло и жалило. Теперь – то она знает, травма психологическая. Мамочка бедная плакала, не понимая, что происходит. Мамочка, которая так рано ушла. Лучше бы она тогда рассказала и все бы сложилось иначе, без навязчивый идей.

Горят щеки, как же они горят! И сердце стучит у горла. Надо раздеться, зайти в воду, раздвинуть зеленую тину, умыться, добраться до кувшинок. Она здесь одна, нет никакой учительницы. Неееееееет! А, может, и не было. Сон, сон, сон! Разбудил бы кто… Пиявки липнут к телу, вода затхлая. Ее тошнит. И вдруг вспоминается муж. Когда у нее проблемы, он говорит: «Остынь, Оленька. Ничто не стоит твоих страданий». Говорит и целует ее шею. Остыть надо. Зачем она только сюда поехала?

Рядом останавливается машина. Ольга вздрагивает от неожиданности. Голос знакомый. Владимир!

– С тобой не соскучишься. Вспомнил, что пристрелить грозилась. Отчаянная! Мало ли. Едва эту деревеньку нашли.

– Я тебе кто? – кричит она, – чего заботишься? Вот утону сейчас в этом вонючем пруду.

– Не каждый день мне душу открывают, – отвечает он спокойно, – ответственность появляется. Вылезай из пруда, вся в тине и пиявках. Артистка!

Он отдерет пиявок, обольет чистой водой из бутылок, разотрет махровым полотенцем, оденет, заставит выпить чаю из термоса, а в машине тихо скажет: «Оля, я тебе, никто, но ты послушай. Не сбылось, только жизнь продолжается. И у меня не сбылось. Девушку любимую потерял, военным не стал. Смириться надо. И сделать все, чтобы у дочки сбылось, а надрыв пройдет».